– Ты злишься на меня? – он в дверном косяке, кое-как стоит на ногах. Я отрываюсь от книги и снимаю очки, от которых болели глаза.

– Нет, – я откладываю книгу и смотрю в его глаза. Они такие же серые, как и весь он. Ему постоянно холодно, но надеть свою кофту он не мог. Стоит в моей.

– Мы можем поговорить? – мое сердце чуть не остановилось. Я всегда готов к разговору с ним, но не прямо сейчас. Не в данный момент.

– Да, конечно, – я выпрямился на кресле, а он спешно подошел ко мне и устроился поудобнее на моих руках.

Мы долго молчали. На небе снова сгущались свинцовые тучи, из-за них в доме становилось пусто. Этот серый свет никак ничего не украшал, я глянул на фотографию Луи на своем столе. Все это, как ни странно, не угнетало. От этого мне становилось легче, я надеялся, что ему тоже. Но нет. Он свернулся клубочком и просто заплакал.

– Я скучаю по отцу, – не буду лгать, было очень больно. Его надрывистый голос застрял в моей памяти. Таким я его еще точно не слышал. – Я хочу к нему, снова, я хочу к своему папе, – и почему это произошло именно сейчас?

Я не мог словесно его поддержать, я не мог с этим справиться и сам чуть ли не плакал. Там за окном быстро начался дождь. Он просто бил по стеклу, слышался шум машин, тот самый неприятный звук шин, проезжающих по мокрому асфальту. Я отвлекался сейчас на все, не хотелось просто оставаться с Луи и его тоской один на один. Это страшно. Раньше такое было, но он признавался сразу. Теперь он молчал. Он слишком долго молчал и это его чуть не убило. Я снова подумал о себе, я снова считал, что проблема в Луи, я думал, что он разучился мне доверять. Через целую вечность он уснул. Я встал очень аккуратно вместе с ним на руках, от моего Луи остался только хлипкий скелет, обтянутый шелковой кожей. Он был слишком незаметным для восемнадцатилетнего парня. Уже в кровати я снял с него кофту, за которой потянулась очень тонкая ткань футболки. Его ребра были очень острыми, суставы некрасиво выделялись, колени синие, до него было страшно дотронуться. Я разделся и лег рядом. Я крепко прижал его к себе и обнял двумя руками. Может быть, ему снится что-то хорошее. Я верю в это.

– Гарри.. – я не спал, слушал его дыхание. Он спал около трех часов, сладко сопел. – Я уснул? – он распахнул свои яркие глазки, я чуть не ослеп.

– Да, – я потерся носом о его плечо, мальчик снова упал на подушку и что-то протяжно промычал. – Как спалось?

– Изумительно, – я улыбнулся, поцеловал его шею и спустился чуть вниз. От него приятно пахло. Я вдохнул поглубже. – Щекотно, – он переместил свою руку немного назад и постучал костяшками по моему плечу.

– Тебе уже лучше? – он стал медленно переворачиваться на другой бок. Если бы я его отпустил, легче было бы нам двоим, но я не мог. Луи, кажется, тоже не хотел, чтобы я его отпускал.

– Намного, – он поцеловал мой лоб и обнял за шею. Я хорошо слышал его сердцебиение. Луи наматывал мои прядки себе на пальцы. Мы лежали так несколько минут, и казалось, что теперь все снова будет хорошо. – Я люблю тебя, – я улыбнулся, а он снова поцеловал мой лоб.

– И я тебя, – он смотрел в мои глаза, улыбался, как будто бы сегодняшнего утра в нашей памяти и не было. – Ты скучаешь по своей семье?

– Теперь ты моя семья, Гарольд, – он сложил пальцы для нашего секретного поцелуя и ткнул указательный в мою щеку. – Теперь тебе меня терпеть.

– Я счастлив, – Луи приоткрыл рот и провел язычком по своим верхним зубам. – Ты моя семья, – проговорил я шепотом, чтобы, наверное, убедиться в этих словах.

– Чем займемся сегодня?

Чем-нибудь, только чтобы быть вместе. Луи раскрыл свой кулон, чтобы убедиться, что я нахожусь на своем месте, затем проверил мой. Это определенно лучший день в моей жизни. В постели в такую погоду хорошо лежалось, мы с Луи предпочли сегодня не покидать наше скромное убежище. Разве что только за чашкой кофе и тарелкой винограда. Мы очень много смеялись и не могли определиться с тем, что нам смотреть. В итоге, мы пролили кофе на белоснежные простыни, раздавили пару виноградин и оказались прижатыми тяжелым одеялом к матрасу кровати. А потом Луи начал смеяться, зажмурив свои глазки.

– День не задался, – яркая улыбка, губы сочного, клубничного оттенка нежно обхватывают ягоду винограда. – И где мы сегодня спать будем? – матрас забирали в химчистку. А второго у меня не было. – Гарольд? – я провожаю рабочих, отдаю им наличку, закрываю дверь. Луи кидает в меня виноград.

– Перестань, – все же я улыбаюсь. Капли дождя красиво текут вниз по французскому окну. – Не знаю даже, – я поднимаю все три ягоды, кладу на стол. Луи улыбается шире, ставит ногу на стул, обхватывая колено рукой.

– Я буду на диване, это точно, – я падаю на стул рядом и беру чашку чая в руки. Это чай Луи и он уже холодный.

– Хорошо, – я делаю глоток. – С каких пор ты пьешь чай без сахара?

– Эм, вообще-то, уже очень давно, – я не помнил. Раньше он сыпал по три ложки сахара. – А что?

– Ты раньше пил с сахаром, – я снова глотаю этот противный чай.

– Это было раньше. Теперь это изменилось.

– Что-то еще изменилось?

– Ну-у-у, наверное, не знаю. Ты, может быть, – я не понял. Нахмурился, Луи из-за этого улыбнулся. – Когда я увидел тебя впервые, и вообще, в Аллоше ты вел себя по-другому, что ли. Я думал, что ты правильный взрослый.

– А я что? Неправильный что ли, по-твоему? – это меня оскорбляло. Я встал, чтобы сделать себе кофе.

– Ну нет, ты просто другой.

– Ты тоже, – зачем-то говорю я.

– Я знаю, – в мою спину снова летит виноград.

И что вы думаете? Я, Гарри Стайлс, сорок два года, и Луи Томлинсон, восемнадцать лет, устроили виноградную битву. Весь виноград валялся на полу, пара ягод попала в наши рты. Мы очень много смеялись. Но потом Луи перестал, ведь я заставил его убираться. Я стоял у стола и смотрел на него, ехидно улыбался. А мальчика это раздражало, даже злило, он недовольно стонал и говорил, что он еще отыграется. Я не против. К вечеру мне стало казаться, что это странно, что он так быстро все забыл. То есть, мы боролись с этим около полугода и тут раз – он уснул и проснулся совершенно нормальным. Неужели тоска уходит после трехчасового сна в надежных руках?

– Разве ты не понимаешь, как сильно на него похож? – я не мог так просто это оставить.

– Ну, я видел его фотографии. Да, мы оба похожи на деда, но между собой – мы ведь совершенно разные, нет?

– Характеры у вас разные, это понятно, но внешность. Ты разве не заметил? – Луи сползает с кресла в моей библиотеке и подходит к небольшому книжному шкафу, который мы когда-то поставили здесь для него. – Смотри, – я внимательно за ним следил, он взял маленькую квадратную черно-белую фотографию.

– И что? – я вижу на ней Николаса, в его военной форме. Черты лица Генри, ладно, мы похожи немного. Но не настолько, чтобы говорить об этом. – Ну похожи мы, немного, ладно, признаю.

– Не немного, – мальчик протягивает руку к шуфлядке, я опрокидываюсь назад, он достает мой полароидный снимок. – Теперь смотри внимательно, – я кладу фотографии на стол и смотрю.

Ладно, мы выглядим одинаково. Серьезно, почти как близнецы. Я не обратил на это внимания, когда смотрел на фотографии, портреты, все это. Если честно, это странно. Весь оставшийся вечер я смотрел на эти снимки и на себя в зеркало, смотрел, не понимал, как мы можем быть так похожи. Моя мать не похожа на Генри. Она похожа на мою бабушку, которую я не помню, не знаю даже, так как та умерла вместе с третьим ребенком деда. Ну да, я был похож на деда. Но не настолько. Казалось, что у нас с Николасом один отец.

– Я иду спать, – я отвлекся на Луи, наконец-то отпустил эти фотографии.

– Сам себе расстелешь, я надеюсь, – я сидел за столом на кухне, мальчик упал на диван.

– Не-а, – он зевнул и лег. – А ты где спать будешь?

– На полу в студии, – я встал, чтобы взять ему подушку с одеялом, Луи пошел за мной.

– Почему в студии?

– Я раньше спал там. Так лучше рисовалось, – он посмеялся.