– Кузен? – противно переспросил один из журналистов, все на него обернулись.

– Да, сын моего дяди, – тишина, такая напряженная, я слышал только удивленные вздохи тех, кто прочтет эту информацию в скором времени.

Тот день длился вечность и по своим ощущениям напоминал какой-то очень светлый праздник любви, наполненный благородством души. Я чувствовал себя невообразимо любимым, правильным, нужным. Луи общался со всеми, много смеялся и кокетливо наклонял свою голову в стороны, морщинки вокруг глаз играли с искусственным светом помещения. Я не мог перестать смотреть на него, люди рассеялись и прибились к картинам, поодиночке или в небольшой компании, много говорили и тыкали пальцем на детали. Я смотрел на Луи, игриво кладущего ладонь на плечо моего друга, улыбающегося широко, отсмеивающегося, я глотнул вина из своего бокала, жажда этого мальчика избивала мой бедный мозг. Я прищурился и полностью погряз в своих неприличных мыслях, прямо как в тине, откуда вытащил меня Кайл.

– Итак, Гарри, – вино в стакане немного перемещается из-за толчка, который я получил. Я улыбнулся. – Твой уровень высоко поднялся. Все портреты приятны глазу, на самом деле, я даже и не знал, что ты так умеешь.

– Я тоже, это просто Луи, – теперь и он смотрел на мальчика, его карие глаза всегда излучали этот особенный горячий свет, желающий все предметы вокруг в свою власть. – «Новое начало» не такое как картины с Луи.

– Зачем ты назвал выставку так?

– Потому что мы с ним повстречались в пригороде, – я совсем себя не сдерживал. Еще раз глотнул вина, прокатившегося по горлу как ком. – Потому что Луи похож на тот самый пригород.

– Я так и знал.

– Что? – я удивленно отрываюсь от мальчика и поворачиваю голову к Кайлу.

– Двенадцать лет прошло, – память напрягается изо всех сил, пытаясь вспомнить. – Все эти картины нарисованы с особенным и неприятным чувством, слабым и неподходящим тебе чувством, Гарри, – я опустил голову, пытаясь скрыть свои эмоции. – С любовью, ты не скрываешься, Гарри, совсем нет, – Кайл сжимает мое плечо. – Я просто надеюсь, что ты сделал правильный выбор.

Он уходит, а я остаюсь со своими флешбэками, отдающими в груди некой особой болью. Неприятным чувством наполнения, не того, какое я хотел бы чувствовать. Мне двадцать восемь, мы в Северной Каролине, конкретно город я не помню, где-то на побережье, я проиграл в покер. Но, так как деньги не являлись для меня, для нас какой-то проблемой или азартом, у нас были желания. Вернее, задания, иногда выходящие за рамки. На днях один мой друг сказал мне, что я не должен смотреть на детей так, как смотрю. Они долго шутили по этому поводу, но я не придавал этому значения. Так вот, меня отправили в бордель. В бордель с детьми. Девочки обычно были в борделях с женщинами, редко они бывали вместе с мальчиками. Я не провел с этим ребенком ночь, я ничего вообще с ним не делал. Его звали Эйбел, ему нравилась его жизнь, и он ничего более не желал. Мы поговорили около двух часов, было интересно пообщаться с ребенком. С ребенком, оказавшимся в такой ситуации. Я даже не целовал его, не трогал совсем. Он сидел на кровати, уже начинал раздеваться, но я попросил его не делать этого. Я стоял у двери все два часа. Я не гордился этим. Тогда уже я был в товариществе «Желтой волны», уже тогда я готовил свою выставку. В этом не было ничего такого, но я не гордился этим и получал много неуместных шуточек от своих друзей весь последующий год.

– Знаешь, что мне еще нравится? – вот и мы с Луи стоим в окружении моих близких друзей и немного пьяных Гектора и Джека. – Ты сменил имидж. Твои длинные волосы тебе идут, – мальчик улыбнулся, глянув на говорящего мужчину, я тоже улыбнулся, смущенно.

– Даже молодят! – мы засмеялись из-за Джека, Луи обнял меня за талию, всего лишь нежно уместил свою руку, пощекотав меня.

– Да не такой уж я и старый! – обиженно произнес я, мы снова засмеялись, мальчик по-своему красиво и мягко, я слышал только его смех и смотрел на слегка взъерошенные волосы.

– Ну да, сорок один, еще вся жизнь впереди, – улыбки украшали наши лица в этот замечательный вечер, я передал свой бокал официанту.

– Конечно еще все впереди, а как же наследники? – Джерри никогда не оставлял тему семейного бизнеса. – Или Луи станет наследником? – мальчик удивленно посмотрел на меня.

– Да, я думаю, – мы смотрели в глаза друг друга, я тонул там, не понимая, как такое могло свершиться, – да, он определенно будет хорошим бизнесменом.

– А балет? – они все помнили. Они все видели Беллу в исполнении Луи.

– Эм-м-м, – Луи с сентября не было на балете, иногда дома он разминался, просто чтобы не потерять свои навыки, – я даже не знаю, я думаю..

– Я буду заниматься балетом, конечно! – продолжил за меня мальчик, я расплылся в теплой улыбке, смотрел на него. – Буду ждать всех на следующем шоу!

– И когда оно будет?

– Думаю, в Рождество, – он улыбнулся широко, радостно и дивно, я загляделся.

В нашей квартире было душно, хотя на улице было непривычно для этого периода прохладно. Мы зашли, я оставил на столе все приятные подарки от друзей, в частности алкоголь и конфеты. Луи сразу ушел в спальню, я смотрел на него, следил за движениями, четкими, отточенными, его балетная походка будоражила всего меня, и я чувствовал, как электрический ток бежит по костям. Легонько переставленные ножки отыгрывались, его руки снимали пиджак, скорее всего неудобный для него. Я улыбнулся, пошагал за ним, щелкнув перед этим выключатель на кухне.

– Мне сказали, что я выгляжу как девчонка, – он расстегивал рубашку, снял ее также искусно и красиво.

– В каком смысле? – я не раздевался, я застрял у двери, был слегка пьян.

– У меня женское тело, Гарри, люди стали говорить об этом, – он завел руку за спину, чтобы почесать местечко под лопаткой, не смотрел на меня.

– Оно не женское, – потянул штанину в сторону, положил брюки на кровать. – Оно твое и оно прекрасно.

– Оно женское, маленькое, неуместное и слабое, – в его глазах показалась злоба и ненависть, слова он просто выплюнул. – Оно ужасное.

– Луи, – он вздохнул, осмотрел комнату, руки были опущены, – посмотри на меня, – грустно переводит взгляд, его глаза слезились.

– Меня это задело.

– Я заметил, – я шел к нему, Луи сделал шаг навстречу и прижался ко мне в объятиях. – Да, оно не такое, как у других мальчиков твоего возраста. Ты немного их ниже. Талия у тебя тоньше, – не сдержавшийся всхлип прорвался наружу сквозь сомкнутые губы. – Но твое тело все равно очень красивое, милый, оно картинное и живописное.

– Экстерьеристое, – я улыбнулся, выдохнув смешок.

– Конечно, – его кожа была мягкой и вкусной на вид. – Не слушай их, они просто не понимают, что это обижает. Ты красивый, Луи, ты очень красивый, перестань, – его всхлипы участились, били прямиком в сердце.

Уже минутой позже я целовал его на нашей кровати, откидывая вещи в сторону, пытаясь в промежутках ухватиться за что-то на его теле, почувствовать кожу, почувствовать его полностью, воссоединиться. Его руки были прижаты к его груди, кисти сложены в кулачки, наши кулоны прозвенели, столкнувшись, Луи улыбнулся, пока я исследовал форму его прикуса, пока я пересчитывал эти уже тридцать зубов. Мы оторвались, я смотрел в его бездонные глаза, где безвозвратно терялся, его глазки бегали, были слегка красноватыми. Он шмыгнул носом, когда я стал опускаться по рельефам его туловища вниз, ощупывая каждый сантиметр этой оболочки губами. Его грудь подалась навстречу моему языку и пальцам, которыми я щекотал его соски, они были прохладные, но в моем рту стали горячими, его сердечко забилось быстрее, мальчик выдохнул протяжно, со свойственным скулежом, я пошел вниз, пересчитывая ребра, что так уязвимо показались. Луи напрягся, а я улыбнулся, подмечая его бугорок под хлопковой тканью нижнего белья. Мои волосы щекотали его кожу, я пытался убрать их каждый раз, но безуспешно. Я присел на кровати, оторвался от своей сладости буквально на секунду, только чтобы стянуть с себя ненужные брюки и нижнее белье, Луи смотрел на меня.