– Ты не боишься, что наберешь вес? – возможно, только это могло вернуть его к нормальному образу жизни.
– Это мне только в пользу, – я его не понял, присел рядом на диван.
– Что?
– Когда я пришел на балет, во мне было на четыре килограмма меньше нормы, – (я знал, что Луи сбросил вес.) – Фадеева сказала, что если я не наберу к концу марта все нужные килограммы, она точно меня уволит.
– И что, это была твоя программа по набору веса? – он наконец-то повернул голову в мою сторону. – Есть все вредное и лежать на диване перед телевизором? Работает вообще?
– Нет, теперь мне не хватает целых пяти с половиной, – Луи опустил глаза, я нахмурился.
– И почему ты не сказал мне? Мы бы сходили ко всем нужным врачам.
– Не хотел нагружать тебя своими проблемами. У тебя сейчас столько забот с выставкой.
– Милый, – я чуть притянул его к себе и обнял, – ты всегда должен делиться со мной своими проблемами. Всегда, ты должен мне доверять.
– Гарри, я знаю, – он не мог обнять меня в ответ, так как его руки были испачканы. Мальчик легонько прижал к моей спине свои запястья.
– Но никогда не делаешь.
– Возможно.
Утром следующего дня мы сначала поехали к терапевту, а после сразу к диетологу. Надеюсь, теперь у него не будет проблем со здоровьем. Или с доверием. Весь оставшийся день он просто стоял у зеркала то в одежде, то в одном нижнем белье, пересчитывая свои небрежно торчащие ребра. Угрюмый доктор, который на диетолога точно не был похож, массивный, неуклюже массивный, определенно имеющий за душой пару лишних килограмм, очень серьезно поговорил с мальчиком, тыкая в его истощенное тело своим противным толстым коротким пальцем, даже у меня пробегали мурашки по коже, хотя он меня не трогал. Он разъяснил ситуацию для Луи во всех красках и даже не забыл упомянуть о скорой кончине из-за недостатка массы. Это очень взбодрило мальчика, поэтому вечером он неплохо, хоть и без желания, поел. Я говорил, что знал о его проблеме, все его вещи на нем висели, но, знаете, я не придавал этому значения, даже не знаю почему. Впредь, видимо, придется быть внимательным с ним и его здоровьем.
– Итак, – проговорил я, раскладываю карту Европы на столе, – нам надо составить тур, господа, – Луи уже спал, а вечерние посиделки для нас в моей квартире стали обыденными. Ну, или точнее, ночные посиделки с чашками кофе и дорогущим запахом наших одинаковых одеколонов.
Середина жаркого для Америки мая, я все же прикрываю форточку на кухне и снова возвращаюсь за стол. Вчера Луи узнал, по каким числам и в каких городах будет его тур с труппой. Сегодня утром я купил карту Европы с особенным важным видом и удивляющим чувством собранности и организованности. Если покорять материк, то только вдвоем. В общем, я собирался подстроить собственный тур под театральный тур Луи. Идея вызвала у моих друзей восторг и ту самую зависть с горящими глазами и этим кратким «заносчивость – твое второе имя». Я лишь усмехнулся, ставя маркером точку на плотной глянцевой бумаге, рядом с красующимся Лондоном.
– Я вызову вам такси, – они не были сонными, но все же за руль не садились, выпив притащенную с собой бутылку отечественной водки.
– Я с этими шизиками не поеду, – Рич подтянул к себе исследующего своей щекой мою стену Гектора.
– Ребята, успокойтесь и видите себя потише, вы разбудите Луи, – вдруг на их лицах вытянулась странная пьяная улыбка, как будто у нас только что был девичник, и я проболтался о парне, который мне нравился.
– Голубки, – слава богу, все знали нас лишь как серьезных и взрослых мужчин, умеющих рисовать и критиковать картины других. О нас с такой стороны не должен знать никто.
– Мне всегда было интересно, как у вас это происходит вообще? – Форд вдруг толкнул неясно выразившегося Джека, тот медленно повернулся к нему, а затем снова посмотрел на меня. – Так, все же, как вы занимаетесь любовью?
– Святые угодники, Джек! – выкрикнул Рич шепотом, выталкивая остальных за дверь. – Это не наше дело! – видимо, это очень его задело. Я улыбался.
– Да как не наше? Он же наш друг! – я чуть выдохнул, маскируя неуместный смешок, ребята медленно покидали квартиру.
– Джек, все, потом спросим, ты все равно не вспомнишь об этом завтра, – Дейв поддерживал Криса, теперь еще взял за плечо и Джека.
Я захлопнул дверь, чуть потерев от усталости глаза. Расслабленно улыбнулся и окинул счастливым взглядом письма, что вечером забрал из нашего почтового ящика. Пару приглашений на какие-то передачки для домохозяек, на интервью для журналов и газет, на репортаж для штатского канала и даже на радио. Десять лет назад мои родители с сестрой составляли план и принимали все эти приглашения в свои руки, утром заезжали за мной, вечером возвращали обратно в томную квартирку. Сейчас я игнорирую все это. У меня нет желания объяснять мое творчество. Люди приходят и смотрят, понимают согласно своему мировоззрению и воспитанию. А больше обо мне и знать ничего не надо.
– Утром съездишь за берушами в аптеку, – я не успеваю лечь в постель бесшумно, чуть поднимаю угол одеяла, поворачивая голову к Луи.
– Мы шумели? – я прижимаюсь к нему, он свой мешающий локоть не убирает.
– Не то слово, – его голос очень хриплый и причудливо звучит. – И дай мне поспать, – я перестал мягко поглаживать его позвоночник и вовсе убрал руку.
– Спокойной ночи.
Это больше похоже на Луи. Присущая ему надоедливость и раздражительность снова стали неотъемлемой частью нашей жизни. Без этого я не мог жить, хоть и, пересиливая, терпел. Сегодня из-за неотложных дел Фадеева отменила тренировку, и мальчик с облегчением вздохнул, просматривая все мои письма, пытаясь выяснить, почему же я все-таки отказывался.
– Ну для журнала People можно дать интервью и не быть таким загадочным, как ты сейчас, – я лишь возмущенно покачал головой, улыбаясь этим голубым глазкам.
– Я не хочу, неужели я кому-то что-то должен?
– Мне беруши, – я опустил голову, усмехнувшись, Луи бросил на стол письма.
– Мы могли бы съездить вдвоем, – в моих волосах застревает фантик от леденца, я стряхиваю его, поднимая глаза на ликующего мальчика. – Да?
– Ты обычными берушами не отделаешься, – он встает, не удосуживаясь унести в мусорное ведро все фантики от конфет, оставляя их мне.
Я с чуть недовольным видом их все убираю, отправляясь в спальню за блузой и шляпой. Луи, видимо уже не в первый раз, подтягивает свои джинсы выше, те стремительно валятся к его коленям снова.
– Надень другие, – нужный вес он набрал и даже выглядеть стал здоровее, но все же кое-какие вещи уже не сидели на нем так, как раньше.
– Так я избегу проблемы.
– Так ты ее решишь.
– Они на меня велики, хотя я вернулся к нормальному и здоровому образу жизни, к балету, а они все равно огромные, как будто и не на меня покупались, – он даже больше к ним не притрагивается, стягивает с помощью одних лишь ног, сжав кулачки.
– Успокойся, они просто растянулись, мало ли что могло с ними случиться, – Луи вздыхает, рьяно запуская руки на полку со своими штанами, доставая измятые шорты чуть выше колена.
– Джинс не тянется, – я наконец надеваю блузу, закатывая наверх рукава, пояс его шорт чуть топорщится. – Невыносимо! – он агрессивно поправляет свою футболку, со злой резкостью в движениях, я только на него смотрю.
– Тише, – мальчик на меня не смотрит, я не понимал, почему об этом еще нужно говорить, почему нельзя просто забыть. – Луи, с тобой все в порядке.
– Нет, – он раздраженно покачивается и дергается, переступает с ноги на ногу и после поднимает на меня глаза. – Мне страшно, – шепчет, – однажды меня просто не станет.
– С тобой все будет в порядке, – разговор резко перестал мне нравиться.
– Ты не можешь гарантировать этого мне, ведь я сам не уверен.
– В этом и проблема. Все было хорошо целых два месяца, что же случилось снова?
– Не знаю. Все вещи просто огромные. Это странно.
– Мы купим новые, которые подходят по размеру.