– Матильда, дорогая, забери Пи-Джея, – мы в выставочном центре и я не знаю, зачем Рич привез сюда свою девушку и ребенка. Я лишь сжато улыбнулся Матильде, когда она забрала Пи-Джея, отчаянно пытавшегося добиться внимания от своего отца. Я перевел свой поникший взгляд на Рича, а он продолжал что-то говорить о картинах. – Гарри? Ты снова убиваешься?

– Что? Нет, – я провел пальцем по подписи на картине, та слегка размазалась, и я усмехнулся. – Когда ваша с Матильдой свадьба? – такие вопросы бесили Рича.

– Не знаю, когда-нибудь, – он отошел, наклонил голову. – Вы с Луи приглашены не будете, – я широко улыбнулся, потерев краску на пальце.

– Не очень-то и хотелось, – он снова очень близко подошел к картине, посмотрел на размазанную подпись и посмеялся.

– Зато теперь подделку легко будет отличить от оригинала, – Рич повернулся ко мне и мы громко засмеялись без видимых на то причин.

Я размазал подписи на всех его картинах, потому что Рич подписывает свои полотна в самый последний момент. Такая задумка ему понравилась. Он вызвал такси для Матильды и Пи-Джея, а сам уселся на пассажирское сидение моего Крайслера и приказал мне ехать к какому-то его знакомому, у которого всегда было весело. По словам Рича, там я должен был снова ощутить свою молодость.

– Гарри? – переспрашиваю я имя семидесятилетнего мужчины, что зажимал молоденькую танцовщицу.

– Да, его тоже зовут Гарри, представляешь, – мы где-то за городом в огромнейшем особняке, стоим у грязного бассейна. Вокруг много людей, но я не понимаю, почему это должно быть весело.

– Гарри Брайант, – он подошел к нам, я рефлекторно отошел немного назад. – А это тот самый Стайлс, да? – он посмотрел на Рича, а потом снова на меня. Я тяжело вздохнул и натянул свою улыбку.

– Да, он, – Гарри протянул мне руку, и я уверенно ее пожал.

Они с Ричем поговорили о чем-то, пока я стоял поодаль, сжимая в руке бутылку лимонада, что мне предложили. Почему-то этот человек сразу вызвал во мне какую-то неприязнь и глупую ненависть. Что-то все-таки здесь было и не так. Я заметил их пристальные взгляды на себе, а потом по губам Рича прочитал: «Дай мне время, я договорюсь», – и мне захотелось уйти.

– Я неясно выразился, когда говорил, что ни одну из них не продам?! – Рич закрывает дверь гостевой комнаты, а я не могу удержать свою агрессию.

– Гарри, тихо, первым делом ты должен успокоиться.

– Ты сказал этому идиоту, что я продаю портреты Луи, как ты мог?!

– Нет, я не говорил, он попросил меня договориться, как с другом, – я тяжело дышал. Рич стал говорить тише. – Он даст мне десять штук, если ты продашь ему оригинал, – я усмехнулся и взмахнул руками.

– Давай я дам тебе десять тысяч долларов, мне не трудно! – он закатил глаза и опустил голову. – Рич, ты не понимаешь.

– Ты помешался.

– Эти картины даже не мои, это все подарок.

– Для какого-то сопляка!

– Закрой свой рот!

– Он предлагает тридцать миллионов! Тридцать, Гарри, – я не передумал. Я не собирался изменять своим принципам из-за денег. – За какую-то мазню с личиком.

– Мне пора домой, – я оттолкнул Рича и потянулся к ручке двери, но он схватил меня за предплечье. – Отпусти, пока мы оба об этом не пожалели.

– Он даст двадцать миллионов за твою репродукцию, – мы смотрели друг другу в глаза.

– Кто он такой? Может он украл эти деньги, а ты бегаешь за ним, как щенок, – Рич вытянул ухмылку на своем отвратительном лице, а я нахмурился.

– Гарри Брайант – главный конкурент сети ваших предприятий.

– Пусть катится к черту, – хватка Рича ослабла и я смог отойти от него, освободив руку. – И ты тоже, – я открыл дверь и тут же наткнулся на Брайанта.

– Я дам тридцать пять, Стайлс! – я просто пошел дальше.

– Я уже сказал нет! – они вдвоем побежали за мной, а я расталкивал людей и полыхал.

Никогда в жизни, ни за какие деньги, у меня есть принципы. Если я сказал, что не собираюсь продавать портреты, я именно это и имел в виду. Если я сказал, что не отдам их ни в одну галерею на содержание, я именно это и имел в виду. Я чувствовал себя использованным своим собственным другом. Да, возможно я стал чутким из-за Луи, стал вспыльчивым и диким собственником. Но если что-то мое, то оно будет принадлежать мне всегда.

– Этот молокосос к тебе не вернется! – я сжал кулаки и остановился у припаркованной машины.

– Перестань оскорблять его! Он тебе ничего не сделал, а ты ведешь себя как последняя сволочь! – я хотел подойти к Ричу и вправить его челюсть.

– Гарри, он тебя использует, он высасывает из тебя деньги, а за спиной поливает грязью, они все так делают.

– Это мои проблемы, а не твои, по крайней мере, я люблю его, а Матильда для тебя просто прислуга!

– Не лезь в мою семью.

– Ты в мою тоже не лезь, это все не я начал.

– Это выгодное предложение, Гарри.

– Тем более, я готов дать сорок миллионов американских долларов, – ему завтра умирать, а он торгуется насчет портрета моего мальчика.

– Хоть сто двадцать, я уже дал ответ, и он окончательный.

Я развернулся и сел в свою машину. Они еще что-то кричали мне вслед, но я просто позволил им увидеть, как я уезжаю в закат. Я ударил по рулю и скинул крышу Крайслера, чтобы насладиться ветром. Когда я подъезжал к дому, у меня в горле образовался какой-то ком, и я еле сдержал слезы в лифте, отвернувшись к стене от соседа снизу. Я зашел в свою пустую квартиру и глянул на чашку, что все так же одиноко стояла у раковины. Я открыл бутылку коллекционного портвейна и не помнил, как уснул.

– Сюрприз! – Луи вернулся на целых два дня раньше. Я думал, что это сон. – Гарри, хей, – он широко улыбнулся, а я стоял напротив и пытался согнать сонливость.

– Я люблю тебя, – я обнял его так сильно, что его ребра вонзились в мой живот. Луи недовольно запищал.

– Хва-а-ати-и-ит! – ему пришлось отпихнуть меня самостоятельно. – Я чуть не умер! – он засмеялся и повис на мне, обхватив ногами мои бедра. – Я тебя тоже люблю, – обнял мою голову руками, я почувствовал отчетливый запах моря и счастья.

Мы сели на диван, Луи уместился на моих бедрах, целовал мое лицо. Было так приятно снова его чувствовать, снова слышать его учащенное сердцебиение. Его пальцы щекотали мою шею, а я сжал ладонями его талию, боясь упустить. Он соскучился по мне. Но не так, как я по нему. Это желание просачивалось сквозь каждый его влажный поцелуй и каждое колкое прикосновение. Мальчик выдохнул в мой рот во время затянувшегося поцелуя так преданно и ревниво, словно не хотел, чтобы чужой кислород заполнил мои легкие.

– Ты что, не соскучился по мне? – его глаза бегали, отчаянно взывая к моей ответной реакции.

– Соскучился, – я улыбнулся и погладил его щеку большим пальцем.

– Все хорошо?

– Ты хочешь заняться любовью, чтобы доказать мне, что скучал? – наверное, Луи недопонял вопрос. Он очаровательно нахмурился и выдохнул.

– А ты нет?

Я лишь мотнул головой в сторону и поджал губы. Мой отказ его задел, но он пытался не показать этого. Луи слез с меня, но далеко не отошел, а я встал с дивана и сам не знал, куда себя деть. Как только я устремлял свой взгляд куда-то на его загорелую кожу, я видел лишь отпечатки чужих прикосновений. И я не мог перестать думать об этом.

– Только не извиняйся, – эта молчаливая пауза была не к месту, сейчас, когда мы должны были отрывать друг от друга куски плоти от того, как скучали.

– Кстати, – я был рад, что он поменял тему. Пустая ревность заглатывала меня по самую макушку головы, – я увидел такую шикарную блузку в одном крутом магазине и сразу же подумал о тебе, – Луи беспощадно раскидывал свои вещи из сумки. Я усмехнулся. – Вот.

Мальчик протянул мне черную, совершенно невесомую кофточку. Мне было приятно, что в те дни он вспоминал обо мне. Возможно, я утрировал, но Рич – мудрый человек, и так просто пропустить его слова и не придать им значения я не мог. Луи стоял напротив и внимательно следил за тем, как я медленно застегивал пуговицы блузы.