Луи прикрыл рот, но выдыхать немые стоны не перестал, мой медальон ударился о его с характерным звоном, который вернул меня в реальность на мгновение, после я снова продолжил грубо в него толкаться, показывая, что со мной в такие игры лучше не играть. Я чувствовал его эрекцию, было жарко, но, опять же, Луи не умел сдерживаться. Пары толчков по правильному направлению хватило, чтобы он снова, извиваясь, излился на наши животы. Его анус был совсем расслабленным и очень влажным, покрасневшим. Я даже улыбнулся от его невинности и роскошной слабости, поцеловал шею, наполняя его нутро спермой, пачкая покрывало.

– Я люблю тебя, – Луи был ослаблен, говорил чуть бессвязно, – по-взрослому, Гарри.

– И я тебя тоже по-взрослому.

Это «по-взрослому» успокаивало его, как мне казалось, его рука лежала на моем торсе, когда мы засыпали. Утром я проснулся от настойчивого стука в нашу дверь и приятного голоса Рича, который как хороший воспитатель собирал нас на завтрак. Я всегда улыбался из-за таких ситуаций. Я вежливо попросил его перестать, он дал мне десять минут на сборы. Рука Луи лежала на моей талии, сам он крепко прижался со спины, выдыхая в мою спину неразборчивые слова из своих снов. Максимальный уровень комфорта и любви был достигнут именно в тот момент, я очень медленно вставал, стараясь его не разбудить. Мальчик только что-то просопел, свел бровки и перевернулся на живот на мою сторону кровати, не заметив, как казалось, моего отсутствия. Я только постоял под струями горячей воды и спешно покинул номер, оставив Луи записку о скором возвращении.

– Господи, Стайлс, да от тебя несет сексом, – я улыбнулся, нахмурился, повернулся к Крису, который мне кивнул. – Да, и не отнекивайся.

– Да я и не собирался, – я улыбнулся шире, заправляя за ухо выбившуюся из пучка прядь.

– Давайте не будем говорить об этом перед завтраком, ладно? – Джерри явно был недоволен, мы только над ним посмеялись.

Видели бы вы нас, компания мушкетеров с толстыми кошельками и истертыми жизнями, где у нас есть счастье. Я мог не помнить, откуда у их семей деньги, да это и не было важно. За эти пять лет, когда я чуть притих и не был с ними в клубе как полноправный его член, они тоже не дышали полной грудью. Искали свое счастье и молились по вечерам пятниц вместе с сигарами или бутылкой дорогого коньяка, даже с книгой или кольцом усопшей любви. Весь мир у наших ног, мы словно на собственном Олимпе, откуда сыпем пенни вместо капель дождя. Мы все присели за огромный стол ресторана, куда пришли, нас обслуживала целая команда официантов. Счастье не в деньгах, но без них мы не могли обрести себя, чтобы искать счастье. Будь оно заключено в ребенка, которого греховно любишь, или в ребенка, которого получил от любимой женщины, или даже в ребенка, который еще не родился. Счастье для некоторых из нас было заключено даже в новый костюм.

– Их так много, – сегодняшний показ для всех желающих, имеющих при себе не очень большую сумму на приглашение. Для всякого сброда, с которым я не общался. – Да ты, Гарри, просто невероятно талантлив, – здесь было откровенно скучно. Такое я не любил.

– Ты только это понял? Странно, – я чуть выше приподнял подбородок, перевел взгляд на Луи, который охотно со всеми общался.

– Не язви, Гарри, – я прослушал, помахал сыну Дейва, который был невероятно очарователен.

В миг по толпе людей пронеслось немыслимое «ах!», уведомляющее о каком-то происшествии. Мы все разом повернулись туда, я побежал первым. Офицеры, или какое у них там звание, полиции уже всех расталкивали и пытались успокоить. Я замечаю Луи, кулак которого летит по направлению к лицу какого-то непонятного типа в поношенном спортивном костюме. У него, к слову, уже был разбит нос.

– Луи! – он вырывался из рук полицейских, я жестом попросил их пустить его, притянув мальчика к себе. – Что ты тут устроил?

– Ничего, – едко выплюнул он, я заметил кровь на губе.

– Пойдем, тебя осмотрит врач.

– Все нормально, – его ладонь протерла кровь, он посмотрел на пятно, затем вслед уходящему незнакомцу.

– Луи, – он повернулся, в мои глаза только виновато глянул, Рич попросил всех вернуться к своим делам. – Скажи мне, кто это был?

– Неважно, Гарольд, – я ничего не понимал, мальчик лишь избавился от моей руки на плече, пошел в сторону. Еще один полицейский поднял пластиковую бутылку, которая валялась на полу, и тоже ушел.

«Он нас ненавидит, Гарри, – его слова отдаются в сердце. – За нашу любовь, он просто ненавидит нас, – я не знал, как успокоить его. Луи снова плакал у меня на руках, и в тот раз хотелось плакать с ним. – Почему он думает, что у него есть право нас ненавидеть? Мы же ничего не сделали, – это было странно, его слезы были странными. Это не должно было его задеть. – Он хотел испортить картину, но я не дал ему. Он сказал, что мы должны отправиться в ад, – грудную клетку сжимало чувство безысходности. Меня приняли семья, друзья, я больше ни в чем не нуждался. Но такие люди все еще существуют. – Меня учили, что Бог любит всех, и почему же мы должны быть им нелюбимы? – и теперь я должен научить его не обращать внимания на все это. Ненавистники будут всегда. – Мы же не делаем ничего плохого, мы просто любим. Так совпало, что родственные души находятся в телах с родственными связями, – я мягко его покачивал, с каждым всхлипом исчезала маленькая его частичка, и он становился совсем невесомым. – Мы правильные, Гарри, потому, что мы любим».

Общество внушает нам, что если мы любим что-то, что не входит в список разрешенного, мы не имеем права любить. Если мы сами не входим в список разрешенного, мы не имеем права быть любимыми. За столько лет жизни я понял много вещей, и самое главное – нужно уметь игнорировать некоторые нехорошие вещи, которые, к несчастью, неизбежны.

========== vingt-cinq. ==========

– Интересно, Луи? – он с раскрытым ртом следил за героями очередной мелодрамы. Я просто собирал всю запачканную им посуду.

– Да, отойди немного, – я расстроенно выдохнул, пытаясь обратить его внимание на себя. Но все бессмысленно.

Это пятая или уже шестая мелодрама за эти пару дней. Это все, чем сейчас он занимался: читал книги, смотрел телевизор и ел очень много вредной и слишком сладкой еды. А еще он снова начал ходить на балет, сильно уставал, но не жаловался, потому что все равно спал чуть ли не до вечера. Луи просто превратился в какой-то неживой овощ. Вот сейчас, в полночь, я снова просил его пойти в кровать.

– Га-а-а-арольд, не будь таким занудным, – во время рекламы он мог на меня отвлечься. – Я досмотрю и пойду спать, там еще чуть-чуть осталось.

– Ты сейчас живой пример человеческой деградации, – он недовольно закатил глаза, резко положил в рот горстку соленых орешков. – Я не шучу.

– Отстань от меня со своими нравоучениями, ничего со мной не случится, если лягу позже.

– Много чего может случиться.

– Например?

– Например, твои синяки под глазами и нездоровый внешний вид, – он обижено отвернулся, я смотрел на растрепанные волосы.

В итоге, он снова лег тогда, когда ему самому захотелось. Я ничего не мог с ним сделать, он повзрослел, и теперь шантажировать его или даже наказывать было бессмысленно. Но мне и правда не нравилось то, как он сейчас вел себя. После приезда из Канады его словно подменили. Вернее, где-то через пару дней, когда он пошел на первую тренировку. Возможно, это все из-за балета, но ходить с ним на репетиции я не хотел. Он уже взрослый и сопровождающие ему не нужны. Тем более, после такого длинного перерыва и провалившейся постановки с новичками, у Фадеевой определенно не было настроения терпеть мое присутствие. Поэтому я ждал и пока что угождал всем его желаниям.

– Луи, это уже третья упаковка, нет? – я часто уезжал по делам клуба, связанным сейчас со мной, но обычно долго не отсутствовал.

– Да, третья, и скоро я начну четвертую, – разговор велся о пачках чипсов. Мне не нравилось то, что сейчас моя квартира пропиталась всеми этими искусственно-неприятными запахами.