– Мам? Почему ты не на работе? – он не подходил к ней, стоял возле меня.

– Сюрприз! Я привезла Бартоломью! – Луи не был рад так же, как и она. Мужчина подошел ко мне.

– Бартоломью Валуа, – он протянул мне руку.

– Гарри Стайлс, – я поставил мольберт на землю.

– Ох, какой у вас прекрасный американский акцент, – у Луи вырвался смешок.

– Да, я из Америки. А вы?

– Из Обервилье, рядом с Парижем.

– М, понятно, вы новый парень Джоанны? – Луи спрятался за мной.

– Да, да, вы знаете, удивительная женщина, Джоанна, – та покраснела от смущения, Луи покраснел от злости.

Мы зашли в дом, Бартоломью говорил стихами, я оставался с Луи, потому что тот испытывал ненависть к этому человеку. Джоанна готовила обед. Я прибирался в своей комнате, искал кофту потеплее, Луи сидел на кресле, читал одну из моих книг. Он был раздражен, зол, поэтому я не трогал его. Он не любит отчима, его можно понять. Он не заметил, как я сел за стол, смотрел на него, зарисовывал в своем блокноте. Он очень вдумчиво читал взрослую книгу, пытаясь, наверное, прочитать что-то между строк.

– О чем вообще эта книга? – ему надоело. – Гарольд, не рисуй меня.

– Луи, тебе лучше говорить тише, Бартоломью ходит бесшумно.

– Угх, он меня бесит.

– Я заметил.

– Кто тебя бесит? – Бартоломью появился буквально из воздуха. Серьезно.

– Неважно, – Луи встал с кресла, что было возле двери, подошел ко мне.

– Луи, можно с тобой поговорить?

– Говори, – я мешал им.

– Нет, наедине, пойдем, не мешай мистеру Стайлсу.

– А у меня нет секретов от Гарри. Говори, – он держался уверенно и дерзко. Я не мог смотреть на него, но и не мог смотреть на Барри. Его закрученные усики превращали меня в школьника, смеющегося от любой вещи.

– Луис, пойдем, это семейное.

– Семейное?! С каких пор мы с тобой – семья?!

Я встал, хотел выйти, чтобы не мешать им, Джоанна поднималась по лестнице, вытирая руки кухонным полотенцем. Она зашла в комнату, закидывая его на плечо, подошла к Бартоломью. Я почувствовал, как напряжение Луи разрастается, я видел, как он сжал кулаки.

– Луи, это что такое?! – она не подходила к нему, стояла около Барри, держала его за предплечье. – Перестань так разговаривать со взрослым человеком! – начала кричать.

В моей комнате не хватало воздуха. Я не двигался. Луи тяжело дышал. Бартоломью просто стоял, смотрел на все это без особых эмоций. Мы с ним переглянулись. Не буду лукавить, я хотел прожечь его взглядом, я посмотрел на него осуждающе, он пользовался любовью Джоанны, она всегда становилась на его сторону, судя по всему. В помещении застоялась тишина и плохой воздух, уже теплый. Луи смотрел на мать, наверное, пытаясь до нее достучаться. Мне показалось, они так и не говорили о Бартоломью, просто однажды Джоанна появилась с ним. Луи ревновал.

– Папа умер всего пятьдесят один день назад!

С этими словами он ринулся с места, толкнул Джоанну, выбежал из комнаты. Напряжение так и не спало. Мы услышали, как хлопнула дверь, Бартоломью держал Джоанну за талию, прикрыл глаза. Та, в свою очередь, приложила ко рту полотенце, сдерживала слезы. Я ждал, когда же они покинут эту комнату.

– Поганец, – Барри поправил свои усы, я нахмурился.

– Он срывает нам весь переезд, – по щеке Джоанны текла слеза, она закрыла глаза. – Такой неблагодарный.

Они ушли. Я остался один. Луи нигде не было, он уехал куда-то на велосипеде, а я молился, чтобы он вернулся до заката в нормальном настроении. Я сидел на улице за столиком, солнца все еще не было. К счастью, ветер стих. Бартоломью открыто флиртовал с нашей молоденькой соседкой. Она громко и пискляво хихикала. Я читал книгу, попивал свой кофе, высматривал Луи на горизонте временами.

– Что вы читаете, мистер Стайлс? – Барри присел ко мне.

– «Колыбель для кошки», – я не отрывал глаз от книги.

– Интересно?

– Да, – давал краткие ответы, чтобы он отстал от меня. Но мистер Валуа не понимал намеков.

– А чем вы занимаетесь в Америке? – я не любил такие расспросы, мне уже хватило Джоанны.

– Я преподаватель в университете.

– Американцы, – он сказал это с каким-то отвращением в голосе, прикусив свой язык на звуке [н], невоспитанно выплюнув последние буквы.

Я не любил спорить с людьми, обладающими уровнем интеллекта ниже моего. Поэтому закончил наш диалог на его слове, продолжил читать книгу с полуухмылкой на лице. Джоанна вышла к нам и позвала на обед, когда я вежливо отказался. Бартоломью снова подкрутил свои усики и посмотрел на меня.

– Что вы, Гарри, вам не нравится французская еда? – Барри был обычным среднестатистическим мужчиной.

– Прошу простить, Джоанна, но я не голоден, – я не отрывал глаз от книги. Последние абзацы не остались в моей памяти.

– Пойдем, Бартоломью, там все стынет, – тот встал, нависая надо мной тучей. Барри был с меня ростом, но немного крупнее и тяжелее на вид.

– Я думаю, это неуважение к хозяйке, – я держался. Мало ли что там у этого мужчины происходит в голове.

– Я бы не отказался от чашечки кофе, будь так любезна, – я протянул свою чашку Джоанне, та послушно взяла ее.

– Джоанна! – Бартоломью выбил из ее рук чашку, та упала на траву, оставшийся в ней кофе немного расплескался. – Сколько раз я говорил тебе!

– Мистер Валуа! – я вскочил. Все было неожиданно. – Я не позволю вам так обращаться с женщиной, – я положил книгу на стол, поправил свою рубашку и протянул Джоанне руку. – Пойдем, – я собирался увести ее. Руки раскраснелись.

Бартоломью остался там, стоял как столб, походил на разъяренного быка. Соседи уже выглядывали на нас из-за цветущих кустов и заборов, стоя на дороге, позабыв о своих делах. Что это было, я так и не понял, Джоанна выглядела расстроенной, она ничего не сказала мне. День был тихим. Джоанна была в своей комнате, Бартоломью в гостиной смотрел телевизор, я читал книгу на креслах на крыльце, ждал Луи. Закат начинался раньше, чем должен был, я пролил на себя кофе, поэтому вернулся в дом, чтобы переодеться.

– Вы, американцы, такие заносчивые, – похоже, что Бартоломью услышал, как я проходил мимо. Точно не знаю, но он, по-моему, был нетрезв.

Я не ответил ему. Да, до этого я встречал людей из Европы, которые плохо отзывались об Америке, но я плевал на них. Мне было все равно. Они не оценивали мой талант по достоинству, они просто не умели. Мне не надо было знать, что они думают о нас, о нашей стране, о нашей власти. Моя мать научила меня не обращать внимания на все это. Благо, я и вырос в толерантном обществе, где все вокруг отличались своим умом, и всем было плевать, откуда ты.

– Такие тупые и мелочные. Вам нужны только деньги, – я поднимался в ванную комнату, но все еще его слышал. Но не слушал. – Такие свиньи.

Я намылил пятно на своей рубашке, пошел за другой. Джоанна уже встала, выглядела уставшей. Я попросил ее еще полежать, на что она ответила, что должна готовить ужин. Мне не переубедить ее. Я спускался вниз, застегивая пуговицы, заметил, что Барри уже нет в доме. Я вышел, увидел его, стоящего у перил вместе с моей книгой в руках. Он курил, выдыхал дым с пронзительным кашлем.

– Даже эта книга тупая, – он бросил ее на кресло, где я ее и оставил.

– Если вы не понимаете смысл, это ваши проблемы, – он повернулся ко мне.

– Не обязательно быть умным, чтобы понять, что Америка – это страна, которая рухнет первой.

– Ах, я бы поспорил с вами, – я сел в кресло, снова открыл книгу, – но я, к сожалению, был воспитан культурным человеком.

– Гарри, зачем вы приехали сюда?

– Этот дом теперь мой, я не могу отдохнуть здесь?

– Зачем вы приехали сейчас? – закуривает третью сигарету.

– Джоанна пригласила меня.

Он отвернулся, я не понимал, что конкретно его волнует, что ему не нравится в моем поведении. Еще, я так и не понял, зачем он вообще приехал. Джоанна вышла к нам, позвала на второй обед, все еще выглядела уставшей. Бартоломью стал говорить с ней на французском, думая, что я не пойму его, но, о господи, я знал французский так же хорошо, как и английский. Нелепость ситуации заставляла меня сдерживать смех. Бартоломью спорил с Джоанной обо мне, спрашивал, почему я здесь, если у нее есть он и все в таком духе. И, последняя фраза, вылетевшая из его рта как пуля, полетевшая прямо мне в лоб: