– Привет, – несмотря на всю ситуацию, мы втроем были очень бодры.

– Я так скучал, – Луи крепко обнял мою сестру, я пронес чемоданы в квартиру.

– Ты весь горишь, – и тогда я предоставил Джемме полную свободу действий. Пусть заботится о Луи сколько хочет.

Моя квартира вдруг перестала быть моей. Я как будто был в чужом доме, в чужом месте, не родном. Я стал перебирать вещи с библиотеки, быстро осмотрел свою студию, а затем уже спальню. Честно, я не заметил ничего необычного. Да, эта женщина переставила книги в наших полках, я рассматривал их слишком часто, я запомнил. Трогала постель, очевидно, или это были уже полицейские. Мы выспались в самолете, поэтому в два часа ночи ужинали вместе с Джеммой, которая давно не знала, что такое хороший сон.

– Они не нашли отпечатков или чего-то такого? – мальчик молчал. Думаю, он просто решил не лезть в это.

– Нашли, причем несколько, такое ощущение, что эта женщина пыталась их оставить, – я нахмурился.

– Она хочет, чтобы ее нашли? – моя сестра только пожала плечами и перевела тревожный взгляд на Луи.

К пяти утра мы все умирали со скуки, я предложил Джемме прилечь на нашу постель, выспаться; она ничего не рассказала нам о доме или Джонатане, я немного ее понимал. Часом позже я пригласил Луи в спальню, предложил и ему лечь с Джеммой, но он был бодр, у него была нормальная температура и желание стоять на руках. Поэтому к сестре пошел я. Ближе к девяти утра меня разбудил Луи.

– Пропала рубашка и самолет? – у него из глаз лились слезы, а я еще плохо соображал. – Не волнуйся, полиция найдет ее, – я его обнял, мальчик всхлипнул и схватился за мою руку.

Больше ему было грустно от того, что я этого не заметил. Мне было искренне жаль, но я как-то и не подумал смотреть на полки в нашей спальне. А Луи подумал. И посмотрел. И обнаружил только следы от деревянных шасси, где на полку не упала пыль. Через полтора часа мы позавтракали все вместе, еще через час пришел полицейский с портретом той женщины.

– Она похожа на Мура, – подытожил я, рассмотрев рисунок. Луи кивнул в знак согласия.

– Мура? Уточните, кто он такой? – я ушел в библиотеку, передав лист мальчику.

В моем столе, где я хранил статьи о себе, лежал конверт. Я, потеряв на минуту рассудок, потянул к нему руку. Что-то внутри кричало и ударялось о стенки опустевшего сердца. Словно сон наяву. Я взял его, позабыв, что приходил сюда за той самой статьей, что когда-то написал обо мне Мур. За теми статьями, если уже быть точным.

– Джемма, не твое? – я протянул конверт сестре, та же вопросительно изогнула бровь.

– Нет, – она быстро открыла конверт и достала содержимое. Какая-то старая бумага. – Что это? Свидетельство об усыновлении? – я выхватил его из ее рук.

– Что? – офицер заглянул в листок. – Не ваше? – я отрицательно качнул головой.

– Луи, дорогой…

Николас и Джоанна не муж и жена. Луи закрылся в моей студии и не отвечал ни на одну из наших просьб выйти. Эта непонятная женщина где-то раздобыла свидетельство об удочерении Джоанны Николасом и принесла его в наш дом. Теперь все было понятно. Она не хотела задеть меня, она хотела сломить Луи и показать, что вся его жизнь – одна сплошная ложь. Джоанна говорила мне, однажды, что отец научил ее стрелять, но когда она умерла, выяснилось, что у нее никого нет и не было, кто мог бы захотеть себе часть ее праха или хотя бы кому можно было бы позвонить еще, кроме Валуа и Луи. Я не знаю, как не обратил внимания на это. Почему упустил. Из студии вскоре перестали доноситься какие-либо звуки, не было даже тихих шорохов, Джемма сидела на диване в гостиной со стаканом воды в руке. Полицейский уверил нас, что свидетельство может быть поддельным, и они обязательно все выяснят.

– Луи, милый, – выдохнул я, упираясь рукой о стену, – открой дверь, не заставляй меня волноваться за тебя, – я положил другую руку на дверную ручку. Ответа не последовало. – Солнце, – я вздохнул, мой голос был тихим и спокойным, – это неправда.

– Правда, – смог сказать он, прохрипев.

– Нет, и ты это знаешь.

– Да, и теперь я понимаю, – я сглотнул. Это не могло быть правдой.

– Открой дверь, пожалуйста, – я услышал движение за дверью и облегченно выдохнул.

Хотел бы я, наверное, перенять его умение вдруг становиться маленьким, очень маленьким, буквально нечеловеческих размеров, сжиматься, прятаться в своем коконе и отвлекаться от мира. Мальчик уложил голову на моем плече и тихо всхлипывал в шею, пока Джемма заваривала ему лавандовый чай, который притащила с собой, понимая, я догадываюсь, что вся это ситуация будет слишком стрессовой. Не для меня, для их обоих точно. Вот бы и мне, как и Луи, не бояться быть слабым. Гордиться, наверное, своей мягкотелостью, своим умением просто выплакаться и быть в норме.

Луи проспал четырнадцать часов в тот день (в те два дня).

– Доброе утро, – моя сестра спала плохо, поэтому уже с полшестого утра мне мешал шум воды, ее шаги и металлическая ложка, что так часто ударялась о края фарфоровой чашки.

– Я тебя разбудила? – я лишь улыбнулся.

– Все в порядке, правда, – я был не против проснуться рано и наблюдать за тем, как мальчик исцелялся, подергивая своим округлым кончиком носа и зажмуривая глаза, пряча их в подушку.

– Как там Луи? – она достала чашку для меня, отвернулась.

– Сейчас встанет, – я присел за стол, зевнул, повернулся к окну. Там было еще темно и непривычно.

– Уже встал, – он махнул Джемме рукой, зашел в ванную.

– Ему лучше, да? – она подала мне чашку с кофе.

– Да, сон хорошо на него влияет, – я улыбнулся, отпил немного.

– Ты хорошо справился, Гарри, – сначала я ее не понял.

– С чем?

– Луи, – она сделала паузу, чтобы подобрать идеально подходящее определение, даже повернула голову к окну, ища там ответ, – удивительный парень, он просто, не знаю, он как улучшенная версия тебя.

– Меня?

– Да.

– Скорее Николаса, – сестра улыбнулась, и я посчитал это за согласие.

Эту женщину нашли уже через день. Она не пыталась скрыться. Меня сразу же позвали в участок, Луи и Джемма решили посидеть в кафе неподалеку, Я пытался выглядеть серьезным, не так, словно я готов застрелить эту мразь прямо тут. Она пожелала встретиться со мной, и перед тем, как зайти к ней в комнату, со мной долго и муторно говорил детектив.

– Да, она сестра Тейлора Мура, Памела Джуди Мур, – я нахмурился, взяв ее фотографию в свои руки. – Они близнецы, в этом году Памеле исполняется тридцать семь лет, – я внимательно слушал. – Год назад она вышла их психбольницы, в которой провела три года, до этого она тоже содержалась в подобном учреждении, в возрасте девятнадцати лет и до двадцати трех, между шаталась по разным санаториями, за все платил ее брат.

– Психбольница? Что у нее?

– Острый шизофренический бред, я не совсем уверен, что так можно выразиться, но так записано в ее личном деле, – детектив наклонился к своему столу и взял еще пару снимков. – В их нью-йоркской квартире все выглядит немного… – взяв фотографии, я понял, о чем он говорил.

– Боже, они были на мне помешаны.

– Вроде как.

На трех снимках небольшая комнатка, захламленная, на стенах разные вырезки из газет, мои фотографии, есть даже моя картина, уверен, это не подделка. Детектив дал еще снимки, где было видно, какие статьи обо мне они хранили, какие вещи собирали. Там висела даже рубашка, которую Памела забрала (у нее был необычный ворот, поэтому ее было легко узнать), и на одном снимке я увидел деревянную фигурку самолета.

– А вот это, вы забрали этот самолет? – я указал пальцем на вещь на фотографии, показал ему.

– Да, но он пока у нас, как улика.

– Скоро мы сможем забрать его?

– Мистер Стайлс, не волнуйтесь, как только он не будет нам нужен, вы его заберете.

Поговорив с детективом еще несколько минут, я уже и не хотел идти к этой Памеле и говорить с ней о чем-либо. У них с Тейлором была общая страсть, причем всю их жизнь. Их родители еще в юности стали чем-то вроде детективного бюро, отец работал на нас, пытался выяснить всю правду и вынести это в свет, но он так ничего и не нашел. Они оба были уверены в том, что наша семья «само послание дьявола». Я усмехнулся, прочитав это в дневнике, что передал мне детектив.