Он все еще стоял ко мне спиной, за футболкой на пол отправились шорты. Мальчик осторожно прогнулся, я пересчитывал позвонки, его белье тоже было грязным. Все в какой-то земле и траве.

– Милый, тебе лучше ответить.

Он что-то рассматривал на своей руке, я заметил, что кулона на нем не было.

– Луи, пожалуйста, – я находился на грани, я не знал, что мне делать с ним, – скажи мне, что случилось, я прошу тебя, – я, кажется, плакал.

Через две секунды упала первая слеза, проложившая путь остальным, он повернулся ко мне, на лице показалась еще одна царапина, щеки красные, кровь засохшая. Только грусть и тоска в глазах, он ничего не сказал мне. Он совсем ничего мне не ответил. Прошел мимо, раздраженно, я почувствовал тепло на секунду, которое убежало вместе с ним. Он сидел в ванной, я не трогал его несколько минут, стоял у двери, слушал. Я вошел, посмотрел на лицо под водой, на зажмуренные глаза, на кровь, покидающую его тело сквозь узкие щели. На скуле царапина была окружена аккуратной желтизной. Я сидел на полу, когда он смотрел в воду, смотрел тихо, слабо дышал, я слышал только собственный пульс, отдающий по барабанным перепонкам болью. Я долго смотрел на него. Я ждал реакции. Я ждал слез. Извинений. Оскорблений. Хотя бы чего-нибудь. Но ничего. Я не выдержал первым, ушел из ванной через семь минут, вода, должно быть, остывала. Он вышел следом.

– Собирайся.

Этот образ на фоне голубоватого кафеля застрял в моей голове, застолбился. Я смотрел на мальчика в самолете, он следил за облаками, а затем заснул. Я смотрел на него, зарисовывал в своем блокноте, пытался сквозь вздохи достучаться. Я больше не расспрашивал его. Я так не мог, я не умею давить на людей. На любимых и близких людей. Я только смотрел в эти глубокие глаза цвета сапфира, которые избегали меня. Однажды он расколется, я очень надеялся на это.

– Приве-ет! – Аманда скучала в этом огромном доме, была рада нас видеть.

– Привет, – впервые я услышал голос мальчика за последние двое суток.

– Как вы? – я только кивнул ей, у меня забирали чемоданы.

Луи сразу же ушел наверх, в свою отдельную от моей комнату. Вместе с прислугами, они должны были помочь ему. Я следил за его ногами, осторожно ступающими на ступеньки, как будто ему было больно. Аманда смотрела на меня.

– Так, у вас все хорошо? – она совсем немного изменилась, стала носить макияж. – У Луи тело в синяках, – я махнул рукой служащему, который пошел в мою спальню. – Гарри?

– Не знаю, хорошо у нас все или плохо, – я улыбнулся ей, но мне было больно. – Я думаю, что он тяжело переживает свой переходный возраст, – она могла понять меня. Я более не хотел затрагивать эту тему.

Мы не ужинали, я сидел в наполненной ванне, пытаясь не думать о том, что Луи мог делать с этим проклятым Беном, я не хотел думать о том, откуда у него столько следов от побоев. Вы можете понять меня неправильно, но я действительно не мог просто надавить на него и заставить говорить. Я считал это неверным, так вы заставляете своих близких ненавидеть вас. Я стоял у дверей в его спальню и боялся зайти.

– Я хотел только пожелать тебе спокойной ночи, – дальше дверного проема я не продвинулся, Луи не взглянул на меня, сидел на кровати вместе с книгой. Я выдержал неприятную для себя паузу, нахмурился. – Я люблю тебя, – ноль эмоций. Никакой реакции. Совсем. На нем не было моего кулона, не было. – Я хочу, чтобы ты помнил, что ты заслуживаешь любви и заботящихся людей рядом, я хочу, чтобы ты, – он как будто меня не слушал. Мне не хотелось кричать в пустоту и унижаться перед каким-то там подростком. – Чтобы ты знал, – мне казалось, что это я не в порядке, – что я всегда буду рядом, пока ты не захочешь обратного.

Что могло произойти за одно утро? Что такое могло случиться? Тогда я не уснул. Я лежал и думал о том, что все не могло рухнуть в один момент. Он не мог разлюбить меня за одну ночь, проведенную с другим парнем. Если до этого, конечно, он любил меня. Я думал, что я накручиваю себя. Я много думал. Почему же я влюбился в Луи? Во что такое в нем я влюбился?

– Доброе утро, – слава богу, он ел. Вместе с Амандой они завтракали на улице, куда меня привел дворецкий.

– Ох, Гарри! – она была одета не так, как ее учила моя мать. Короткая юбка-шорты, майка, оголяющая плечи и шлейки ее бюстгальтера. Я удивился. – Принесите Гарри приборы и посуду, срочно! – даже я сжался от такого тона.

Луи не смотрел на меня. Он спокойно ел, и я был очень этому рад. Я присел рядом с ним. Весь завтрак мы так и не обменялись с ним словечком, он не разговаривал со мной, и Аманда, поняв, что происходит, тоже перестала говорить. Но обстановка не была напряженной, вокруг нас бегали слуги, постоянно что-то подавали и подставляли, хотя я привык обслуживать себя самостоятельно, все давно знали об этом. Аманда как будто ввела новые правила для них. Луи встал из-за стола и просто ушел. Я следил за его тонкими ножками, ступающими на землю избирательно. Казалось, что ему что-то болит, но сейчас я был беспомощен.

– Гарри, – я повернулся к ней, – что происходит?

Я опустил взгляд, как будто мне было чего стыдиться.

– Не знаю, – она покачала головой.

– Он перестал говорить, когда рядом появился ты.

– О чем он говорил?

– Да так, о своем городе. Там люди умирают от СПИДа?

– Еще не доказано, что это СПИД.

– Мне поговорить с ним? Спросить о чем-то конкретном? – я посмотрел в ее глаза.

– Будь ему хорошим другом. Его друзья разъехались.

– Хорошо, – улыбнулась, она была очень похожа на мою мать.

Я сидел в студии, каждые двадцать три минуты ко мне подходил человек, наливающий кофе в мою чашку, я стоял у окна. Аманда играла с Луи в гольф. Она умело объясняла ему правила. Мячик полетел в сторону фонтана. Мама оторвала бы им головы. Я усмехнулся.

– Войдите, – я попросил служащего не стучать, но они были все по-другому воспитаны.

– Ваш кофе, сэр, – здесь было много новеньких. Я то и дело натыкался на незнакомые лица.

– В следующий раз не стучите, пожалуйста, – я ему улыбнулся, они явно к такому не привыкли. Аманда навела здесь порядок.

– Конечно, извините за неудобства.

– Все в порядке.

Когда я приехал из университета на целый месяц, впервые, я уже был отвыкший от постоянных дозоров и помощи даже с застегиванием пуговиц собственной рубашки. И тогда я попросил их всех не помогать мне с обычными человеческими потребностями. Я помню, как в первый вечер я зашел в свою спальню и там стоял человек, держащий полотенце. «Ваша ванна уже готова», – я прокашлялся, растерялся. «На самом деле, я хотел лечь спать, я измотан», – я чувствовал себя таким виноватым. «Ох, – он опустил свои руки, – извините, мистер Стайлс», – я думал, что провалюсь от стыда. Было странно. «Все в порядке, все в порядке, не волнуйтесь», – я улыбнулся, этот мужчина поспешил уйти. После этого у меня были особенные отношения со служащими.

– Он ничего мне не рассказал, он вообще обходит тему о тебе, – шесть утра, Аманда, оказывается, ходит бегать по утрам и делает зарядку.

– Ясно, – я произнес это на выдохе, совсем тихо и печально. На балконе жарило утреннее солнце, но нам было все равно.

– Гарри, что случилось? – ее тон был таким дружелюбным и заботливым. Она положила руку на мое голое плечо.

Я посмотрел в ее глаза, глубокие, определенного оттенка бирюзового. Я находил ее привлекательной. Мы просто помолчали, я ничего не смог ей ответить. Но Аманда не могла держать язык за зубами, поэтому где-то через два часа меня позвали к телефону.

– Джемма, – я не был удивлен. Это наш четвертый день здесь, Луи еще спал.

– Аманда обеспокоена тем, что у вас с Луи происходит, – она охрипла.

– Я заметил, – меня оставили одного.

– Расскажи мне.

– Джем, дорогая, – я протер свои глаза, – я не хочу об этом говорить.

– Придется.

– Мне уже сорок лет, я не собираюсь ныть тебе о собственных проблемах.

– А мне уже сорок шесть и ничего, все еще звоню младшему брату, чтобы помочь, – я улыбнулся.