– Я люблю тебя, – я прошептал.

– Прости меня, – его взгляд сразу ушел куда-то вниз.

– И ты тоже, – а я не мог перестать смотреть на него.

– Мне жаль, – я поставил его на ноги. – Я не хотел к нему идти, – я протирал свои слезы, быстро, улыбаясь. – Я сожалею, – теперь я избегал этих глаз. – Я потерял кулон в лесу, Гарольд, мне так жаль.

– Тише, – я обнял его. – Я люблю тебя, я люблю тебя, – во мне не могло быть столько слез.

– Я тоже люблю тебя, очень сильно.

В конце концов, у нас красивая история любви, не находите?

========== dix-neuf. ==========

– Зачем ты это сделал?

Конец июля. Луи стоит в нижнем белье у кровати вместе с фотоаппаратом и фотографией в руках. Я голый, меня прикрывает только тонкое покрывало.

– Зачем ты пометил меня? Теперь все будут задавать вопросы.

Он внимательно рассматривает засос на снимке.

– Гарольд, ты сумасшедший. Зачем ты сделал это?

Я пожимаю плечами, мальчик вздыхает. Он кладет фотографию на комод и направляет объектив на меня. Я привстал на локти и улыбнулся.

– И тебе не стыдно?

– Ни капли.

– Не подходи ко мне больше, – эта фотография в его руках. – Ты просто, – качает головой, быстро улыбается.

– Я просто люблю тебя.

– Но не до такой же степени!

Мы не обговаривали детально его поступок, мой поступок. Мы решили оставить это в прошлом и забыть, как о кошмаре. Луи скучает по родителям. Он не знал, что делать со своими эмоциями, засыпал в слезах и просыпался точно так же. Но это продлилось всего несколько дней. Он садился за стол утром уже успокоившимся, но минуту спустя вся его боль и тоска снова застревали комом в горле, он просто опускал голову, позволяя слезам капать на его оголенные бедра. И, слава богу, он принимал мою помощь и заботу. Он не стеснялся сидеть в моих руках по несколько часов в сутки, он не стеснялся молчать или говорить много.

– Зачем тебе такая тонкая кисточка? – вообще, я терпеть не мог, когда люди трогали инструменты, которыми я пользовался. – В ней всего три шерстинки, – но Луи я позволял делать это.

– Не три.

– Это образно.

– Чтобы вырисовывать мелкие детали.

– На твоих старых картинах совсем не было мелких деталей, хочу сказать, – он сидел на стуле и просто возился с моими кисточками.

– Сейчас я прорисовываю твои ресницы и мелкие вкрапления твоих глаз, веснушки.

– Нет у меня веснушек.

– Есть.

– Нету.

– Есть, – он вздыхает. – Ты их стесняешься?

– Не хочу, чтобы меня называли конопатым.

– Тебе еще далеко до конопатого, милый, это всего лишь небольшие веснушки, – он поднимает голову.

– Но гордиться я ими не собираюсь.

– Я люблю тебя, – мы одновременно улыбнулись.

– Я тоже.

А еще Луи сдружился с Марти. Этот парень был чем-то невообразимо прекрасным. Он часто бывал у нас, за этот месяц раз десять, может больше, они часто гуляли по Нью-Йорку. Луи посещал с Марти спортивные игры, которые, как он честно признался, он ненавидел. Но зато Марти всегда мог составить компанию Луи для шопинга, к которому мальчик пристрастился. Однажды Марти задержался у нас, потому что его отец был занят работой, а дома одному может быть скучно. В тот вечер за ужином мы с ним обсуждали искусство, оказалось, что он разбирается в нем и всегда может составить собственное аргументированное мнение о картинах. Луи не нравилось то, что я краду у него друга.

– Если честно, я должен согласиться насчет картин Виллема де Кунинга, – очередной вздох Луи, который мы игнорируем. – Его картины понятны только ему самому и это немного неправильно.

– Я никогда не понимал абстракцию, – я глянул на мальчика, который собирался задушить меня. – Виллем де Кунинг зазнался со своими непонятными картинками.

– А что с твоей матерью, Марти? – Луи не мог просто не перебить.

– Ах, она, – неловкая пауза, он не хотел говорить о ней, – она с другим мужчиной в Ванкувере.

– Она изменяет твоему отцу? – я без слов просил его прекратить.

– Да нет, уже, как бы, они уже развелись, – Марти улыбается.

– Ох, понятно, – это было невежливо и некрасиво.

Мы не концентрировались на проблемах, мы с Луи не собирались раздувать драму из всего, что происходило с нами. Я не был тем человеком, который долго помнил о чем-то плохом. Луи растет, ему хочется постоянно что-то менять в жизни или оставаться на месте, оставаться неизменным. Я собирался принять это и жить с этим. Жить с его грустью или радостью.

– Мне хорошо с тобой, – мы в парке. Снова в парке в уединенном местечке.

– Мне тоже.

– Нам так повезло оказаться рядом друг с другом, – мы загораем, потому что можем. Луи пытается спасти растаявшее мороженое всеми силами. – Как будто так должно быть. Мы одно целое.

– Я знаю, я люблю тебя, – я смотрю на него, его глаза красиво переливаются за стеклами оттенка персика, на уголке рта мороженое, я убираю его пальцем. – Очень сильно, – я облизываю свой палец, мальчик протирает губы тыльной стороной ладони.

– Я хочу килограмм фруктового льда, – улыбаюсь.

– Если после него ты будешь болеть, я заботиться о тебе не буду.

– Иногда ты ведешь себя хуже, чем ребенок.

– Кто еще из нас ребенок, – я ложусь на спину и закрываю глаза.

И вот во что превратилась наша жизнь, в очередной раз. Я совсем не замечал его отсутствия, балет стал частью его жизни, такой частью, как мое рисование, наверное, мы почти не обсуждали это. Мы не придавали балету так много значения, как до этого. И это было хорошо. Мы жили нашу обычную жизнь, я стал чаще встречаться со своими коллегами, которые критиковали мои картины, которые помогали мне с организацией и всем этим. Я уже готовился к выставке. До этого мне помогали родители, но их, к сожалению, уже нет со мной. Я мало о чем думал в августе, я совершенно расслабился и ни о чем больше не жалел. Я все еще думал, уезжать ли мне с мальчиком.

– Его забрала мама, – этим летом так вышло, что Луи со своими старыми друзьями только попрощался. С Лейлой он не встречался. – Он сказал, что это на недельку, но я уезжаю через два дня.

– Луи, ничего страшного, Марти просто побудет немного со своей мамой, ты не должен быть таким эгоистом, – он не хотел, чтобы я ехал. И я не знал, почему.

– Ты прав, но я хочу побыть эгоистом, – строгий и резкий тон, я смотрю в его глаза. – Она забрала его без предупреждения, он, вообще-то, в колледже учится.

– Луи, – я подхожу к дивану, на котором сидел мальчик, расставляю руки для объятий, – расскажи мне, что опять происходит?

– Ничего, – он нехотя встает, обнимает меня и прячет лицо в животе. – Я не знаю, я просто волнуюсь немного.

– Давай я поеду с тобой?

– Тебе надо работать в университете.

– Я могу оставить университет.

– Не можешь, – поднимает голову, чтобы на меня посмотреть. – Ты не должен жертвовать работой для меня.

– Я все равно собирался уйти, чтобы подготовить все для выставки, – я поправляю его челку.

– Тебе идут длинные волосы.

– Спасибо.

– Я даже не знаю, тебе не надоест? – я нахмурился.

– Что мне может надоесть?

– Вообще-то, в труппе одни надоедливые люди, – он улыбнулся. – Кара и Тони никогда не затыкаются.

– Я думал, у вас там строгие правила.

– Это только на тренировках. А так они все превращаются в обычных назойливых людишек.

– И ты самый назойливый из них? – я усмехнулся.

– Нет, вообще-то, меня все любят.

– Конечно, как тебя не любить?

Мы целуемся уже в темном помещении, у дивана в гостиной, не спешим опускаться на него, наслаждаемся губами друг друга так долго, как только можно. Я помогаю ему снять кофту, быстро, неуклюже, мы торопились, хотя торопиться не стоило. Руки на изгибе спины, я щекочу ямочки его поясницы, вторая рука поднимается вверх, останавливается на уровне лопаток. Его пальцы в моих волосах, беспорядочно пытающихся ухватиться за разум, чтобы подчинить себе, я полагаю. В штанах быстро становится тесно, Луи их расстегивает. Мы не могли оторваться надолго, крали кислород один у одного, быстро цепляясь заново, не имея возможности сказать хоть что-то. Мне начинает болеть шея, последний поцелуй я распробовал досконально. Луи поцеловал меня в районе грудной клетки, я готов поклясться, что в этот момент мое сердце просто упало в пятки. Он продолжил целовать мое тело, выдыхал, хрипя. Мы опустились на диван, мальчик выгнулся, теперь была моя очередь целовать его тело. Мне как будто бы заложило уши, я слышал собственный пульс, участившийся, было жарко. Наши тела уже прилипали друг к другу, я быстро расправился с его шортами и нижним бельем. Луи следил за моими движениями, я поднимался от тазовых косточек по ребрам прямиком к его шее.