– А-ах! – вырвалось у него, когда я закусил кожу внизу живота, запуская пальцы под резинку трусов, цепляя ногтями его слабеющую оболочку.

Вслед за трусиками, что щекотали его бедра, пошли и мои губы, целовавшие это благолепное существо, открывавшее для меня границы своей сущности, потому что именно в тот момент меня вытянуло на что-то романтически прекрасное. Я люблю его, я абсолютно точно люблю его. И я должен его поблагодарить за последние пять прекрасных лет жизни. Я поднял его правую ногу, целовал щиколотку, на улице послышались сирены полицейских машин, я улыбнулся. Его ножка осталась на моем плече, я потянул мальчика к себе, наши разгоряченные органы столкнулись, что вызвало у обоих всплеск искр в глазах и вырвало удовлетворенное, но не до конца, мычание. Луи откинул руки по обе стороны, схватил край подушки, напрягся, вдохнул глубоко. Я запустил руку под его попку, прошелся пальцем меж ягодиц, мальчик сжался и зажмурил глаза.

– Не надо, Гарри, – он выдохнул, распахнул свои глаза, я оказался прямо напротив его лица, стоя на одной руке.

Его губы показали его ровные зубки и язычок, поблескивающий из-за слюны на нем, я рванулся к этим вкусным губам, Луи прокричал в меня, когда я оказался внутри него, он очень сильно сжал колечко мышц, его ягодицы стали твердыми. Я не двигался, я целовал его лицо, умоляя расслабиться, потому что мне самому становилось больно. Его растяжка позволяла прижать к его груди его собственное колено, в то время как вторая нога лежала на кровати, слегка согнувшись, я улыбнулся, оставляя поцелуй на его густых ресницах, слизал слезу, что так спешно старалась потеряться в волосах на его виске. Я два раза толкнулся в него, ловя это тельце, двигающееся вверх, затем сел на колени и еще ближе притянул его к себе, ладонь мальчика легла на его живот. Луи закрыл глаза, притягивая к себе подушку другой рукой, я уложил его на свои бедра, держал его за бока, оглаживая тазовые косточки большими пальцами, я не сдерживался. Я ухмылялся, замечая, как Луи прячет свои глаза, закрывая их, как выгибается и пытается ухватиться за подушку крепко, как за что-то дорогое и обеспечивающее безопасность. Поэтому я наклонился к нему, толкнувшись, он ухватился за меня, пальцами давил на кожу на спине, я почувствовал его яйца и напряженный член, определенно требовавший внимания. Я приподнялся и смотрел в его открытые глаза, запуская руку меж наших животов, ощупывая его вены и намокающую расселину, он закрыл глаза от накатившего наслаждения и выгнулся подо мной.

– Гаро-о-ольд, – губки в форме идеально круглой [о], за которые я зацепился, на вкус были словно вишневое вино.

Ему не понадобилось много времени, чтобы кончить, наши тела почти слиплись, было грязно, в ушах шумело, я слышал только его громкие издыхания, я чувствовал их, его сердце и его трепещущую душу, что показывала себя сквозь эти ярчайшие глаза, сейчас переливающиеся подобно лунному камню, отражающие все его мечты и желания. Потому что на романтику меня тянет только тогда, когда подо мной любимое мною тело, которому я готов посвятить все на свете. Его четкие скулы вдруг сжались, а губы вытянулись в тонкую полосу, он зажмурился, а я прижался к нему настолько, насколько мог, чтобы не придавить мальчика. Наши ребра ударялись друг о друга с каждым моим дерзким толчком, я находился на грани, а Луи терпел то, что я делал с ним, сдерживая крики внутри. Его волосы, в которые я запустил руку, стали грязными и липкими из-за спермы, я протер большим пальцем пот на его лбу. Мальчик сжал кулачки, я перестал двигаться, все еще пряча эту тонкую фигуру под собой. И уже тогда я не сдержал сладостный звук наслаждения внутри себя, простанывая слова любви прямо в его маленькое ушко, щекоча при этом шею намокшими волосами.

– Я люблю тебя, – низко произнес я, хриплым голосом, перебитым моими вздохами.

– Я тоже люблю тебя, – я вышел из него и опустился к грязному туловищу, вылизал местечко у его пупка и закусил кожу на боку, сильно, чтобы оставить метку.

К черту все мои грязные мечты, к черту все те ночи с женщинами. Вот оно, то, чему теперь я буду вечно верен. Я протрезвел, я принимал ситуацию, я принимал его горящее подо мною тело, испепелившуюся душу. Этим маленьким сердцем Луи любил меня, а я любил его. Прямо сейчас я скучал по портретам, что остались в галерее, прижимая мальчика, уместившегося на моей груди, к себе ближе, ведя пальцами по его плечу к локтю, после по предплечью, опускаясь к самой кисти, проглаживая меж костяшками. Заснул я тогда только к часам четырем, когда Луи отрекся, недовольно сводя брови, я усмехнулся и поцеловал его руку, которую он спешно спрятал под подушкой.

– Луи, милый, – произнес я, еще даже не открыв глаз. Я повел рукой к его стороне, но там было пусто. Я уже и забыл, что хотел от него.

Я приподнял голову и осмотрелся. Вокруг беспорядок, наши костюмы валяются на полу, вся простынь в беловатых, местами липких пятнах, как и одеяло, я протер глаза, сел. Снова осмотрелся, в квартире было тихо, хотя я не слышал даже улицы сквозь открытую балконную дверь. Я протянул руку к своему нижнему белью, спешно надел его, параллельно вставая с места. Я прокашлялся в кулак и вышел в коридор.

– Луи, – он крутился у зеркала в одних трусах, – что делаешь? – я двигался к двери в ванную комнату.

– Оно мне не нравится, – он опустил руки и сгорбился. – Оно маленькое и слабое.

– Перестань, милый, у тебя все в порядке с телом, – он не смотрел на меня, трогал тело руками, пренебрежительно сжимая кожу до красных пятен.

– Пять футов и пять дюймов, Гарри, – я не подходил к нему, сначала надо привести себя в порядок. – Да я еле до ста фунтов в весе дотягиваю.

– Луи, с тобой все в порядке, ты выглядишь изумительно.

– Нет! – он развернулся, махнув руками. – Почему я не выгляжу как ты? – я напрягся, оставил в покое дверь ванной, подходил к нему.

– Потому что мне уже сорок один, а тебе всего семнадцать, – его расстроенный вид расстраивал и меня. – Все еще у тебя будет, я тоже был не самым крупным среди сверстников.

– Не будет, я всегда буду низким и слабым.

– Ты не слабый, – я прижал его к себе, он не мог дать объятия в ответ, потому что был сильно разочарован в себе. – Луи, перестань, ты не можешь говорить о себе такие вещи.

– Это правда.

– Да, это правда, но это не делает тебя хуже, – он всхлипывал, тихо, часто. – Я люблю тебя не за твое тело.

– А за что тогда?

– Ты любишь меня только из-за того, как я выгляжу?

– Нет, – я прочувствовал слезы, попавшие в сгиб моего локтя. – Внешность идет как дополнение.

– Вот видишь, – я грустно натянул улыбку, Луи положил ладонь на мое плечо.

– Но меня же не за что любить, Гарри, – я провел рукой по его влажным волосам.

– Луи, не говори так, ты удивительный человек, – я говорил твердо и быстро. – Ты очень хороший и я рад, что мы с тобой вместе, ясно? – он кивнул. – Даже если это неправильно, я здесь для тебя, прямо как и ты для меня.

– Конечно.

Я потрепал его по голове и ушел в ванную, сегодня проходит открытый показ для всех желающих, я собирался немного опоздать. Луи отказался идти, я не спорил с ним, я хотел узнать, кто же сказал о нем такие вещи. Но мальчик не помнил имени. Он не поцеловал меня на прощание, сидел на диване в пижаме, поедая прямиком из коробки глазированные кукурузные колечки. В тот момент я в очередной раз увидел в нем того маленького Луи, которого встретил в Аллоше.

– Вы сказали, что Луи – ваш кузен, не так ли? – перед огромной публикой я обычно не изворачивался. Я появлялся на таких показах чисто ради вопросов.

– Да, – ответил я женщине, что подошла с сегодняшним выпуском ежедневника.

– Не находите ли вы эти картины слишком откровенными? – она смотрела в мои глаза спокойно, твердо, я даже растерялся.

– Откровенными? – спросил я, оглянул зал. – Что вы имеете в виду?

– То, как он стоит на некоторых картинах, его взгляды, – я потоптался на месте, выдержал паузу. – Мистер Стайлс, я давно интересуюсь искусством и человеческой психологией, – очень интересно. – Я просто вижу это и хотела спросить вас.