Пышащая жаром не хуже раскаленной печи кухарка уже битых полчаса, как могла, успокаивала безутешного Исибэйла, который, как забился в угол, спрятав мокрое лицо в коленях, так и ни разу не поднял головы.

— Да что ж такое-то! Мне еще посуды одной мыть не перемыть после ужина, а он тут потоп устроил! Поревел, и будет! Подымайся! — Магда небольно дернула его за ворот серенькой лейне.

Мальчик, напоследок громко всхлипнув, медленно оторвал заревленное личико от коленей и, утерев его рукавом рубахи, зашевелил губами, глотая последние соленые капли:

— Я бы не в жизнь такого не сделал, Магда… Только этот ваш благородный Седрик, — здесь Исибэйл стиснул зубы, — такого нахвастал о себе… как он с молодой девицей время проводил… а если бы это моя сестра оказалась? Если это Исабель? Как мне было сдержать себя?! А он… Этот ваш господин! Наказал бы, раз на то пошло, но не так… не при всех… задрать лейне, — краснота вновь разлилась по всему лицу, — да… выпороть… а они все… все всё видели и смеялись!.. И вслед мне смеялись!.. Я больше не выйду с этой кухни, Магда… Не выйду!

— Выйдешь! Еще чего! А кто мне помогать будет?! Сейчас же встанешь, охолонишься водой, что с мороза, да и пойдешь таскать все со столов на кухню! И поживей, там! А не будешь слушать, что тебе говорю — так хозяин тебе старый, когда приедет, всыплет пошибче Эвена! Понял?!

— Сказал не выйду и всё! — сквозь новые всхлипы прошипел Исибэйл! Думаешь, я работы чураюсь здесь? Нет. Я и в родительском доме все делал, да только там я был свободен. Нас с сестрой за шестнадцать зим никто и пальцем не тронул, а здесь я, выходит, за все буду получать побои прилюдные?! Да еще с таким позором! Нет уж, дудки! Убить захотят — пусть убивают, да только по мне лучше сгинуть на раз, что терпеть эти издевательства… Все равно я здесь совсем один!..

— Исибэйл, — сделавшись вдруг ласковою, Магда погладила его по плечу. — Ты по дому тоскуешь, знаю, по семье своей… Только ты пойми: раз сам сюда к хозяину пришел, значит, здесь теперь твой дом. И воздухом этим ты дышишь ровно столько, сколько сможешь не навести на себя гнев господ. Я тебе уже говорила: не смотри, что Эвен суров. Коль уж попадешь в руки старика Насхайма, тебя вызволить только он сможет. Но если будешь и с ним непочтителен — пеняй на себя. Никто тебя здесь не защитит.

— Мне все равно уже… Только бы мать с отцом перед смертью увидеть, да Исабель… и пусть делают со мной, что хотят. Нет мне жизни в этом доме никакой. Не хочу так… И хозяин ваш проклятый пусть убивает своими руками меня, если так они у него зудятся до смертоубийства!

— Опять ты за свое! Живи, мальчик, пока живется… Оттуда все равно пути назад нет никому.

Они и не заметили за громкими речами, как на пороге кухни появился молодой хозяин дома.

Первой опомнилась Магда:

— Господин, вы, верно, из-за ужина пришли… Давно уж, поди, закончили, а на столах все не прибрано… Сейчас мы все сделаем, не беспокойтесь!

Но Эвен жестом приказал ей замолчать. Исибэйл, соображая, наконец, что происходит, поднялся с пола и встал прямо, изо всех сил сжимая челюсть, до скрежета зубов, и влажно блестящими глазами, что еще зеленее казались на фоне падуба, раскинутого здесь и там на кухне, как и во всем доме, почти что бросая вызов стоящему напротив него младшему Насхайму.

Долго и внимательно разглядывал Эвен эти такие сейчас ни к месту гордые глаза. Наконец, молча покачав головой, развернулся и на выходе бросил вслед:

— Не управитесь к полуночи — ночевать оба на снегу будете.

Нет, если бы вновь наказание получал он один — Исибэйл бы с места не двинулся. Но сейчас могла пострадать и Магда, а ведь она единственная была к нему за все это время хоть каплю снисходительна. Так что не прошло и минуты, как мальчик уже вовсю сновал от обеденного зала к кухне, принося с собой горы грязной посуды с господскими объедками.

Успели прибрать все задолго до наступления нового дня. Только ночь ту Исибэйл вновь почти всю провел без сна. почти все его мысли были о его семье. И еще о словах Магды. Но почему-то ему не хотелось снискать ни защиты, ни жалости Эвена. Задремал он под утро, желая всего двух вещей: уважения и свободы.

***

С самого утра весь дом стал похож на мельницу. Никому в нем было не найти покоя. Все готовились к возвращению старшего Насхайма.

Только Исибэйл, еще больше опавший в лице и плечах, бродил, исполняя поручения Магды туда-сюда, словно неприкаянный. Невдомек была ему вся эта суета, да и некогда так любимый им приближающийся Йоль не прибавил блеска его потухшим глазам.

Молодого хозяина он, как только мог, сторонился. Если и приходилось оказываться поблизости, прислуживая за ужином, или пересечься с ним в той части доме, где Исибэйлу было позволено находиться, то мальчик неизменно молчал, не опуская взора, как раньше, но все время направляя его куда-то в сторону.

Эвен же, напротив, по-прежнему пристально глядел на него при каждой случайной встрече и все так же неодобрительно качал головой. Правда, с того самого ужина, за которым Исибэйл получил свою наказание, молодой господин ни разу не обратился к нему словом. Он лишь жестом руки указывал, что следует делать. Мальчик наловчился понимать даже такие безмолвные знаки, и потому подобное молчание Эвена было вполне сносным.

В доме вскоре перестали издавать в его сторону обидные смешки и гоготания: все готовились к Йолю и встрече со старым господином.

Довольно странным казалось Исибэйлу, что в то утро, когда на дворе началась вся эта канитель с прибытием господина с его людьми, Эвена в доме не оказалось. Магда шепнула ему, что еще засветло тот снарядился для охоты с луком и умчался со двора.

— Вот уж будут нам зайцы и тетерева, глядишь, и тебе на пирог перепадет! — радостно суетилась она у раскаленного очага.

— Почему он не остался встречать отца? — Исибэйл мало верил в то, что молодой господин будет там охотиться за провиантом. Чутье ему подсказывало, что тот, всего вернее, решил просто пострелять из лука.

— А тебе-то что, а? Какое твое дело совать нос в господские дела! — грубо огрела его на словах кухарка.

— Подумаешь… уж и спросить нельзя, — состроил рожицу Исибэйл за спиной ничего не подозревающей женщины.

— В ссоре они. Давней… Понял? — Магда резко обернулась. — Только, чур, рот на замок! Будешь болтать лишнее — зажарю в этой печи вместо зайца. Веса-то в тебе скоро не больше него будет — клюешь по зернышку, что цыпленок. А прыти и правда — словно в длинноухом. Ясно тебе?

— Яснее некуда, — закатил глаза из последних сил сдерживающий смех Исибэйл.

Но недолго играли улыбки на их лицах.

— Здравствуй, Магда! — послышалось из кухонного проема. — Ты рада моему приезду? Вижу, рада! Так нам ждать сегодня большого обеда? А, женщина?!

— Все приготовлю, что любите, господин! — живо отозвалась кухарка. На лице её можно было прочесть, как приятны ей были слова господина. Как никак — он самый главный в доме. И все старались угодить ему.

И хорошо было бы Исибэйлу раз и навсегда усвоить, что его жизнь и благополучие пребывания в доме зависят от этого господина и его сына. И если последний был равнодушно-сдержан с ним последние дни, то только что заметивший его старик Насхайм, казалось, недоумевал, как тот мальчик, коего он видел вместе со старшим Соммервиллем в лесу, оказался на кухне в его собственном доме:

— А это что еще здесь такое?! — голос его вмиг сделался строгим. — Что этот мальчишка делает у тебя на кухне, Магда?

— Господин, ваш сын… Молодой господин приказал ему помогать мне.

— Как он вообще здесь оказался? Толком мне объясни? — настаивал на своем старший Насхайм.

— Я могу объяснить, господин, — под сводами кухни появился столь ненавистный Исибэйлу Седрик. — Если бы вы только знали, что он сотворил…

Дальше мальчик уже не слушал. Все можно было прочесть в глазах рядом стоящей Магды: вряд ли суждено ему было встретить Йоль этой зимой.