– Да, после сорока секс тоже есть, – мы смеялись, стояли в моей студии. Она осматривалась. – Я была так огорчена тем, что забеременела.

– Никогда не думал, что тебя расстроит беременность, – кофе в наших чашках уже остыл.

– Аманде не нравится учиться в Индиане, она хочет в Вашингтон, к бабушке, – я удивился, посмотрел на сестру. – Да, мама ее выдрессировала под себя. Меня она не любит.

– А Ноа? – она глотнула кофе, посмотрела на меня.

– Он учится в частной школе для мальчиков, мы его только на выходные забираем. Он не горит желанием играть с другими детьми.

– Можешь жить с нами. У тебя дома совсем нет любви.

– Меня только Джонатан поддерживает. Я не знаю, как бы жила без него, – она посмотрела в окно, опустила глаза под подоконник, где стояли горшки с лилиями. Луи хорошо ухаживал за ними, они хоть и не цвели, но все равно остались. – Энн просто ненавидит его.

– Да-а, она же хотела тебя выдать за какого-то англичанина? Или кем он там был, – Джемма засмеялась.

– За шведа. Такого зануду еще поискать надо, – я засмеялся тоже. – Это что за цветы?

– Лилии. Джоанна, она выращивала их в саду, Луи решил забрать их к нам.

– Да, лилии, они ведь очень красивые.

– Очень.

– Ему ведь хорошо с тобой живется?

– Да, он не жалуется.

Через почти час я уже стоял в их номере в отеле, обнимал Джемму, Луи быстро одевался, хотел сбежать. Мы с ними быстро попрощались, Аманда даже не глянула на меня, Ноа все также озлобленно смотрел на Луи. Действительно, надо быстрее уезжать, нагнетающая атмосфера выводила меня из себя. Уже в нашей квартире Луи выдохнул, сказал, что с такими чудовищами еще не сталкивался. Он включил себе телевизор и разложил игрушечную железную дорогу в гостиной.

– Ноа сказал мне, что игрушки для маленьких детей, – я сидел за столом, наблюдал за мальчиком. – Я сказал ему, что я и есть маленький ребенок. У него глаза чуть не выкатились, – Луи посмотрел на меня. – Я точно его уделал, – улыбнулся.

– Ты хорошо себя вел? – он хитро на меня посмотрел.

– Аманда попросила меня замолчать, и я стал говорить громче, – стал двигаться в мою сторону на четвереньках. – Она злая и недовольна всем.

– Ты плохо вел себя, – он полз медленно, я смотрел ему в глаза.

– Ноа сказал, что я не читаю книг, я начал рассказывать ему о самолетах. Джонатан смеялся с нас. Он был расслаблен.

– Ты меня позорил перед ними, – три метра между нами преодолевал неторопливо. Я повернулся боком к столу.

– Разве что немного, – подтягивался ближе. – Я очень плохо вел себя, папочка.

– Луи… – его руки потянулись вверх по моим ногам, он не дал мне их сомкнуть. – Перестань, – устроился между бедер, мягко их поглаживал.

– Не-а, – оставил локти на бедрах, пальцы скрестил между собой, положил голову на свои руки. – Ты можешь наказать плохого мальчика, – наклонил голову в сторону, смотрел прямо на меня.

– Лишить тебя телевизора или карманных денег? – я улыбнулся.

– Нет, такое на меня не подействует, – он выдохнул.

– А что на тебя подействует? – он встал на ноги.

– Что-то жесткое и справедливое, – прошептал, наши лица находились на расстоянии пары миллиметров. – Ты же мужчина, Гарольд, – посмотрел на мои губы, поднял взгляд снова на мои глаза.

– Милый, – я посадил его на бедро, – иногда нужно подождать.

– Ясно-о-о, – слез, снова пошел к железной дороге. – Ты скучный.

Я глянул на него прищурившись, он уселся на пол, просто играл с поездами. Поменялся, я смотрел на него и думал, как можно оставаться таким прекрасным. Мы снова остались с ним одни, снова жили так, как будто ничего вокруг не существовало. Быстро целовались за завтраком, обнимались перед сном, он много рассказывал мне о машинах и динозаврах. Я не любил праздновать свой день рождения как-то по-особенному, получил несколько звонков от друзей и коллег, Луи испек для меня пирог, который, кстати, получился очень вкусным. Зима перестала быть такой холодной в середине февраля, очень скоро дороги уже были сухими, погода радовала слабо греющим солнцем, Луи расцветал на глазах, быстро рос, менялся. Он часто сидел в моей студии, рассматривал картины под разными ракурсами. О нас ничего больше не писали, письма от женщин стали приходить реже, на улицах люди перестали неприлично на нас глазеть. Луи больше не оплакивал родителей, жил хорошо, весело проводил время. Джемма часто звонила нам, уже звала мальчика на каникулы к себе, он охотно соглашался.

Третьего марта моя мать умерла от сердечного приступа. Утром, в пятом часу мне позвонил отец. Он не плакал. Он сказал, что этого стоило ожидать. Они уже давно не молодые люди.

– Ты весь день собираешься проваляться? – Луи не пошел в школу, стоял в дверном проеме в пижаме.

– Да, – я перевел взгляд в потолок.

– Может, тебе помочь с чем-нибудь? – мальчик лез под одеяло, положил голову на мою грудь.

– Луи, ты ничего не сможешь сделать, мне жаль, – он водил пальчиком по моему животу.

– Можешь поговорить со мной или поплакать, если надо, – он вел руку вниз, проглаживал мое тело.

– Я не думаю, что это поможет, – его пальчики скользнули под резинку моих пижамных штанов. – Луи…

– Гарри, это должно помочь, – я не знал, что делать, не хотел останавливать его.

Его рука осторожно оттянула край нижнего белья, холодные пальцы притронулись к горячему члену, он мягко его обхватил и начал водить колечко пальцев вверх-вниз. Я расслабился. Его осторожные прикосновения не сильно помогали, но, возможно, они могли хоть немного меня расслабить. Луи очень осторожно и не торопясь проглаживал уже стоящий член, ощупывал каждую венку. Я все еще был расслаблен, он хотел помочь мне, я поддался. Он привстал, я почувствовал движения его ног под одеялом, не придал этому нужного значения, пропустил. Я лежал с закрытыми глазами, Луи отпустил мой член, так и не закончив.

– Что ты делаешь? – он садился на меня уже без штанов и нижнего белья. – Луи?

– Не бойся, – я встал на локти, смотрел на него. – Гарольд, все в порядке.

– Я не хочу, чтобы ты думал, будто обязан. Мы можем закончить прямо сейчас.

– Я хочу этого, – он сказал серьезно. – Я хочу тебя.

Медленные прикосновения, он очень осторожно вводил в себя мой член, аккуратно и не напрягаясь садился. Я сел, обнял его, прижался лбом к ключице, что выглянула из-под расстегнутого ворота его пижамной рубашки. Я немного помог ему, провел ладонью вниз по позвоночнику до самой поясницы, помассировал ее. Я до конца вошел в него, Луи остановился, расслабился.

– Все в порядке? – я целовал его шею, он все еще не двигался.

– Все хорошо, – обнял меня тоже, скрестил руки на затылке.

Я никогда не был так обходителен ни с одной женщиной, когда-либо со мной спавшей. Луи нерасторопно поднялся выше, снова опустился, садясь на мои бедра, тяжело выдыхал. Я не двигался, я боялся, что ему будет больно, но он даже не реагировал на это как-то боязливо. Ему нравилось, ему действительно нравилось, он бы прыгал на мне быстрее, но это была не та ситуация, неподходящий момент. Наш секс был медленными, мы держали друг друга в крепких объятиях. Луи не ускорялся, он ждал меня, затяжно погружая мой член внутрь и выпуская его. Мне нравилось то, что мы не торопились, чувствовали друг друга на уровне атомов, спокойно двигались, я держался до последнего. Наш первый раз был именно таким, каким бы я хотел, чтобы он был. Луи отпустил свою левую руку и правой схватил член у его основания. Подскакивал быстрее и резче.

– Можешь кончить в меня, – я посмотрел ему в глаза.

– Луи, милый… – он взял меня за подбородок.

– Пожалуйста, – сказал тихо и умоляюще. – Гарри, я люблю тебя, – поцеловал меня в нос. – По-взрослому.

– И я люблю тебя по-взрослому, – наши губы сцепились страстно, он простанывал мое имя, пока я кончал в него. Ему было хорошо.

Я быстро целовал его, даже остервенело и рвано, закусывал губу, когда переворачивал его на спину. Луи хихикал в мои губы, просил перестать. Я опускал руку на его гениталии, молочный цвет кожи манил меня. Мальчик сомкнул бедра и потянул вниз рубашку, прикрылся.