– Ладно, – я усмехнулся, ушел в спальню, чтобы переодеться.

Отлично. У тридцативосьмилетнего меня есть родственная душа в сосуде маленького мальчика. За два дня до нашей поездки он уже складывал чемоданы, в этом году он рвался на родину, за те два дня успел достать меня своими расспросами и глупой навязчивостью. Я нормально перетерпел это, в Вашингтоне в аэропорту он наконец-то утих, отвлекся на самолет за стеклом, я смотрел на него, сидя на стульях, линии его тела были продолговатыми, вытянутыми, кое-где угловатыми, но в основном сглаженными и без крутых изгибов. Его тонкое тельце поднялось на носочки, пальцы придерживали стыки огромных панорамных окон, мальчик немного выгнулся в спине, я быстро зарисовывал основные линии его тела, худые длинные ноги, такие же руки, согнутые, спрятанные кисти. Заправленную в желтые шорты белую футболку-поло от Лакост. Луи повернулся ко мне, я захлопнул блокнот, смотрел ему в глаза.

– Скоро мы? – он шел ко мне, опустив руки и голову, устало и раздраженно упал на сидение рядом.

– Еще немного, потерпи чуть-чуть, – я повернулся к нему, он опустился, почти лежал на стуле. – Устал?

– Мне скучно.

Я улыбнулся, в самолете Луи совсем немного развеселился, люди вокруг его завораживали, как и вид за иллюминатором, и он не знал, на что смотреть. Из-за его финансовой самостоятельности, к которой я его приучил, я считал это необходимым, я не следил за его личными вещами, приобретенными в очередной день во время прогулки с друзьями, он достал какой-то журнал о моде, с интересом листал страницы и вчитывался в названия брендов. Может быть, у него появится новое увлечение, которое я поддержу. Из-за скорой скуки и одних и тех же букв в журнале, моделей с одинаковыми лицами он уснул, уснул днем, пока мы летели, я смотрел на него, взял его маленькую ладонь в свою руку, легонько массировал пальцы.

– Мы приехали! – Луи упал на диван в гостиной, вокруг него сразу поднялся столб пыли.

– Здесь довольно пыльно, – я ставил наши чемоданы в комнате.

– Мне все равно.

– Уже поздно, надо лечь спать, а завтра мы проведем уборку, – я стоял недалеко от него, он на меня не смотрел.

– А я не хочу спать.

– Это неудивительно, ты почти пять часов проспал в самолете.

– Га-арольд, – протянул, устало и мягко, – я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя.

– Значит, я могу посмотреть телевизор, – он повернулся с улыбкой от уха до уха.

– Я иду спать, и если ты меня разбудишь, то мало не покажется, – Луи прищурился, улыбка сползла до непристойной ухмылки, я смотрел на него.

– Я буду прыгать на кровати и кричать слова из песен какой-нибудь группы тебе на ухо.

– Жду не дождусь, – он показал мне язык, я взял чемоданы, понес их наверх.

Я ушел в уже свою комнату, расстелил себе, не слышал Луи, быстро уснул из-за усталости. Я не чувствовал его ночью, вообще никак, не знаю, спал ли он со мной вообще, в спальне Джоанны было расстелено, но это была та постель, которую мы оставили два года назад. Я не осмелился трогать вещи Джоанны, поэтому закрыл в ее комнату дверь и даже не заходил туда. Утром я проснулся от активных движений рядом и громкого крика. Не уверен, что именно кричал Луи, но кричал он настойчиво и прыгал слишком близко к моей голове.

– Луи, боже, – я открыл глаза, мальчик перестал прыгать, сел на колени, улыбался. – Который час?

– Кажется, уже почти девять, – я протер глаза. – Вставай!

– В Нью-Йорке ты так рано не просыпаешься.

– Конечно, там очень тихо, а здесь поют птицы и кто-то орет на Анжелу.

– Кто? – он опустил глаза, улыбка исчезла.

– Не знаю, кто-то очень злой. Он орет на французском плохие слова.

– Может ее отец приехал.

– Не знаю, – он все так же сидел рядом. – Просыпайся, мне скучно! – его миниатюрные пальчики прошлись по моим ребрам.

– Я не боюсь щекотки, – я улыбнулся, перехватил его ладонь.

Он цокнул и выдохнул через нос очень громко. Мальчик встал и ушел, сказав, что ждет меня на улице. Утреннее солнце пробиралось в мою комнату, я тоже встал и не заправил кровать, сразу прошелся по дому, открывая окна, и спустился на кухню, чтобы сделать себе кофе. Но шкафчики были заполнены только испорченными продуктами, и холодильник, которому понадобилась бы вечность, чтобы выветриться. Хоть он и был пуст, но этот самый застоявшийся запах пустоты и испорченного кислорода был по омерзительности почти таким же, каким был бы запах чего-то испорченного. Я быстро взял пакет и начал все сгребать с полок, еще даже не умывшись. Через полчаса я наконец-то вышел на улицу к мальчику, вместе с приблизительным списком того, что нам надо купить.

– Луи? – он сидел на дереве, спрятался в зеленых листьях, висели только его ноги, болтались.

– Тише, – он смотрел на дом Анжелы, я слышал какие-то странные звуки. Я дернул его за ногу.

– Луи, нам надо в магазин, у нас буквально ничего нет, я не знаю ни одного магазина в Аллоше.

– Погоди, – он вслушивается, я замолкаю. – Ты слышишь? Голос знакомый…

– Пойдем, нельзя лезть в чужую жизнь, – он спрыгивает, берет меня за руку.

– Тут в минутах двадцати пешком есть продуктовый.

Мы ушли, Луи не переставал думать о том, что услышал что-то знакомое из дома Анжелы, часто отвлекался, пока тащил корзинку, магазин был пуст, похож на обычные заправочные ларечки. По пути назад мальчик наслаждался своим мороженым и рассказывал что-то о людях, живущих в этих маленьких домиках. К дому мы подходили под дикий рев, похожий на собачий, но кое-где можно было услышать полноценные слова, поэтому это был человек. Или что-то подобное на человека. Луи остался на улице, помогать мне не захотел, я разрешил ему делать все, что ему захочется, пока я не приберусь. Я взялся за тряпку и пылесос, провел слишком много времени в доме. К часам трем вышел на улицу вместе с чашкой кофе.

– Луи? – я обошел дом, уши прорезал ужасный акцент, с которым слышался еще не сломавшийся голос мальчика.

– Ох, мистер Стайлс, – отвращение пронизывало тело.

– Мистер Валуа, приятно вас видеть, – он стоял за забором, Луи стоял с нашей стороны, смотрел на него агрессивно.

– Взаимно, – он льстиво улыбался, стал еще больше в размерах, лицо совсем постарело, возможно, из-за алкоголя. – Как тебе Америка, Луи? – не знаю, о чем они говорили до этого, мальчик был раздражен и зол.

– Нравится, – я стоял рядом, на улице припекало.

– Я слышал, ты уже выступал в большом балете.

– Да.

– А как тебе живется с мистером Стайлсом?

– Уж лучше, чем с тобой, – мышцы напряглись, он был без футболки, только в шортах, тельце было бледным.

– Барт! – мы услышали голос Анжелы, что подходила к нам. – Бартоломью!

– Иду, дорогая! – Барри повернулся к нам, посмотрел на Луи, потом на меня. – Анжела ждет моего ребенка.

– Поздравляю, – сказал я, он ушел, Луи следил за каждым его шагом.

И мы вернулись в дом, сидели за столом на кухне, обедали. Луи был каким-то грустным, я читал книгу, изредка смотрел на него сквозь стекла очков, он поставил ногу на стул и положил на колено подбородок, вздыхал. Он ничего не говорил мне, я не хотел спрашивать, что произошло, пока я был занят уборкой. Он встал из-за стола, с протяжным отвратительным звуком двигая стул, ушел в гостиную, сел за телевизор. Я некоторое время смотрел в пустоту, пытаясь выследить мальчика, вскоре встал, подошел к дверному проему. Луи лежал на диване, грустно смотрел на экран, что-то его тревожило.

– Гарри, – я сделал шаг вперед, держал руки в карманах, – Барт сказал кое-что мне.

– Что? – он перевернулся на спину, сел.

– Он назвал себя моим отцом, – я посмотрел на него, его глаза потемнели. – Когда я сказал ему, что он оговорился, он ответил, что сказал все правильно. А потом проговорил: «Я твой папа».

– Что он имел в виду?

– Я хотел спросить у тебя. Они начали встречаться почти сразу же после смерти папы, тогда мама наняла Дори, чтобы та смотрела за мной, – его голос не дрожал, он говорил приглушенно, но уверенно. – Ты думаешь, мама обманула папу?