Я убираю руку из-под ее. Ощущаю пепельное разочарование. Ева не виновата…
— Тебе не за что просить прощение. Я виноват во всем.
— Ты не виноват, Рэй. Не говори так!
Меня душат слезы, и я выговариваюсь Еве, как когда-то делал Мириам:
— А кто тогда? Кто понесет наказание за произошедшее? Я собственноручно опустил факел. Ты понимаешь? Я ее сжег! А она пыталась мне сказать о своих планах. Я не понял! Дурак, не хотел слушать. Испугался! И вот что теперь? Если бы она сказала, я бы всё понял и не пустил бы ее никуда!
— Если бы, Рэй. Этих «если бы» миллион! И каждое меняет будущее ежесекундно! Ты стойко ищешь виноватого, хочешь мести, но его нет. Впервые нет, Рэй! Нет второго Савова, нет второй Мириам. Мелани сама решила это сделать. Понимаешь? Сама! И ты не хочешь полностью осознать это.
— Тогда скажи мне, почему она это сделала? — Я вскакиваю из-за стола, меня всего трясет. И кажется, плачу.
— Она это сделала ради сестры и Кевина.
— Ради сестры? Варвары? — Я удивлен. Нет, я обескуражен ответом. Даже замираю, шокировано смотря на Еву.
— Да. Варвара ждет ребенка от Кевина, Мелани посчитала, что не имеет права отнимать отца у младенца. Ну, еще она говорила про муки совести, что не сможет жить, осознавая, что лишила сестру и ее ребенка Кевина.
У меня подкашиваются ноги и я бухаюсь обратно на стул. Наконец-то найден ответ на эту головоломку. Но, черт возьми, это не то, что я ожидал! Вместо облегчения, я ничего не чувствую, будто включатель не сработал и я продолжаю стоять в темноте.
— А Кевин знает?
— О чем?
— Что Варвара беременна?
— Нет. Мы ничего ему не говорили. С ним всё сложно. Сейчас вообще, как пророк, я не могу сказать, что будет завтра.
— Почему?
— Ну, во-первых, опять идут непонятные картинки, несвязанные между собой, будущее меняется с невероятной скоростью. Да и Кевин с его случайными всплесками тоже сбивает с толку. — Ева трет лоб, будто голова разболелась, но я не чувствую боли. Просто жест озабоченности. — Не знаю, имею ли право это говорить, но я вижу вот это.
Она хватает меня за руку, и уши внезапно закладывает, ощущение, что я резко быстро падаю куда-то, содержимое моего желудка аж ухает вниз, и поднимается волна тошноты. Перед глазами встает картинка: я стою в лучах закатного солнца и разговариваю с… Мелани?
И снова меня «выдергивает». В ту же секунду я уже сижу за столом на кухне и пытаюсь справиться с накатывающей тошнотой, что даже проступает холодный пот.
— Что это было? — Я жмурюсь и тру глаза. В ушах стучит.
— Мой дар. Я расширила его. Могу, как Ной, транслировать видения. Правда, получается жестко. Всем плохо. Ты вдыхай глубоко и выдыхай медленно, через пару секунд всё пройдет.
Ева заботливо подводит меня к раковине, чтобы умыться. Холодная вода приводит в чувство.
— Ух! Как будто с высоты скинули! — Я резко выдыхаю, чувствуя облегчение.
— Стеф бесится, когда я так делаю.
— Я понимаю его! Если бы не так резко, то было бы еще терпимо. А так — ощущение, что я в лобовую атаку пошел!
Ева смеется, но потом снова становится серьезной.
— Итак, ты разглядел его?
— Кого? Себя?
— Видение, дурачина!
— Да. Там был я и… еще кто-то. — Я отвожу глаза в сторону, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Это была Мелани.
— Ева! Она мертва! Скорее всего, я разговаривал с Варварой. То есть буду говорить с ней. Они очень похожи внешне…
Сам говорю и не верю. В видении девушка была очень похожа на Мелани. Варвара другая.
Я чувствую, как руки Евы ложатся мне на плечи, и она обнимает меня. Объятия просты, неэмоциональны: просто замерли, сцепившись друг с другом, но так хорошо.
— Вот стоит мне отлучиться, а ее уже другой тискает! — Стефан ворвался в кухню полностью одетый: то ли с улицы пришел, то ли уходить собирался.
Я размыкаю объятия и умоляюще смотрю на Валльде:
— Можно я его ударю? А? Ева, разреши! Хотя бы разочек!
— Нет, Рэй. Не могу. А на ком я тогда свой дар буду отрабатывать?
За спиной слышится мученический стон.
— Ненавижу твой дар, Ева. — Клаусснер плюхается на стул и начинает мне жаловаться: — Она издевается надо мной! Ты представляешь, каково это, когда тебя выкидывают в грядущее?
— Только что испытал. — Я смеюсь над горюющим Стефом.
— А вот представь, я по два-три раза в день это испытываю. Да мне в космонавты уже пора! В летчики-испытатели! Такие нагрузки на организм.
— Не жалуйся. — Ева подходит к нему и целует, после чего что-то шепчет ему на ухо, отчего у Стефана тут же начинают блестеть глаза, а на лице расплывается кривая непристойная улыбка, и уходит из кухни. Понятно без слов. Я отворачиваюсь и сажусь пить свой кофе.
— Ты чего сидишь? Допивай и пошли!
— Куда? — Я удивленно таращусь на Стефа.
— За жратвой от Лауры. Нам надо забрать заказ из Италии и притащить сюда.
— Так много?
— Я как понял, Лаура не скупилась. Говорят, там вина только два ящика.
Я вздыхаю. Ну что же, это отвлечет хотя бы.
Зал был украшен еловыми ароматными ветками и гирляндами, повсюду горели свечи. Мы были одеты в дорогие костюмы, как на выход в свет. Ева и Реджина разбавляли нашу мужскую компанию, блистая своей красотой и околдовывая своими женскими чарами: вечерние платья, прически, макияж, соблазнительный аромат духов, голые коленки, тонкие запястья, изящные грациозные шеи с колье — потрясающе! Посторонний незнающий наблюдатель назвал бы нас элитой. Мы умеем выглядеть внушительно и дорого, но почти у каждого все это приобретенное, мало кто из нас знал в детстве достаток в еде и деньгах. Я тоже надел свой дорогой прошлогодний костюм. Вообще-то, как ввела традицию Мириам, я каждое Рождество покупал новый, обязательно баснословно дорогой и с громким именем на бирке, но не в этом году. И я был такой не один, кто нарушил эту традицию. Кевин тоже был одет в старое, но выглядел еще более отстранённо и небрежно, чем я. Он стоял одинокой фигурой возле камина, держась особняком от всех остальных. Мы оба были чужие на этом празднике. Я постоянно кидал взгляды в его сторону, Ганн же молча стоял и пил шампанское, уткнувшись себе под ноги. Кевин уже не смеялся, веселя всех своими остротами, не был галантным и душой компании. Он словно извинялся за свое присутствие здесь и боялся меня. Я же смотрел на него и думал о том, что этот человек должен быть мертв. Мелани крутанула колесо фортуны в его сторону ради того, чтобы он стал отцом ребенку, о котором еще даже не знает. Но возникает вопрос: а будет ли? Стоило ли жертвовать?
Реджина тут же шикает на меня через ведьмин зов, чтобы не смел об этом говорить ему, что придет время, и она сама откроет Ганну правду. А я и не спорил, сидел в углу дивана и тихо нажирался шампанским.
— Я хочу произнести тост. — Артур галантно вышел вперед. Все присутствующие обратили на него свое внимание и затихли. — Вот промчался еще один год. Тяжелый, безумный и невероятно испытывающий нас. Судьба за это время столько раз грозила нам смертью. Еще никогда Саббат не был столь уязвим. Но благодаря Богу и его планам на нас, а еще талантливому стратегу — моей сестре Реджине, — все обращают внимание на царственную Хелмак, которая стоит поблескивая своими бриллиантами в свете свечей, — мы продолжаем существовать, радоваться жизни полным составом, которым и были в прошлом году. Реджина, этот бокал я хочу выпить за тебя!
Все поднимают в ее честь шампанское и выпивают. Я снова кошусь на Ганна и наши взгляды встречаются, понимаю, что мы сейчас думаем об одном и том же: то, что для всех кажется счастливым концом, мой и его финал остается открытым — либо драма, либо трагедия.
Этот год действительно изменил Саббат — он сломал нас, покорежил, у кого-то отросли когти и зубы, а у кого-то беспомощность в теле.
— Я хочу поделиться радостными новостями. — Реджина выходит вперед взамен Артура и торжественным голосом она обращается к шестерым, как к толпе в этой огромной холодной зале: — Во-первых, я хочу поздравить Еву и Стефана, что они наконец-то решили пожениться. Мы долго этого ждали и вот свершилось!