– Я в таких больших размерах не разбираюсь, но, вроде бы, я угадал, – он довольно улыбнулся и поправил немного ворот.

– Почему она прозрачная? – мальчик продолжил поправлять ткань везде и щупать мое чувствительное тело так нагло, что у меня не сформировывалась адекватная претензия. Поэтому я ничего не говорил.

– Во-первых, она полупрозрачная. Во-вторых, ты в ней отлично выглядишь.

– Правда? – я перехватил его руки и поцеловал их. Он кивнул. – Не хочешь прогуляться по Нью-Йорку?

– Ты останешься в ней? – Луи закусил губу и ткнул пальцем в мою грудь. Я сжал его ручки крепче.

– Да, конечно.

– Отлично, ведь я купил себе такую же, только белую.

И вот я здесь: грязная кирпичная стена с недотертым граффити кажется мальчику хорошим фоном в свете падающего солнца, и я жмурюсь, потому что оставил очки в машине, но стараюсь не делать этого, чтобы снимок получился хорошим. Я вижу на плече Луи солнечного зайчика, что падал от моего кулона. Я достал его из-под блузы, просто чтобы его было видно. Мое мороженое в руке стремительно тает, несмотря на то, что Нью-Йорк был сегодня к нам лоялен: солнце ярким блюдцем располагалось на небе, и под ним было приятно находиться. Мы словно рассыпались на атомы и побывали везде, куда только можно было добраться. Кино, парк аттракционов, пустые гетто, прибрежный порт. Дорогой ресторан на самом закате вечера. Я забыл обо всем рядом с ним и словно снова вдохнул свежего воздуха, пропитанного океаном и ягодами.

– Понимаешь, он провернул этот трюк со мной дважды, – я смеялся. – Он два раза притворялся, что утонул в бассейне, и я два раза велся на это.

– Ты правильно поступил, вдруг он бы и правда утонул, а ты бы сидел без действия только потому, что не веришь в это, – Луи смотрел куда-то вниз, наша постель была наконец-то теплой.

– Помнишь, когда я сделал это с тобой? – мальчик широко улыбнулся и покраснел.

– Я считал секунды, чтобы понять, сколько ты еще протянешь, это вообще было не смешно, – он захихикал и отвернулся.

– Твое выражение лица было просто великолепным, я никогда в жизни этого не забуду.

Луи вымотался. Я просто лежал рядом и поправлял его мягкие пряди, убирал их назад, чтобы ничто не мешало мне рассматривать его лицо. Я так и не уснул. Я боялся закрыть глаза, ведь думал, что потеряю его. Я стоял в дверном проеме с руками в карманах штанов и не мог насладиться картиной, что хмурыми красками расплылась в нашей постели. Сочным пятном стала желтая футболка мальчика, что рьяно протянул руку к пустой части кровати, где встретил только скомканное одеяло. Он лег на спину и раскинул конечности звездочкой, а я усмехнулся.

– Гарри, вернись ко мне, – Луи повернулся и потер глаз.

– Спи, я сейчас, – я продолжил смотреть на его тугие изгибы и сбитые в ласточкино гнездо волосы. При слабом освещении луны и тусклых фонарей я проглядел его душу.

– Почему ты стоишь там?

– Потому что мне нравится наблюдать за тем, как ты спишь.

– Если это тебя сексуально удовлетворяет, то сейчас же отвернись, – я засмеялся и опустил голову.

– Почему вы вернулись раньше?

– Потому что там было скучно без тебя.

– Правда?

– Давай уедем? – я посмотрел на Луи, что сел и снова протер свои глаза. Он громко выдохнул. – Эта квартира стала до жути тесной.

– Мы поедем в Лос-Анджелес, на выставку Рича, и можем остаться в Малибу, если хочешь.

– Хочу, – я сел напротив него, протянув руку к его голове, поправил его футболку на затылке. – Я скучал по тебе, – прошептал он, склонив голову к моей ладони.

– Я тоже, – мальчик потянулся ближе ко мне, и я подхватил его объятия.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Пальцы Луи мелодично обхватывали бокал за бокалом, что так непристойно быстро опустошались. Громкий вой помещения не мешал мне слышать обольстительную речь мальчика, он говорил с какими-то женщинами и мужчинами о своей сфере искусства. О балете и о том, что ждет нас после Беллы. Тихая ложь скрывала надежду и разбавляла вечер. Казалось, что Луи сорвет Ричу презентацию своей обаятельностью. К нему подходило все больше людей.

– Только погляди, как мурлычет, – я усмехнулся и отпил немного вина.

– Завидуешь?

– Чему завидовать?

– Он молодой, красивый, соблазнительный, безумно талантливый и способен расположить к себе кого угодно, – Рич смотрел в свой бокал и глупо улыбался. – Половина тобой приглашенных, готов поспорить, даже не прочла письма.

– Ты напился или просто хочешь меня унизить?

– Ты перестал себя уважать, – я повернулся к нему. – Ты опустился до пустых оскорблений в сторону невинного подростка, – я злился.

– Он не просто разобьет твое сердце, он вырвет его живьем, – я выдохнул и сжал бокал в руке крепче.

– Почему ты стал резко его ненавидеть? Это бесит и сбивает с толку. Последнее, чего я хочу – это неприязнь лучшего друга к человеку, которого я люблю.

– Ты все такой же наивный.

И он просто ушел. Рич оставил свой бокал на столе рядом и ушел. Зачем, куда, я так и не понял. Я взглянул на Луи, затем опустил голову. Почернелый Лос-Анджелес для меня больше не сиял так ярко, не был таким красочным, каким отражался в стеклянно-бездумных глазах рядом. В гостиничном номере было темно и жарко, я щелкнул выключатель настенной лампы, как тут же погряз в странных мыслях о поведении Рича. Я смотрел на приоткрытую дверь в ванную комнату и думал, что, наверное, мне стоит начать беспокоиться за мальчика.

– Гарольд, о чем думаешь? – он игриво показался из-за дверного косяка, отодвинув дверь чуть дальше легким толчком.

– Не знаю, ни о чем, – Луи был без футболки. Каждое клетка его таявшего тела заигрывала со мной. – Хочешь спать? – он мотнул головой и закусил губу.

Такая детская его восторженность ослепила меня, а показавшаяся коленка, обтянутая белой мелкой сеткой, выбила последний вздох. Он с балетной утонченностью вытянул свой носочек, спрятав при этом покрасневшее лицо, и обхватил пальцами дверной косяк. Я сидел на нашей кровати, боясь двинуться, прошелся по рельефам его ноги взглядом. Кокетливо на бедре показывалась широкая полоска кружева чулка, что контрастировала с его сладко-смуглой кожей.

– Тебе нравится? – прозвучал вопрос где-то в ванной комнате, Луи все так же не показывал своего лица. Его мягкий голос дрожал.

– Да.

– Хочешь увидеть еще? – этот вопрос рассыпался там же, в ванной комнате, и я пересел ближе к краю постели.

– Да.

Мальчик опустил руку на свою талию и прижался к дверному косяку лбом. Снежно-белый поясок кружева он слегка поправил на боку, а после опустил ладошку к бедру, проведя указательным пальцем по шелковому ремешку, что поблескивал. Луи стукнул ноготком по застежке и вновь спрятал свои озорные глаза. Я услышал его тягучий смех, немного сжатый и стеснительный. Маленькое шелковое белье сверху было расшито кружевными светло-розовыми розами, они невесомо касались кожи живота.

– Пожалуйста, покажись, – я не мог терпеть его лукавые пальцы, что гладили кожу бедер под кружевом чулка.

Луи медленно вышел, не забыв выключить свет в ванной комнате. Я видел, что его щеки выдавали его смущение, но его глаза были зрелыми, они рискованно открывали все намерения мальчика. Его губы растянулись в обольщенной улыбке. И в такие моменты я находил секунды, чтобы взглянуть на его лицо, чтобы не забыть, почему люблю. Невинно-белый кусок ткани не уместил его достоинство или это была его задумка: его член прижимался к низу его живота. Я неторопливо протер большим пальцем нижнюю губу.

– Не подойдешь?

Все его тело словно ждало моей просьбы. Мальчик осторожно переступал, касаясь пола только лишь носочками. Рельефы его бедер не скрывались, были обрамлены тканью, которая их подчеркивала. Луи обдумывал каждое свое движение, старался не спешить. Я окончательно стал прикован к румяным очертаниям головки его члена. Лепестки роз щекотали его уязвимую оболочку, дразнили. Я возжелал его прямо таким. Открытым, незащищенным, чувствительным, моим и вечно прекрасным. Он испытывал меня и мое терпение, шел избирательно, медлил, выгибался так, что мое сердце пропускало удар за ударом. Я раздвинул колени шире, когда он подошел совсем близко.