Меня и до этого разговора съедала тревога, что с нами дальше будет, теперь же, подозревала, не смогла бы заснуть. А некоторые из женщин уже спали – об этом сказал разноголосый храп. Некто громко так и басовито выводил рулады, а кто-то совсем тонко. И еще расслышала чей-то плач. Да, мне тоже хотелось, хоть как получить разрядку многодневного напряжения, особенно перед завтрашним тяжелым днем, но попробуй, расслабься в такой обстановке. А еще одежда мокрая липла к телу, по сараю же гуляли сквозняки. И что было делать с ознобом?

– Инга? Ты раздеться не хочешь? – долетел из темноты голос Арты. – У меня вот есть такое желание, да одной боязно. Поддержишь?

– Давай, – кивнула головой, хоть и знала, что подруга этого не увидит. – Еще бы одежду, куда развесить, чтобы к утру просохла.

– Надо мной есть низкая балка. Достанешь? Ты из нас двоих много выше.

Я действительно оказалась выше многих пленниц, не самой высокой, но все же. А еще отличалась худобой. Хотя я бы назвала свое телосложение хрупкой стройностью. И это из-за тонкой аристократической кости. А крестьянские дочери были сложены иначе, крепче, что ли. В любом случае я снова выделялась. Поэтому решила, что чуть свет мне бы лучше одеться, пока никто не приметит белой кожи и тонких запястий. Пока же, стянула через голову и рясу и нижнюю рубашку, как следует, их отжала и развесила рядом с кофтой и юбкой Арты. Потом завернулась в пустой мешок и улеглась. Долго так смотрела на звездное небо в проломе крыши сарая, перебирая в памяти минувшие события и хмурясь, но потом сон все же сморил и меня.

– Инга! Проснись! Кому говорю? – прогнал от меня крепкий сон все же не голос Арты, а ее хватка за плечо. – Сейчас уже из сарая начнут выводить, а ты все дрыхнешь…

Приподнялась с лежанки и обвела всех взглядом. Да, женщины, как одна, проснулись и приводили себя в порядок: кто-то пятерней расчесывал волосы, другие успели заплести косы. Некоторые же пленницы толпились около дверей…

– Что они там высматривают? – спросила у своей словоохотливой подружки, застегивающей кофточку, а сама потянулась за нижней сорочкой.

Вот же, хотела встать раньше, а получилось, что одевалась последней. Это называлось быть, как все? Но, слава богине, в мою сторону никто не смотрел. Или… почти никто.

– Прошел слух, что хозяин прискакал, по ихнему «эрл», вот и переполошились. Многим захотелось взглянуть на того, кто станет вершить наши судьбы. Но ты мне другое, девонька, скажи, откуда у бедной монашки такие кружева на нижней рубашке?

Она указала не только подбородком, но и пальцем, на отделку горловины и подола сорочки, что спешно натягивала на себя. Признаюсь, этот вопрос, как и пристальный взгляд в глаза, моментально заставил занервничать. Вот же я… дуреха! Забыла, что моя прежняя одежда, хоть и самая нижняя рубаха, разительно отличается от крестьянской. И еще хорошо, что она теперь уже не была белоснежной, как прежде, а изрядно запачкалась за время пути и от этого посерела.

– А… а у нас было принято в свободное от молитв время заниматься рукоделием. Старшая монахиня славилась за искусство плетения кружев, и нас научила… того, кто хотел. У меня получалось неплохо… – я спешно натягивала поверх той рубашки монашескую тогу, чтобы она скрыла и богатое кружево, и вышивку, и прикрыло тонкую дорогую ткань.

Но Арта успела ухватить за подол и потянуть его на себя, чтобы лучше рассмотреть.

– Тонкая работа. Видно, много часов ты на нее угрохала. Но вот ткань… мой Нил продавал такую за три золотника!..

– На праздник богини Рукпи особо примерным сестрам настоятельницей было даровано по небольшому отрезу… А ты эрла уже видела? Какой он? – решила, что лучше бы сменить тему и постараться подругу отвлечь.

– Откуда?! Эти гусыни дверь облепили и не отходят. Но погоди… вроде, идет кто-то. Сейчас, скорее всего нас выведут на площадь и начнут осматривать. Ты это… не дергайся там, ладно? Принимай все, как есть. Подумай сама, что толку теперь убиваться, да?

Она что, так пыталась меня успокоить? Или я производила впечатление девицы, склонной к истерикам? В любом случае, спасибо Арте, конечно, но завывать и творить глупости не собиралась. Во всяком случае, мне так казалось.

– Но, если что, смекалку-то имей, что выгодно тебе, а что нет.

– Это как? Что имеешь в виду?

– Кто его знает… мало ли… – пожимала толстушка плечами. – И держись рядом со мной. Я все же их речь понимаю…

Вот тут двери сарая и распахнулись.

– Выходить по одной! – рявкнул бородатый детина и тут же скривил и без того безобразную, покрытую шрамами рожу, когда женщины как вывалились в раскрытые двери. – Оглохли?! По одной, сказал!

Далее шли ругательства, так поняла. И вообще ангрийцы с нами не церемонились. Если что-то сделал не так, можно было запросто получить по спине плетью. Той самой, которой охаживают упертую лошадь. Но главное, они перестали теперь говорить на нашем языке. Ранее худо-бедно, коверкая дартийские слова, но высказывали свои требования понятно. Теперь же, как отрезало, не считали нужным напрягать себя чужим языком, принялись горланить свои рычащие слова или же предпочитали объясняться жестами. А вот наказывали непонятливых пленниц с огромным удовольствием. Там и тут со свистом рассекала воздух кожаная плетка, и раздавались глухие вскрики пострадавших. Вот поэтому я, не медля, пристроилась в хвост вереницы женщин, потянувшейся на площадь усадьбы эрла.

– Помни, что сказала, Инга, и держись все время рядом, – пошла поблизости Арта. – Хоть сколько, понимаю по-ихнему, подскажу, если что.

А на дворе я отметила перемены. В первую очередь в глаза бросилась большая куча добра. Это было все то, что везлось на телегах, и, похоже, к тому имуществу еще добавилось столько же. Никак, ночью или под утро еще один обоз с барахлом пригнали. А потом, видно, вывалили все прямо на площадке, выложенной камнем, что возле колодца.

– О, награбленного прибавилось, – подтвердила мою догадку подруга.

Но еще на широком крыльце перед входом в дом эрла увидала установленные в ряд кресла. Массивные, с широкими резными подлокотниками, устланные шкурами волков. Насчитала таких пять штук, и они очень походили на троны.

– Сейчас эти ироды устроят раздачу награды, а особо знатных господ, наблюдающих за церемонией, устроят с удобствами, – кивнула Арта головой в сторону кресел. – На центральное место, так понимаю, усядется сам эрл. О, смотри, вот они к крыльцу потянулись.

И действительно, из главного дома вышли четверо неизвестных нам ангрийцев и направились к стульям. Все почтенного возраста, но крепкие и осанистые, заняли места, оставив свободным центральное кресло.

– И где же эрл? Без него же раздачу награды воинам не начнут…

Пока стоящая рядом Арта всматривалась и искала главаря ангрийцев, я обвела взглядом весь двор. На нем действительно было полно варварских воинов, много больше, чем прибыло с нашим обозом. Все такие же полуголые, но и другие. В чем же дело? Что в них изменилось?

Ну, конечно! Они отмылись, это явно. Переоделись в чистые штаны, на предплечьях мужиков красовались теперь какие-то сложного плетения наручни, и на некоторых были надеты или жилетки, или что-то вроде рубах-распашонок с огромным растянутым воротом, расшитым цветными нитками. Красавцы, да и только, тьфу ты! А еще дикари изменили прически, те, у кого были волосы. Дело в том, что многие ангрийцы головы брили. Совсем или частично, кто больше, а кто меньше. И голые участки кожи были сплошь испещрены татуировками. Эти мужланы расписывали себя композициями из ломаных линий, получалось устрашающе и даже зловеще, а они, скорее всего, считали этот темно-синий орнамент красивым. Так вот, в это утро воины развязали свои конские хвосты и расплели тугие косы.

У кого-то распущенные волосы были совсем короткими, едва доходили до плеч, а у некоторых опускались ниже лопаток, чуть ни до поясницы. Густым светлым локонам некоторых варваров могли бы позавидовать и женщины, наверное, вот только меня это не трогало, а скорее даже раздражало. Ишь, петухи перья распустили! Красуются они, изверги! И еще, по всему, у дикарей было отличное настроение, и все находились в предвкушении. А как же! Добычу же награбленную делить готовились, вон, как чуть ни пританцовывали на месте.