— Что еще? — Норвард перестал скрывать раздражение, насупился, пренебрежительно кривя верхнюю губу.

— В доме Неверти есть один человек… Он мне нужен.

— Если все сделаешь хорошо — он твой. — Услышав это, особый поверенный с механическим скрипом снова развернулся и направился к двери. — Стой! Эндрю, можешь брать кого хочешь, а мне притащи девчонку с аукциона. Мне бы тоже не мешало загадать желание.

Норвард усмехнулся, кладя подбородок на сложенные на трости ладони. На сцене тем временем пылкие признания актера сменись самым волнительным моментом — героиню принуждал к близости толстопузый тиран с кровожадно разрисованным алым ртом. Эндрю еще пару секунд пыхтел около выхода, будто ждал, что хозяин передумает или хотел спросить еще что-то, но не решался. Как только дверь за ним закрылась, Норвард мягко проговорил, ощущая, как больно впиваются в пальцы мелкие грани трости.

— Джейкоб, ты не мог бы хотя бы сейчас соблюдать приличия?

— Зачем? — словно только того и ждал, отозвался брат, крепче прижимая любовницу и целуя ее в оттопыренную шею.

— Не забывай про наши планы. Дешевым проституткам в них нет места.

— Расскажешь об этом моей жене, когда зажмешь ее в винном погребе. Бедняжка! Она расстроится, вы ведь так мечтали о детях! Что ж ты ее не предупредил, что от шлюх потомства не потерпишь?

Только лишние глаза удержали Норварда от пощечины. С трудом вернув на лицо благодушие, он снова отвернулся к сцене. И ведь бесили не столько подначки, сколько удар по больному. Англии нужен был наследник, но род Эшли-Винздоров словно кто-то проклял. Ни у него, ни у Джейкоба не получалось дать потомка королевскому роду. А тут еще новость о свиданиях сестрички с мужчинами! Ни дать ни взять — решила прибрать трон к рукам! Зря брат согласился выдать ее за старика Неверти… Что ж, зато теперь и он не будет возражать, хотя… Да кто ему скажет? Этому ничтожеству, пытающемуся вести подпольные переговоры с американскими инвесторами!

«Ты мертв, братец, — сухо парировал в воображении Норвард, наблюдая, как на сцене счастливые влюбленные попадают в окружение разъяренной толпы. — Ты еще радуешься жизни и не понимаешь, что загнан в угол. Но пока ты наслаждаешься счастливым неведением, я решу более неотложные дела…»

Резные статуи святых со строгими лицами обрамляли вход в келью преподобного Ренара. Второго сентября его впервые посетили братья-короли Норвард и Джейкоб. И если последний большее радение проявил к запасам вина, то первый пожелал уединиться с главой ордена Квентина Проповедника. Именно эта ветвь истинной веры боролась с колдунами, и возросшей властью и могуществом обязана была не кому иному, как восшедшим на трон десятилетие назад юным королям.

Лишенный суеверия, Норвард даже сейчас надеялся, что когда-нибудь на кострах или под пытками в подземельях ордена окажется тот злосчастный колдун, который закрыл чрево потомкам Эшли-Винздоров. Но сегодня он пришел не за этим. На аукцион выставили девчонку, о которой ходили слишком противоречивые слухи, чтобы не обратить внимание.

— Скажите, преподобный Ренар, вы что грешный человек может исполнять желания? — намеренно забыв преклонить колени перед святым отцом, спросил Норвард, едва послушник оставил их одних.

Преподобный Ренар глухо вздохнул. Он прекрасно понимал, что королю известна та неприятная история, после которой старого главу ордена отправили на покой.

— Как вам известно, ваше высочество, я долгое время прозябал при аукционной бирже в Лондоне. Там удавалось повидать всякое — и сумасшедших, и гадалок, и мошенников. Ни один из них не мог добиться свободы себе, не то, что помочь другим в достижении цели…

— Это не мешало вам предавать их огню, вместо торгов, — оборвал Норвард, нетерпеливо стягивая перчатки.

— Бывало и такое. За них всё равно никто не дал бы и цента. Но вас ведь не это интересует, так? — Преподобный отвернулся к топке, гнездившейся около жесткого лежака. — Она может всё, Ваше Высочество. Если бы иначе — я бы так и остался в сводах Лондонского аукциона. Но не стоит спешить с выводами. Вы, конечно, можете добиться ее услуги, но она — лишь проводник. Как ключ от таинственной двери, заглянув в которую каждый получает то, что желает… Но чем оно обернется для него?

Преподобный Ренар продолжал бормотать что-то бессвязное, но никто его больше не слушал. Получив ответы, Норвард покинул узкую келью с низким сводом, оставив подточенного мучительной процедурой высшего посвящения и последующей кастрации главу ордена наедине с воспоминаниями.

Прикосновение холодных рук ко лбу вывело Мари из болезненного забытья. Смутные тени еще мелькали перед внутренним взором: призрак отца с передавленной шеей, черные твари с горящими кровавым глазницами, дрожащая и невыносимо худая фигурка Аннет в разодранном платье… И ангел — тот самый, что исполнял желания. Только на этот раз не было на душе тепло и уютно от его присутствия. Мари неловко приподнялась на локтях, всматриваясь в лицо того, кто гладил ее по лбу. Миссис Неверти сердобольно заглядывала ей в глаза, продолжая держать в руках мокрый носовой платок.

Терзавшая в забытьи обида воскресла, наполняя сердце желчью. Мари сжала губы и отодвинулась, не давая к себе прикоснуться.

— Что вам угодно? — выпалила она, сдерживая слезы. Память услужливо подсовывала мистера Джортана, нависавшего над хозяйкой. Как он мог? Неужели, все его признания — ложь? Гадкая, липкая ложь ради непонятной забавы. Теперь ясно, почему эта дамочка купила ее — они с Энтони любовники. Вот только почему эта истина не укладывалась в голове? Почему глупое сердце продолжало терзаться, искать оправдания?

— Ты бредила, у тебя жар.

— И вы решили проявить милосердие? — сказала Мари с издевкой, чувствуя, как грудь наливается каменной холодностью.

— Я хотела выяснить, как ты… — миссис Неверти запнулась, вероятно, подбирая слова, но Мари избавила ее от мучений.

— Нора шепнула по секрету, что ко мне пришел мистер Джортан. Если бы я знала, что он пришел к вам, поверьте, я не стала бы вам мешать.

Хозяйка отвела глаза, сцепила руки в замок. Мари ждала ответа, как ждут чуда — готовая поверить во всё, лишь бы она хорошо соврала.

— Не трудитесь, я не жду объяснений.

Она отвернулась к стене, понимая, что еще немного и залепит миссис Неверти пощечину. Конечно, она не так виновата, как предатель-Энтони, но злость искала выхода, и Мари не бралась гадать — хватит ли сил сдерживаться, пока хозяйка не перестанет играть в сострадание.

В комнате повисла тишина. Вот только госпожа Виктория не торопилась уходить, будто надеялась на продолжение разговора.

— Он любит тебя.

Новая попытка утешить? Лишнее.

— Не думаю. Если бы Энтони любил, то никогда не спутал меня с другой.

— Не забывай, там было темно. — Похоже, миссис Неверти теряла терпение. Ее голос вместо участливого стал жестким со стальными нотками.

— Неважно. Если мистер Джортан поверил, что я способна лечь с мужчиной вне брака, то он совершенно меня не знает. И не уважает. А какая любовь может быть без уважения?

Хозяйка резко переменилась в лице: щеки раскраснелись, губы сжались, из глаз мало что молнии не сыпались. Она не просто злилась — кипела от негодования. Но отвечать на прозрачный намек о порядочности не стала.

— Я пришла сказать, что ты теперь свободна, заверенная нотариусом вольная лежит у меня в кабинете. Если хочешь — я принесу ее сейчас и больше не стану тебя держать.

— Вы так просто без гроша вытолкнете меня на улицу?

Произнесла и сама удивилась, насколько отстраненными стали воспоминания о случившемся. Словно с глаз свалилось покрывало, и жизнь обернулась совсем другим боком, на который прежде Мари не обращала внимания. Или хотела забыть об этом, не в силах помочь. Теперь же мечты о свободе превратились в быль, так чего медлить? Зачем дальше отстраняться от тех, кого надежда хотя бы увидеть истлела больше полугода назад.