– Мистер Стайлс, они хотят поговорить с вами.

Я встал, поправил свои брюки и волосы. Все-таки, надо выглядеть подобающе. У нас, в Америке, принято пожимать всем руки, но эти люди сразу пригласили меня присесть. Луи стоял у моего стула, на столе лежали бумаги. Они говорили по-французски с приятным акцентом.

– Мистер Стайлс, мы хотели удостовериться, что вы самый ближний из имеющихся у Луи родственников, – их речь была медленной.

– Да, я его двоюродный брат по линии отца, – странно было говорить это. У Джоанны сестер и братьев не было.

– Понимаете, вот в чем дело, – их было трое, они уставились на меня, Барри выглядел расстроенным, – мы не можем так просто отдать мистеру Валуа Луи, потому что мужчина крайне неподходящий. На него есть несколько жалоб от соседей и судимость за мелкое воровство, – мне захотелось посмотреть на Барри вылезшими на лоб глазами, Луи положил мне руку на плечо. Я сдержался. – К тому же, у мистера Валуа нет работы. Жил он на деньги, отправленные ему умершей миссис Томлинсон, – один из них писал что-то на чистом листе бумаги. – Мы хотели спросить у вас, готовы ли вы взять опеку над Луи? Конечно, такой вопрос не решается за минуту, у вас будет время передумать.

Это то, чего боялся Барри? Не знаю, каким местом он думал, но так легко Луи смог бы попасть в приют. Я думал, я понимал, что они не отдадут его так просто, возможно, они дадут Бартоломью какой-то срок, чтобы найти работу, чтобы исправиться, но мальчика они не оставят. Или, по их взгляду было видно, что они понимают, что я подхожу по всем критериям, и они согласны отдать мальчика мне. Во Франции очень чтут детей, всячески защищают их, сразу же безоговорочно забирают у несостоявшихся родителей. Я чувствовал, как Луи смотрит на меня, стоя за спиной. Он боялся, что я не соглашусь.

– Я готов, – да, такое не решается за минуту или две, просто, я давно все решил для себя.

Они забрали мой паспорт, задали несколько вопросов по поводу места жительства и работы, спросили, в каких я отношениях с Джоанной и Николасом – моим дядей. Я им понравился. Я уточнил, что если стану опекуном Луи, то увезу его в Америку, Барри пытался высказать что-то, но эти приятные мужчины ответили, что в этом нет ничего плохого до того момента, как Луи пожалуется на меня. Мальчик был счастлив. Я не верил в судьбу или что-то в этом роде, но сегодня эта чертовка решила поиграть со мной.

– Гарри, – поздним вечером я стоял на балконе, осматривал Париж в сиянии садящегося солнца. Желтые переливы заигрывали с небом. – Гарри Стайлс, – я не поворачивался, Луи подходил медленно. – Гарри Эдвард Стайлс, – он обнял меня сзади, уперся лбом в спину, вдохнул и выдохнул громко. – Я люблю тебя, – я улыбнулся. Проехавшая машина кинула на меня отблеск солнца.

– Я тоже люблю тебя, Луи, – мальчик вдыхал вечерний воздух, приятный запах засыпающего Парижа. – Я же обещал тебе, что не брошу.

Барри снова исчез, но мы не волновались за него, легли в постель, Луи рассказывал мне историю о динозаврах, напавших на Африку, которые вылезли из океана. Я улыбался. Его нутро светилось ярким пламенным огоньком, Луи спрятался под одеялом, а потом снова вылез с криком «бу!», я засмеялся.

– У тебя красивый смех, – сказал он, в комнате горел свет, который мешал нам. – Мистер Стайлс, – он лег на спину, раскинул руки в стороны, – я никогда не чувствовал ничего такого, что чувствую рядом с вами, – он повернул голову на меня. – Вы тоже?

– Я тоже, – и я не могу сказать, что соврал. Луи был притягательным, вызывающим, нежным. Он был живым, цветущим, и этим привлек меня.

Он рассказал мне об отце. О том, какими они были близкими. Мой дядя был младше моей мамы на лет восемь, когда родился Луи, ему уже исполнилось пятьдесят, но он не стал стареть – наоборот, – он стал живым, он полюбил жизнь заново, его выдавала лишь его пробивающаяся седина. Он был под стать молодой Джоанне, подарившей ему долгожданного сына. Николас вел небольшой бизнес, мог позволить себе посидеть с сыном, провести с ним много времени. Джоанна быстро вышла из декрета, отправилась на работу, а Ник воспитывал Луи, лелея его и всячески обхаживая. Мальчик любил отца, тот никогда ни в чем не упрекал его, поддерживал, когда Джоанне захотелось отдать Луи на танцы, тот сначала спросил у мальчика, а потом принял решение. Николас был образцовым отцом, играл с сыном, дарил ему подарки, не отказывал в мелких вещах. Да и в больших тоже. Луи не вырос избалованным, он вырос нормальным ребенком. Поэтому потеря отца, хоть и не биологического, но родного и любимого, привела его в шок и абсолютный ступор. Луи буквально потерялся и не знал, что ему делать. Они были лучшими друзьями всю его жизнь.

В полдень следующего дня мы с Луи отправились в мэрию, где мне вернули документы, нас встретили двое из тех мужчин, что приходили вчера, я держал Луи за руку. Они еще раз поговорили с нами, а затем пожелали удачной жизни. Новой удачной жизни. Луи был вне себя от счастья, по возвращению домой нас встретил угрюмый Барри, который ничего не сказал, мальчик стал собирать вещи. Ему не терпелось покинуть город вместе со мной. До вечернего поезда оставались часы, но Луи уже сидел в своей комнате рядом с чемоданом, он собрал все. Меня смущало только быстрое течение времени.

– Надо упаковать вазу, – попросил он меня, я с радостью помог ему.

Барри сидел на кухне, пил что-то в не вызывающей доверия бутылке, не интересовался нами, нашими действиями. Когда мы выходили из квартиры, к вызванному мной такси, он даже не попрощался с нами, Луи выжидающе на него глянул и вышел за мной. Он не будет скучать по всему этому. Мы уезжали обратно в Аллош, ведь я оставил там все свои холсты и половину вещей, Луи тоже хотел много чего еще забрать. В поезде он следил за дорогой, могу с уверенностью сказать, что он не спал всю ночь, смотрел в окно. Утром он был очень сонный, засыпал в такси, было интересно наблюдать за ним.

– Мы полетим в Америку сегодня? – мы завтракали у дома, за столом на заднем дворике, кто-то хлопнул нашей калиткой.

– Нет, Луи, полетим мы только послезавтра, – из-за дома появилась молодая соседка, что заигрывала со мной больше всех. В руках она несла пирог.

– Добрый день, – она лучезарно улыбалась, я встал. – Хотела просто принести вам такой небольшой презент, – она передала мне пирог. – Я так рада, что вы вернулись.

– Мы улетим в Америку скоро, – она посмотрела на Луи, потом на меня.

– Правда? – переспросила она низким дрожащим голосом.

– Да, Луи переезжает в Америку со мной, – я кладу руку на ее плечо. – Анжела, не хотите составить нам компанию? – я посмотрел на Луи, ему эта затея не понравилась.

– Да нет, что вы, у меня еще много дел дома, я пойду, – она опустила голову, пьяно улыбалась.

– Даже на кофе не задержитесь?

– Нет, я не пью кофе, спасибо.

– А на чашечку чая? – Луи злобно на меня посмотрел, я все еще держал Анжелу за плечо. – У нас есть прекрасный травяной чай, немного расслабитесь перед тяжелой работой по дому.

– Ну, разве что на совсем небольшую чашечку чая, – она потерла лоб, присела на мой стул.

– Сейчас я вернусь, – сказал я, подмигнув Луи, подтолкнув его на разговор с Анжелой. Я заметил, как сильно он ревновал.

Я быстро нарезал нам ее пирог, вообще, я не был любителем таких блюд, к сладкому совсем не питал никакой привязанности. Я вынес пирог, принес третий стул себе, снова оставил их одних. Луи не говорил с ней. А я предложил ей провести с нами время, потому что Анжела была одинокой, присматривала за своим больным дедушкой, скорее всего, потеряла веру в людей и красивое будущее уже давно. Так просто молодые, красивые, обаятельные девушки не остаются на короткой привязи в маленьких городах. С ее внешностью она могла стать хорошей моделью или даже актрисой, но судьба приготовила ей совсем иную жизнь. Я вернулся к ним вместе с чашкой, Анжела тихо меня поблагодарила.

– Так вы уезжаете, да? – она сделала совсем небольшой глоток, держала чашку кончиками пальцев, элегантно.