– Ты преувеличиваешь.

– Нет, я говорю все так, как было, – мама появилась в гостиной. – А еще ты плакал, когда узнал, что все эти годы ты верил в ложь.

– Пап! – Луи захохотал. Папа смеялся вместе с ним, мама смотрела на мальчика.

Я наслаждался своим кофе под медленный джаз, Луи был завален игрушками, лежал на полу. Родителей рядом не было. Не могу сказать точно, но мне кажется, что он был счастлив. Луи обрел покой или что-то в этом роде. Я любил родительский дом за то, что здесь была такая атмосфера. Дом украшали всякой яркой белибердой, замок по-настоящему сиял по вечерам, повсюду стояли маленькие елочки, украшенные шарами, в доме было тепло, пахло печеньем, которое стояло в вазе на столе в гостиной. Атмосферу все эти люди умели создавать. Поэтому я так сюда несся каждый год. В Нью-Йорке я раньше даже елку не ставил, мне с ней помогали либо Дастин, либо девушки, которым посчастливилось оказаться со мной в декабре. Луи валялся в оберточной бумаге, коробках и игрушках, вместе с одной завалявшейся среди всего книгой, которую приготовил отец. Он смотрел куда-то вверх, руки раскинул.

– Луи, может, печенья? – я взял одно и надкусил. – Мы с тобой не завтракали даже.

– Гарри, я люблю тебя, – я перестал жевать, затупил. – Я не знаю, что было бы, если бы во Франции не было всех этих законов об опекунстве, – он не смотрел на меня. – А что такое «возраст согласия»?

– Ну, – я не знал, как объяснить ему, – это возраст, с которого уже можно соглашаться на секс.

– То есть, пока мне не исполниться столько лет, я не могу соглашаться на секс, иначе тебя посадят? – я чуть не подавился.

– Да, как-то так.

– А с какого возраста можно соглашаться?

– По-моему, с пятнадцати или шестнадцати, я точно не знаю.

Мы закончили наш разговор, Луи с папой играли в нарды, я расслаблялся рядом с ними, сидел в библиотеке. Мы ждали праздничного ужина, который провели бы вместе, как семья. Обычно, моя сестра хотя бы оставляла письмо или что-то вроде, но Джемма не хотела возвращаться сюда. Луи также подарили свитер, простой свитер с какого-то показа мод, который моя мама посетила, он с гордостью носил его и вытирал об него руки. Моя мама не могла смотреть на это, не сидела с мальчиком в одной комнате.

– Так, вы тоже приедете посмотреть на меня? – праздничный ужин начался. Обстановка была подходящей.

– Да, Луи, я бы хотел посмотреть на то, как ты выступишь.

– Я о-о-о-очень долго готовился. Я старался!

– Да, ты действительно старался, – моя мама настойчиво смотрела на него, мне стало бы неудобно от такого взгляда.

– И с чем же ты будешь выступать? – она смотрела брезгливо. Как будто сомневалась в Луи.

– Это секрет! – весело сказал он и улыбнулся. – Вы сами увидите! – я понял, как сильно люблю его и почему.

– Я заинтригован! – мы оба посмотрели на отца. Мама все еще смотрела на Луи. – Я знаю, что ты можешь показать!

Далее ужин проходил мирно, в Луи уже ничего не лезло, но он хотел попробовать все. Я не хотел с этим затягивать, поэтому взял обратные билеты на вечерний поезд. Луи вышел из-за стола первым, наверное, хвастался подарками перед прислугой, которые с удовольствием подыгрывали. Мы все еще сидели за столом, играла музыка, нас никто не трогал. Я видел, мама хотела сказать что-то, хотела выговориться. Она стеснялась только папы, ведь он говорил, что я молодец.

– Гарри, – мы стояли с отцом у окна, наблюдали за Луи, который утонул в снегу. В Нью-Йорке мало где найдешь такие сугробы, – ты ни капли его не испортил, – мама сидела в нескольких шагах от нас, вслушивалась. – Как его учеба?

– Все нормально, – я глотнул кофе. – Он старается и у него получается. Четверки только по математике и английскому.

– У детей Джеммы не было ни одной четверки, – вдруг отозвалась мама. Папа повернулся к ней. – И ты говоришь, что я не умею воспитывать детей.

– Энн, это мужской разговор, не встревай, пожалуйста, – отец посмотрел на меня, затем снова в окно. – Он молодец. Хорошо держится, я так горжусь им.

– Я тоже, – я снова сделал глоток. Вторая рука была в кармане. – Он вырастет хорошим человеком.

– Я надеюсь, – пар кофе плыл вверх, Луи делал снежных ангелов, нам уже надо было возвращаться.

По приезду домой, Луи уже был очень уставший, в поезде засыпал. Дома он снял только куртку с шапкой и обувь, закатился, буквально, в гостиную под елку, куда мы складывали все его подарки. Целая тонна всего, чего можно было подарить. Пока я возвращал все вещи на места, приводил квартиру в порядок, Луи уснул под елкой, обняв энциклопедию по машиностроению, которую подарил папа. Уже было очень поздно, но я не хотел спать, заварил себе кофе при свете елочной гирлянды и лампы, что давала штучный свет около плиты. Луи лежал под елкой, я не знал, что делать со всеми его подарками. Через двадцать дней он должен будет выйти на сцену вместе со взрослыми. Елена сказала мне, что это не будет целая программа, Луи просто должен будет исполнить свою часть, это не полноценная постановка. Я помню, когда в самый первый раз сидел на балете, был еще не просвещен и не заинтересован, умирал от скуки, два часа беспрерывно бегающих людей туда-сюда, иногда подпрыгивающих, просто вывели меня из себя. А потом я вырос и полюбил балет. Я смотрел на спящего Луи, пил кофе, уголки губ медленно поднимались вверх, он засопел громче, перевернулся на другой бок. Я отнес его на кровать, раздел и укрыл одеялом. Он обнял меня, когда я наконец-то лег в постель, всю ночь не отпускал, так и не дал уснуть.

Я думал, что мне нужна вечность, чтобы понять его, и секунда, чтобы снова перестать понимать.

========== huit. ==========

Я сидел в наполненном зрительском зале, мы занимали первые ряды у самой сцены, я убедился, что Луи меня увидит. С одной стороны сидела мама, что не выпускала меня к мальчику, с другой расположилась семья сестры, Джемма придерживала мою руку, выглядела грустной, но улыбалась. Я отвез его сюда часа три назад, а затем поехал за родителями на вокзал. Я нервничал, чувствуя, что Луи тоже волнуется, начинал нервничать еще больше. Но мама схватила меня за коленку, сжав своими пальцами, сказала, что Луи справится сам. Я хотел быть с ним, хотел проводить на сцену, хотел поцеловать наудачу. Вот все и началось, прожекторы направили на самую середину, голос из колонок объявлял выступающих. Фестиваль – это обычно смесь профессионалов и кого-то послабее, разного рода программы, некоторые исполняют бессмертную классику. Это может быть похоже на соревнование, но нет, это просто что-то, что помогает уже уважаемым артистам еще раз показать себя, а совсем новичкам обрести своего наставника или получить приглашения в крупные постановки. За всю историю этого фестиваля, там никто настолько маленький не выступал, самому младшему было семнадцать. Луи усердно тренировался, последние две недели посещал репетиции каждый день, он не жаловался на боль, но пальцы его ног были синими, я сам уже хотел это прекратить, но мальчик никогда не останавливался. Он перестал чувствовать себя неуверенно, три предшествующих дня исполнял все на высшем уровне, вчера весь день спал, сегодня отдыхал, был ребенком, смотрел мультики с самого утра.

– Гарри, хватит, я чувствую, насколько ты напряжен, – я следил за выступающими, Елена уже исполнила постановку, я надеялся, что она поддержит Луи.

– Мама, хватит, он волнуется за мальчика, это нормально, – они сидели рядом со мной, удержать их могли только их мужья, я боялся, что мама и Джемма могли устроить словесный бой прямо тут. – Он же не чужой ему. Да и тебе тоже.

Мама отвернулась, начала смотреть на сцену, даже отпустила меня. Я поблагодарил сестру кивком, она держала меня за руку. Я посмотрел на ее детей случайно, заметил краем глаза. Ее дочь восемнадцати лет была точной копией моей матери, сидела так, как будто ей уже давно за сорок, строго всех оценивала. А Ноа, которому было десять, был искренне заинтересован, но ничего такого не показывал. Я думал, как из детей можно было сделать что-то такое.