– Не надо, – он улыбнулся, хитро, смотрел мне в глаза.

– Как хочешь, – снова приблизился, теперь его взгляд бегал вниз-вверх по моему лицу, он заострял внимание на губах. – Это могло бы спасти тебя, – прижался ко мне, легко обнял.

– Что ты делаешь?

– Ничего, – горячая ладонь побежала по ткани моей рубашки, оглаживала бок. Пальцы приблизились к пуговице брюк, Луи обвел мой пупок.

– Хватит, они будут с минуты на минуту, – мне нравилось, не буду отрицать, но вот-вот люди могли заявиться в мою квартиру.

– Тише, я только немного тебя расслаблю, – указательный палец правой руки скользнул по краю пояса брюк и залез вовнутрь чуть дальше от пуговицы, за ним туда отправилась ладонь. Было тесно.

Луи поднял голову на меня, улыбался, я смотрел вперед, на изображение озера над диваном, пытался не сосредотачиваться на движениях мальчика. Томный выдох в мой живот и хихиканье, невесомое, его руке было тесно, я прочувствовал ткань своего нижнего белья, прижимающуюся к еще не разгоряченной нежной коже полового органа, он помогает себе второй рукой, которой держит оттянутым пояс. Пальчики крепко сжимают мягкую плоть, я напрягаюсь, пытаясь отречься, но сзади был стол, и двигаться было некуда. Щеки мои налились румянцем, на предплечьях показались вены, пульс зашкаливал. Луи просто мял мой твердеющий член, и это совсем не расслабляло. Он хихикал каждый раз, когда я закрывал глаза, сводя брови на переносице, пытаясь изо всех сил не выдавать своего желания. Изящные пальчики с умом пробегались по запертым в тонкой ткани нижнего белья венам, я напрягся изо всех сил, промычал, оставил стон внутри. Было очень тесно и жарко, в нос ударил пикантный запах мальчика, сладкий, манящий. Раздался звонок в дверь.

– Черт, – я распахнул глаза, Луи высунул свою руку и облизал указательный палец, ухмыльнулся. Снова звонок, уже куда настойчивей. – Надо открыть окно.

– Я пока открою дверь, – скрылся за стенкой, я сделал два шага к окну, распахнул его, набрал в легкие свежий, уже холодный воздух. – Привет!

Я много говорил о Луи, много вещей, со своими друзьями я почти не обсуждал мальчика, почти не говорил о нем, на их лицах показалось удивление, когда они поняли, что он мой двоюродный брат, всего лишь кузен и ничего более. Они хвалили его, открыто, легко, мальчик улыбался и говорил коротенькие «спасибо», переводя глаза на меня, держа свою чашечку кончиками пальцев, подмигивая. Вместе с нами на кухне присутствовало одиннадцать человек, вполне себе неплохо, они не были слишком шумными, разговаривали со мной, с Луи, просто хорошо проводили вечер. Компания моих близких друзей не была раздражительной, все они были хорошими людьми, все сами представились Луи. Некоторые занимали места на диване, брали стулья, чтобы поговорить между собой.

– Я собираюсь купить эту поддельную Мону Лизу, и меня не волнует, – Франческа всегда был заинтересован в подделках, он держал коробку с конфетами, которые со страстью уплетал. – Три тысячи за такую хорошую копию – это совсем недурно, – я улыбнулся, быстро опустил взгляд в пол, снова посмотрел на друга.

– Так что, даже моего совета не спросишь? – прикусил язык, сдерживал смешок.

– Да ладно, Гарри, ты придешь, оценишь, посмотришь на меня так, как будто я совершаю ошибку, – облизнул палец, взял чашку со стола рядом. – Спасибо, но мне этого не нужно.

– Я думал, мы друзья, – я отвернулся, улыбнулся еще разок, смотрел краем глаза на Франческа.

– Ох, боже, Гарри, извини, только не обижайся, – его ребячество никогда не смущало нас обоих. – Будешь конфетку? – Луи стоял совсем близко, разговаривал с Джеммой.

– Ну ладно, только одну, – я беру одну и сразу кладу в рот. Мы с ним улыбаемся, сестра оттягивает меня за край рубашки. – Что?

– Луи говорил, что хочет камеру, – она улыбнулась мне, мальчик наклонился в сторону, посмотрел на моего друга, затем на меня.

– Гарольд, не говори мне, что ты жуешь конфету из той коробки, – он пальцем тычет на Франческа. – Они с кешью, – смотрит на меня очень строго, Джемма быстро переводит взгляд то на него, то на меня.

– Упс, – смог выдать я под таким взором темных глаз цвета бушующего океана.

– Выплюнь, или опять будешь корчиться над унитазом, – сестра не сдерживает смешок, как и Франческа, некоторые оборачиваются на нас.

– Как скажешь, Луи, – я иду к умывальнику, пока Джемма что-то шепчет эту мелкому центуриону, конфета, вернее ее остатки, уплывают куда-то по канализационным трубам, я полощу рот, протираю его полотенцем. Это было странно.

Остаток вечера проходит под его устрашающим взглядом, к восьми здесь уже никого не осталось, только небольшой беспорядок. Я наполнял мусорное ведро фантиками и всеми этими упаковками, выпил свои витамины, чтобы уж точно не валяться в туалете целую ночь. Через полчаса здесь уже было чисто, а мальчика не было рядом. Было тихо, я нашел его на балконе нашей спальни.

– Луи, накинул бы хоть что-нибудь, холодно же, – я с собой ничего не взял, темнеющий ноябрь спускался на город.

– Все нормально, – его желваки поджались, он отвернулся, выпрямился.

– Точно? – он дрожал. – Посмотри на меня, – я подошел к перилам, наклонился к мальчику.

– Все в порядке, – он повернул голову ко мне, перевел взгляд от подбородка к глазам.

– Милый.. – я положил руку на его плечо, погладил вниз-вверх, по его телу побежали мурашки, – что случилось?

Луи молчал около тридцати секунд, его глаза бегали, наполнялись слезами, он боялся моргнуть, но потом сделал это – и капля упала с его ресниц на щеку. Я протер ее большим пальцем.

– Что, что такое? – открыл глаза, посмотрел на город за моей спиной, затем снова на меня. – Что? Кто-то сказал что-то плохое о тебе?

– Нет, Гарольд, – дрожат голосовые связки, дрожит мое сердце. – Мои родители, – сколько боли было вложено в это словосочетание, я прочувствовал на себе, – они не увидят всего этого, они не видели всего этого, – толчком я прижал мальчика к себе, его лицо спряталось в холодной ткани моей легко продуваемой рубашки.

– Ох, милый, – я гладил его по голове, скулеж прорвался сквозь ребра в самое сердце. – Они видят, они все видят и гордятся, – наконец-то его ручки смогли дать мне объятие в ответ. – С небес, Луи, с небес все видно, – мокрые пятнышки на материале прижались к моему телу. – Все хорошо, сладкий, все хорошо.

Давно, очень давно он не вспоминал о родителях. Через три минуты наше тепло уже не в силах было спасти нас от этого морозного ветра, наши тела продувались острым запахом наступающего холода. Мы рано легли в постель, нигде не выключили свет. Его аккуратные пальцы обвили мой большой, глаза опустились на переплетенные руки, больше ничего не хотелось. Свистящее дыхание сопровождалось кашлем, я постоянно поправлял его челку, игрался с волосами. Округлый кончик носа блеснул, когда мальчик поднял лицо ко мне. Я из-за чего-то улыбнулся, и тогда он озарил меня своей улыбкой. У детей боль сильная, но краткая.

– Гарри, – прошептал, мои глаза исследовали его личико.

– М? – я стукнул по его раскрытой ладошке пальцем, он его схватил.

– Я люблю тебя, – улыбнулся, подтянулся ко мне и поцеловал местечко под левым глазом. – Ты самое дорогое, что у меня есть.

– Ты тоже, я люблю тебя, – теперь он поцеловал маленькую горбинку моего носа и между бровями.

– Ты такой хороший, – буквально два сантиметра между кончиками наших носов, Луи о мой потерся своим, я улыбнулся. – Ты очень хороший человек и я бесконечно тебе благодарен.

– Луи, – я вдыхал углекислый газ, что выдыхал мальчик, наслаждался запахом этого совершенства напротив.

– Мы же просто влюбились, правда, Гарольд? – он хихикнул, отодвинулся немного назад. – Как во всех сказках о любви, с первого взгляда?

– Определенно, – четкие линии его лица тенью спадали на подушку. – Я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты знал, что всегда достоин любви, – цвет его глаз резко изменился с серого на небесно-голубой, яркий, блик на зрачке выделял частичку его сердца.