– Какой ужас, – он снял свой джемпер. – Тебе не идет быть пьяным, – хотел передать мне снимок, но мои руки не смогли подняться.
– Я знаю, – я выглядел тогда очень глупо и непривычно мальчику. – Так вышло случайно.
– Ничего страшного, Гарольд, у тебя же сегодня юбилей, – он упал рядом, прилег на меня. – Но тебе лучше не дышать даже в мою сторону, – я отвернулся, издал избитый смешок, улыбка вытянулась на моем лице.
– Ладно.
Луи заботливо помог мне раздеться и даже укрыл одеялом, но отодвинулся подальше. Я отключился почти мгновенно, не видел никаких снов. Было тяжело. Утром я открыл глаза от яркого февральского солнца, но перевернуться на другой бок не смог. Я выдохнул, мозг начал работать, я услышал голоса из телевизора, закадровый смех, смех мальчика. Я с трудом встал с кровати, поправил нижнее белье и волосы, кажется, это было самое ужасное утро в моей жизни; одно из самых ужасных.
– Гарольд! Ты наконец-то проснулся! – по голове как будто ударили молотом.
– Тише, милый, тише, мне болит голова, – моя рука на двери, взгляд устремлен на мальчика, что-то творящего с пирогом на столе.
– Я испек его для тебя! – мозг с силой ударяет по лбу изнутри, я закрываю глаза.
– Луи-и-и, – захожу наконец-то в ванную комнату.
– Это лимонный пирог! – он как будто бы кричал специально.
Шум воды был слишком громким, я глянул на себя в зеркало, чистил зубы. Первый день моих сороковых. Не могу сказать, что я чувствовал себя старым, у нас в это время жизнь только начинается, но все равно было как-то неудобно. Непривычно, что я такой старый, а Луи такой молодой. Впервые я ощутил эту огромную пропасть между нами, красные глаза никак меня не украшали. Я вышел, ноги шлепали по паркету, я не ощущал холода.
– Быстрее садись, сейчас попробуешь пирог, – телевизор был выключен, я почесал свое плечо, снова засыпал. – Он не слишком сладкий, как ты любишь, – я улыбнулся, голубые глаза не смотрели на меня.
– Спасибо, Луи, – мальчик быстро приставил ко мне тарелку с куском пирога, подал кофе.
Луи умел печь пироги, Луи умел готовить, на самом деле, но он ленился и никогда не делал это без собственного желания. Я был голоден, поэтому ел все с аппетитом, он смотрел на меня, улыбался. Это утро резко перестало быть плохим, Луи уселся рядом, взял себе горстку конфет, мы сидели в тишине. Было хорошо. Я оглядывал его личико, изящные пальцы разворачивали карамельки быстро, умело. Проблеск аквамарина заставил мое сердце дрожать. Мы мягко улыбнулись друг другу.
– Родственная душа, да?
– Конечно, милый, я люблю тебя.
– И я тебя.
Я ушел в спальню довольным и удовлетворенным полностью, головная боль отошла на второй план, сейчас я думал только о том, что будет после. Вчера в ресторане я разговаривал со своими коллегами-друзьями, они подумали, что вернуться через десять лет снова на все главные полосы газет и журналов будет чем-то эпичным и абсолютно в моем стиле. Итак, выставка была назначена примерно на май-июнь следующего года. Луи уже будет семнадцать к тому времени.
– Гарольд, – я сидел на нашей не заправленной кровати, – о чем думаешь? – он медленно двигался ко мне, мы смотрели в глаза друг друга.
– Да так, неважно, – я надел футболку, аккуратными и точными движениями мальчик спустился на колени, сел напротив.
– Чем займемся сегодня?
– Я хотел, на самом деле, сходить и посмотреть какой-нибудь телевизор в нашу спальню. Большой, возможно, подходящий для твоей приставки, – его ладони поглаживали мои бедра.
– Неплохая идея, но я не думаю, что мне будут интересны все эти игры, – никакой скрытости в его глазах, распахнутое для меня сердце. – Но, если честно, может мои друзья будут чаще к нам заходить.
– Наверное, не пылиться же подарку, – пальчики побежали вверх, остановились в сантиметре от полового органа. – Что ты делаешь?
– Это всего лишь часть моего подарка, Гарольд, не волнуйся, – глазки блеснули, остро и горячо, вторая рука начала двигаться по тому же направлению.
– Луи, перестань, – немой вопрос показался на лице, – пожалуйста.
– Все хорошо? – я мягко и нежно улыбнулся, взял мальчика за подбородок.
– Не надо портить момент, хорошо? – его голубые пуговички бегали, он растерялся. – Иногда мне кажется, что ты не знаешь, как выразить свою любовь, много говоришь, много делаешь, но, Луи, сладкий, я и так вижу, что ты любишь меня, ладно? – он перевел взгляд, осторожно убрал руки. – Иногда людям не хочется секса или даже поцелуев и это нормально.
– Ладно, – я легонько приподнял его к себе, он обнял меня, и мы упали на кровать вдвоем.
Моей голове было больно, но мягкая рука, прижавшаяся к моим ребрам, теплая, что-то сделала со всеми моими болезненными ощущениями. Я чувствовал его сердцебиение, хрупкое сердце билось часто, он глубоко вдохнул и выдохнул, я усмехнулся. Махровые носки немного щекотали мои голени. Мы полежали так, не разговаривали, не смотрели друг другу в глаза. И рядом с ним я не думал, что будет дальше. Что будет с нами, что будет после нас. Я был уверен, что мы будем в порядке. Мы точно будем в порядке, у нас будет отличная жизнь.
– Если честно, то я хочу небольшой ремонт в нашей квартире, – идти с ним в магазин было нельзя. – Может быть, перекрасить стены в бежевый или повесить пару полок в гостиной, – я не слушал его. – Гарольд, что думаешь?
– Даже не знаю, Луи, я не хочу ничего делать в своей квартире, – вижу его закатывающиеся глаза, улыбаюсь. – Я хочу, чтобы все стены были белыми, мне нравится.
– А мне нет! – слишком громко и вспыльчиво, я кладу руки на его плечи.
– Что-то не так? – он не смотрит в мои глаза, я наклоняюсь. – Почему ты так ведешь себя?
– Ничего, – смотрит в пол, я вижу только его ресницы и сетки кровяных сосудов на веках.
– Это не ответ, – жалостливо поднимает глаза. – Милый, все в порядке?
– Да, Гарри, – он отстраняется, я становлюсь ровно.
Что-то могло случиться с его настроением, но я не знаю, что именно. Его руки в карманах, яркая куртка привлекает внимание, кепка на голове. Но я не осуждал его за его выбор одежды. Хотя, его уши могли немного замерзнуть. Он раздраженно пнул воздух, развернулся. В тот день мы все-таки приобрели телевизор, а вечером установили подаренную одним моим другом приставку еще месяц назад. И как сам Луи сказал, эти игры были не для него и не для меня. Зато теперь наш комод относительно не пустовал.
Луи вернулся в школу, Фадеева сейчас подготавливала людей для какой-то мелкой постановки, ее труппа заслуженно отдыхала. Теперь мальчик проводил много времени с друзьями и, как я понял, нашел еще одного друга в их компанию. Его зовут Марти, и оказалось, что он совершенно не похож на друзей Луи, просто он был один и еще он довольно симпатичный.
– Ты мог позвать всех в субботу к нам, почему бы и нет? – мы ужинали, мы всегда вели разговоры за ужином.
– Да, возможно, только придется забрать Марти и привезти его, он потеряется, – даже если Луи доставал до пола, он не упускал возможности поболтать ногами и задеть меня.
– Ты говорил, что он из Ванкувера, да? – я заправил волосы за ухо.
– Да, канадец, – мальчик протер пальцем губы. – Он веселый. Хотя все считают его странным фермерским мальчишкой, – улыбнулся, я поднял голову.
– Почему?
– Я даже не знаю, он не похож на такого, – его взгляд постоянно останавливался на случайных вещах поблизости. – Его папа был там директором какой-то фирмы, очень влиятельный человек.
– Понятно.
– Марти хорошо играет в футбол, он даже записался в нашу команду, но ты же знаешь, в этой школе одни зубрилы, никто нормально играть не умеет.
– Лейла больше не встречается с тем плохим парнем?
– Нет, Робби переехал вместе с родителями, еще летом, – он встал, убрал свою тарелку в умывальник. – А почему ты спрашиваешь?
– Да так, просто интересно, – он хлопнул меня по плечу, когда уходил.
Луи сказал, что нет ничего страшного в том, если я останусь дома в субботу. Он сказал, что его друзья считают меня крутым взрослым, поэтому у меня нет необходимости куда-то уходить. Утром субботы я тщательно прибрался в нашей спальне и в гостиной, пока Луи вместе с друзьями отправились за Марти. Я оставил им сладости и освободил место на вешалке, поставил ровно обувь. На самом деле, мне хотелось увидеть этого симпатичного парня, потому что Луи часто говорил о нем слова «красивый», «привлекательный», «обаятельный». За входной дверью послышались голоса, затем звонок.