От подобных мыслей чуть ни подавилась слюной. Когда я в последний раз ела? Получалось, что более суток, много больше, и то был лишь спешный перекус, ведь замок осаждали враги. Если не поела бы сейчас, хоть чего, могла растерять последние силы. А без них, на что стала бы годна? Так и до Ангрии не доехать, не говоря уж про осуществление плана мести. Выходило, хочешь – не хочешь, а надо было выживать дальше. И вот тут к нам подошел один из воинов, и в руках его увидала три краюхи хлеба. Не утруждая себя дележкой, он просто кинул первую в ближнюю к нему телегу и пошел к следующей. Что там началось! Голодные женщины чуть не поубивали друг друга за тот хлеб. То же самое случилось и во второй повозке. И я заподозрила, что вовсе не всем сегодня случится поесть. Но чтобы не допустить такого в своей телеге, решила постараться самой первой поймать краюху.
Собрала силы и волю в кулак, и у меня все вышло, как задумала. Собранность и стремительность не раз выручала в жизни, а сегодня позволили установить в нашей женской ватаге равенство и справедливость. Именно я поймала хлеб и, не смотря на тычки по ногам, удары по рукам и дерганье моей одежды, уже не выпустила ее из рук, пока не разделила на равные части. Вот только никто не поблагодарил за еду, а подруги по плену косились чуть ни волками, пока не сжевали те порции. Ну и Боги с ними, я все сделала по совести. А еще было важно, что и мой живот получил еду. Правда, он продолжал урчать, и чувство голода лишь чуть притупилось, и подозревала, что завтрака стану ждать с не меньшим нетерпением, чем ужина.
А потом конвоиры решили ослабить путы на ногах. Я-то думала, совсем освободят от веревок, чтобы могли сходить в кусты, к примеру, да и спать отправиться в какую-то одну на всех женщин палатку. Но нет, они только удлинили нам веревки. И куда деваться на такой привязи? И как же представляли себе оправление нужды? Я недоумевала, а эти мужланы стали кивать на днища телег. Это что, они хотели, чтобы мы под них забрались? Выходило, что так. Собак хозяева на ночь спускают сбегать по своим делам, а нас… что бы им пусто было, этим нелюдям!
Но главное испытание, как оказалось, было еще впереди. И заключалось оно не в брезгливости, проснувшейся, когда волей-неволей пришлось лезть под повозку. Не в том, что нас начало крючить от запаха сварившейся сытной каши, и глаза приходилось закрыть, чтобы не видеть, как она с кусками вареного мяса исчезали в глотках варваров. Нас стала мучить жажда. Одна из женщин с соседней телеги не выдержала первой и попросила воды. На что стражник мерзко загоготал и указал ей на струи дождя. Понятно? Ловите, мол, как хотите, свое питье. Вон, сколько вокруг воды… Мои пальцы от этого его смеха непроизвольно сжали рукоять кинжала. Да, я снова могла до него добраться, но из сена пока не вынула. Очень хотелось разрезать веревку на ногах, дождаться, когда все уснут, да и пуститься в бега. Прирезать кого-то из ангрийцев тоже была большая охота, но толку? Только обнаружила бы себя. Нет уж, я решила дождаться встречи с их главарем. Вот тогда бы решилась на убийство. Пусть, сама бы при этом погибла, но отомстила бы за отца. И вот же точно верила, что такой шанс мне представится. Поэтому, наверное, смогла успокоиться и даже попыталась заснуть.
Чтобы хоть как справиться с холодом, постаралась зарыться глубже в сено. Помогло мало. Свернулась тугим комком, подтянув согнутые колени к самому подбородку, но дрожь все равно сотрясала, да еще зубы выбивали дробь. Вот так лежала и с силой сжимала веки, молясь Рукпи и прося даровать, если не сон, то хоть забытье. И только богиня надо мной смилостивилась, и я смогла чуть задремать, как в ближней к кострам телеге случился переполох.
Дрема слетела моментально, как только расслышала женский визг. Еще не вернувшись окончательно в действительность, уже сгруппировалась и крепко сжала рукоять кинжала. Окажись рядом стражник, могла бы и засветить свое оружие, но, к счастью, такого не случилось, да и все чужие взгляды были устремлены в сторону визжащей девчонки. Ее тянул за руку к палатке какой-то ангриец. И мне показалось, я ее узнала. Вроде бы, она была дочерью помощницы нашей кухарки. Если не ошибалась, ее выдали замуж несколько месяцев назад за фермера. Видно, бедняжка приехала навестить мать, когда на замок напали, вот и попала в плен. Хотя, кто его знал, лучше ли было бы, окажись она в доме мужа, при нашествии этих захватчиков, или нет?
– Мужики наелись, напились и захотели развлечься… – пропыхтела неподалеку пухлая такая особа лет на семь-девять старше меня. – Теперь только держись наша сестра – эта молодуха, думается мне, лишь первая ласточка.
Услышавшие ее женщины переглянулись и постарались скорее спрятаться за бортом повозки. Я тоже захотела стать более незаметной. Закопалась чуть ни с головой в сено, и даже дыхание постаралась придерживать. А еще, на всякий случай, решила не выпускать из рук кинжала. Если что, не задумываясь, применила бы его для обороны, а потом, возможно, и для лишения себя жизни, чтобы сохранить свою честь.
– Ты-то чего жмешься? – та женщина теперь обращалась только ко мне? – Тебя не должны тронуть. Твой же хозяин не поехал с обозом. Я не видела его ни спереди, ни сзади.
Это она о том Ингваре? Приметила воина, значит? По мне, так он ничем особенным не отличался от остальных варваров, такой же мерзкий. А в темноте ночи точно не смогла бы различить его.
– Они могут попользоваться только своей добычей. Закон такой у ангрийцев. Что добыл, то твое, чужое брать нельзя.
– Откуда знаете? И я же монахиня…
– Да!.. Имела отношения с одним купцом. А он торговал и по ту сторону границы, – женщина махнула рукой на север. – Я от него и слов их нахваталась, поэтому неплохо речь ангрийскую понимаю, и про обычаи кое-что знаю. Монахиня, говоришь? – тут толстуха неприятно так хохотнула, и смех ее еще хуже воспринимался на фоне криков юной страдалицы, которую хозяин утащил-таки в свою палатку. – А им на это начихать! У них свои боги, отличные от наших. И думаешь, какая участь нам теперь уготована? Что морщишься? Догадалась сама? Именно. Нам теперь судьба быть рабынями.
– Я точно не стану!
– О, гонору сколько! Откуда только он у простолюдинки? – она прищурила на меня и так глазки-щелки.
– Я принадлежу богине Рукпи…
– Это теперь можешь забыть, девонька. И за голосом следи. На хозяина его вот так повысишь, и будешь бита. А эти варвары все делают от души: и воюют, и гуляют, и наказывают строптивых рабынь… Да, вряд ли кого из нас ангрийцы за себя замуж возьмут. А значит, светит только рабство. Если только найдется среди них какой-нибудь болезненный задохлик. Ага! Ведь стоящие воины давно имеют уже жен. С их-то темпераментом… без бабы трудно обходиться, одним словом. И их супруги такие же… знаешь, какие ревнивые?
– Откуда мне знать? – повела зябко плечами, и теперь уже не совсем от холодного ночного воздуха.
– Вот я тебе сейчас, что расскажу, у них знаешь, как принято? – подтянулась тетка поближе. – Не просто свататься к девушке и одаривать ее родственников, а еще и биться за нее на турнире. Такие обычаи. Вот они и дерутся, проливают свою и чужую кровь. А избранницам это нравится. Они еще стараются потруднее испытание женихам устроить. Хотя оно и понятно, выйдешь замуж за слабака, так запросто потом вдовой с дитем на руках и останешься. Они же без конца с кем-нибудь воюют!..
– Это да. Воинственный народ, – заскрипела я зубами.
– Ага! И война этим мужикам в радость. Они дерутся, как тешатся…
– Никакого благородства!..
– Про это не знаю, но мой хахаль рассказывал, что законы чести и у них есть, и они свои вековые правила соблюдают. Но речь была про другое… у них же, в общем-то, возможно многоженство. Удивлена? Да! Варвары же! Но если там брат погиб, а его жена овдовела и ладит с супругой, то запросто может привести ее в свой дом второй женой и растить племянников вместе со своими детьми. Говорят, были случаи, что и на таких, как мы, женились. Но только эти женщины тогда долго не живут. Догадалась, почему? Ревнивые ангрийки от них быстро отделывались. Да, и ничего им за это не было.
