– Я знаю, что тебе плохо, – я смотрю в потолок, Луи смотрит на меня. Снова ночь, спать сегодня он не собирался.
– Плохо, но мне не о чем говорить.
– Есть о чем, я же вижу, – я медленно поворачиваюсь к нему лицом, рукой поправляю его волосы.
– Не знаю даже, мне просто не хочется, еще не время говорить об этом, – его глаза ярче звезд на небе, я не могу оторваться. – А как дела с труппой?
– Нормально, – Луи пожал плечами и посмотрел куда-то вниз. – Фадеева гоняет из угла в угол как неживого, но я справлюсь.
– Ты думаешь, что ты потерял свою ценность как человек потому, что вырос?
– Раньше все относились ко мне по-другому. Они от меня ничего не ждали. А сейчас все сами себе противоречат.
– В каком смысле?
– Они говорят: «Ты слишком взрослый, Луи, ты тут не командуешь», – он очень смешно пародировал хриплый голос Розалины. Я даже улыбнулся. – А потом я слышу: «Повзрослей, мальчик, ты ведешь себя как ребенок!» – хотя я ничего даже не делал. Я не менялся, – он протяжно и огорченно выдохнул, снова поднял глаза на меня. – Ты ведь ничего от меня не ждешь, правда, Гарольд?
– Нет, – шепотом произнес я.
– За это я тебя и люблю, – Луи осторожно приблизился ко мне, поцеловал лоб, прилег на плечо. – Я обещаю тебе все на свете, только не уходи, ладно?
– Я никуда не уйду, Луи.
– Я знаю, но мне надо убедиться.
Проснулись мы тогда только к полудню. Я дремал, не спал, насколько я понял, Луи тоже. Мы сидели в гостиничном кафетерии, Луи прикрывал зевки длинными рукавами уже не моей кофты. Было видно по глазам напротив, которые меня избегали, что они не голодны и что они понимают, что это не нормально. Спустя время к нам присоединились Гектор, Курт и Джерри, при них Луи оживился, больше не рискнул растаскивать омлет по тарелке, я мягко ему улыбнулся. Он медленно ел и мои приятели не обращали на него внимания. Там что-то взволновало их в галерее, вроде там было недостаточно места или чего-то такого, я не помню. Тогда я смотрел на Луи, который своими короткими пальчиками поправил волосы, натянул рукава кофты ниже, прикрыл подолами бедра. Что-то попало ему в глаз, он даже отодвинулся от стола, пальцем пытался себе помочь и вскоре лишь с недоразумением на лице посмотрел на ресницу на своем пальце, встряхнул кистью руки, протянул другую к чашке с чаем, двумя пальцами надломил кусок сладкой булки. Потом он стал слушать Курта, который никак на мальчика не реагировал, продолжал что-то говорить о галерее. Луи отвлекся на ребенка, на какую-то маленькую девочку, которая ему улыбалась. Луи улыбнулся ей тоже, перевел взгляд на мать девочки, потом на кампанию друзей его возраста, сидящих неподалеку. Он опрокинулся на спинку стула и посмотрел на меня, подняв свою бровь, немо спросил, почему я так на него смотрю. Я пожал плечами.
– Точно все в порядке? – он побледнел после репетиции, долго не мог отдышаться, жмурился, как-то странно хромал. Я закрыл дверь его личной гримерки изнутри.
– Да, Гарри, все нормально, – он сидел на стуле и не мог собраться с мыслями, я сел рядом на корточки, посмотрел в его глаза.
– Луи, я сделаю все, о чем ты попросишь, только попроси меня, – он грустно мотнул головой.
– Все нормально, просто хочется спать, – мальчик протер свои глаза пальцами, я встал.
– Можешь вздремнуть на диване, – он перевел взгляд на диван, муторно повернув голову. Затем снова поднял свои глаза на меня.
– Можно у тебя на руках? – я кратко улыбнулся, потому что был счастлив. Я кивнул.
Я уже был в своем нарядном костюме, пришлось снять пиджак. Я сел на диван, Луи – на мои колени, сразу лег на грудь и попросил «сильно на него не смотреть». Я поцеловал его лоб, он сразу же закрыл глаза, ресницы трепетали, его нос морщился. Не совсем уверен в том, спал ли он, возможно, снова дремал, но после этого короткого сна, не больше часа, его было не поймать. Он носился за кулисами и по всему театру в расстегнутом костюме, с ползающими с него лосинами, босиком. Он громко хохотал и шутил над всеми членами труппы. Я тихо следил за каждым его шагом.
– Луи! – я повернул голову на Фадееву, мальчик выскочил из женской гримерки с пушистыми ободками в руках.
– Ладно, забирай! – по-моему, это была Майли. Она легко ударила Луи по плечу, он несдержанно смеялся.
– Сегодня чувствуешь себя лучше? – он рвано дышал, уперся руками в колени, улыбался. Розалину не расслышал, а я как вкопанный стоял между ними, спрятав руки в карманы. – Луи, – он поднял голову, улыбка сразу стерлась с его лица.
– Намного, – блестки на его лице отражали тусклый закулисный свет. Он на меня глянул и ухмыльнулся. – А что?
– Просто волнуюсь за состояние подопечных, – весь этот тур и на нее плохо влиял. Она была совсем бледная, морщины стали глубже. Ее неживые глаза посмотрели на меня, затем она развернулась и ушла.
Луи пожал плечами отчего-то, я ушел в зал, скоро со всеми аплодировал. Я думал, что мне станет скучно смотреть на мальчика, повторяющего одни и те же движения с одними и теми же эмоциями, на все такого же одинакового на сцене, я думал, что буду скучать вечерами, проведенными в театрах. Но нет. Каждый раз Луи показывал все по-другому, не знаю, замечали ли это парни из клуба, которые тоже ходили со мной на каждое шоу, но я это прям чувствовал. Каждый раз все было по-новому. Но ни один из этих раз не сравнится с самым первым. Когда я думал, что моя душа покинула тело вместе с его падением.
– Ты как всегда очарователен, – нежность вытесняла холод нашего номера в отеле, пальцы бродили по рукам напротив.
– Я знаю, – Луи стянул с меня пиджак и приступил к пуговицам на рубашке.
Он приоткрыл ротик, улыбнулся, спрятал зубки. Мои руки уместились на его талии под его мягкой футболкой. Одна за другой пуговицы проскальзывали сквозь отверстия в ткани, мальчик каждый раз облегченно вздыхал. Кончики пальцев прижались к груди пошли вниз, пока другая рука доставала ткань из моих брюк. Я напрягся, почувствовал мурашки, Луи улыбнулся и поцеловал меня под правым соском, затем под левым. Я снял его футболку, его кожа была бархатной. Рядом с ним было тепло, комфортно, словно я там, где я должен быть. Луи хихикал в миллиметрах от моего торса, выдыхал горячо и сладко, целовал мой живот.
– Ты устал, – не то время, не та обстановка.
– И почему-то говоришь мне это ты, – его ноготок оставляет красную полоску на коже.
– Прости, если я тебя разочаровал, – Луи прижимается щекой к моей груди.
– Все нормально, я и правда устал, – его пальчики сцепляются на моей спине, он через нос выдыхает и ветерок проглаживает мою кожу. Становится щекотно. – Давай постоим так немного.
– Давай.
Наверное, мы никогда так не чувствовали. Его руки под тканью моей рубашки заняли свое место, выполняли свое предназначение. Через минуту я обнял его сильнее и пожелал остаться рядом навсегда. Сахарная, персиковая кожа прижалась к моей грубой, я словно окунулся в бочку с медом, тепличное хрупкое тельце слабо дышало. Луи закрыл глаза, я провел пальцем по его плечу, ощущая, как распускались лепестки бурно-красной лилии. Он уветливо шмыгнул носом, задев мое туловище, улыбнулся, рельефы его рук меня завораживали. При свете лампы он казался смуглее, широкий для него пояс джинс чуть съехал вниз.
– Я так сильно тебя люблю.
– Я тебя тоже.
Утром мы медленно целовались и игнорировали шум за дверями. Луи лежал на мне и клялся, что будет любить вечность. Я ему верил. Он говорил убедительно, мы думали, чем займемся сегодня перед тем, как улетим из Ирландии. Его руки раз за разом пересчитывали мои ребра. Скоро он встал и быстро накинул мою рубашку, ухмыльнулся, посмотрев на меня, ожидая моей реакции. Я тоже улыбнулся. Через двадцать минут мальчика у меня с руками вырвали его товарищи по труппе, умоляя пустить его попробовать какие-то ирландские блюда. И я его отпустил, решая не строить из себя собственника, тем более, Луи уже взрослый. А моя рубашка на нем осталась. И как бы неуместно она на нем не смотрелась, ему это нравилось слишком сильно. Я надел гольф и брюки, ушел в забегаловку рядом.
