– Я думаю, что не до конца не понимаю…

– Я сказал, что я не хочу всего этого сейчас. Я говорил, да, что огромный дом, типа как у твоих родителей – да это замок, черт возьми, – это круто, и для семьи то, что я очень хочу. Но не ближайшие лет пять, а то и десять, понимаешь? – он опустил голову, а потом снова поднял на меня взгляд, сказав: – Я слишком молод для этого, ты за кого меня принимаешь вообще?

– Я тебя обожаю, – я опустился на колени и взял его лицо в свои руки. – Ты весь мой мир, – я прошептал, даже слезы появились на глазах.

А Луи смотрел на меня своими огромными голубыми глазами. Такими свежими, чистыми, наполненными. Живыми, я не мог перестать видеть в них бездонные океаны. Он смотрел на меня так, как когда-то впервые. Он по-детски сгорбился, руки лежали между ног, прямых, расправленных в стороны. Луи улыбнулся легонько, чуть уголки его рта дернулись вверх, левый выше, как это обычно у него бывало, а ресницы вдруг распушились и были направлены в разные стороны. Их мягкая тень спадала на его голубые радужки. Как сильно я его любил.

– Я люблю тебя, – я всхлипывал и ничего не мог с собой сделать.

– Га-арри, – прошептал он, заключая меня в своих объятиях, – все хорошо.

– Я так сильно тебя люблю, – изгиб его шеи идеально подходил по форме к моей челюсти.

– Я тебя тоже люблю, – он погладил меня по спине и любяще похлопал. – Все хорошо, мы вместе.

– Я никому тебя не отдам, – я почувствовал, как мальчик улыбается.

– Конечно не отдашь, мы ведь родственные души. Нас нельзя разделить, никак, – тусклый свет этой квартиры мне нравился.

– Да, нас нельзя разделить.

Мне вдруг стало грустно из-за всего, что я когда-либо терял. По своей или чужой вине. Я просто чувствовал себя так, словно теряю все это еще раз. Все сразу. Как будто я теряю Луи. Я не могу объяснить это, просто, один миг кажется с ним таким идеальным, а следующий таким неправильным и я боюсь, что неправильных моментов вдруг однажды окажется больше. Но ведь неважно, что было или что будет. Важно то, что сейчас мы с ним вместе. В нашей квартире в Париже. Обнимаемся на полу у лестницы, просто потому что мы можем так сделать. В следующее мгновение мы уже стоим у нашего полупустого холодильника, где много мороженого и шоколадной пасты. Просто потому что я доверил Луи купить нам еды. И он притащил мороженого и шоколада. Потому что это его день рождения, и он не собирался покупать что-то, что он в данный момент не хочет. А я смеялся. Луи вымазал меня всего этой сахарной и липкой пастой, которую я не мог есть, она была для меня слишком сладкой. Мы просто …дурачились. Мы бегали по квартире и громко смеялись. И уснули мы на диване в гостиной. Везде был включен свет, разбросаны ложки и наши неразобранные покупки. А мы уснули на диване, обнимаясь.

Я наблюдал за кончиком его носа утром. Тот мягко поблескивал, терся о мою водолазку и громко выдыхал. В Луи было столько света, когда он проснулся и первым делом увидел меня рядом. В нем буквально разгорелся пожар. Мальчик не отходил от меня все утро, постоянно трогал и щипал, смеялся. К обеду мы вышли позавтракать. Он вел себя так открыто и чисто, его желания в тот момент были простыми. Стакан сока, булочка помягче. Погода теплее и ярче солнце. Его глаза хаотично бегали по рождественской обстановке вокруг и захлебывались от детского восторга. И все это вызывалось такими обыденными (для меня) вещами: цветными огоньками, фруктовой жвачкой, моими покрасневшими от холода щеками.

– Ты купил все, кроме штор и полотенец, это какая-то тупая схема? – вечер, Луи не мог отпустить ткань моих брюк, пока я вешал шторы в нашей спальне.

– В каком смысле? – я нахмурился.

– Тут было все. Постельное белье, посуда, скатерти, даже салфетки. Но не было полотенец и штор. Это специально?

– Ну-у-у, – я опустил руки и поставил их на бока, Луи смотрел на меня, – наверное, да, я думал, ты обидишься, если все будет готово и у тебя не будет возможности поучаствовать в этом.

– На самом деле, мне абсолютно все равно, Гарольд, – он улыбнулся и отпустил меня, а я спустился на пол. – Но спасибо за заботу, – он меня обнял. Просто обнял.

– Не за что, – я поцеловал его в лоб, мальчик протяжно выдохнул, я потрепал его по голове.

Все казалось странным. Я бы никогда не подумал, что окажусь здесь. Мы сидели около нашей елки с горящей гирляндой, что лежала на полу, и молчали. Мы кое-как поужинали и принялись пить вино из бутылки. Луи хихикал, когда наши взгляды встречались. Он спрятал руки под бедра и вздохнул. Я вопросительно на него посмотрел, а он только пожал плечами. Мальчик пересел ко мне ближе и прилег на мое плечо.

– А если это не по-настоящему? – я не понял его вопрос.

– М?

– Ну, вдруг я проснусь завтра, а это все было только сном.

– Почему ты думаешь, что это сон?

– Потому что все слишком хорошо.

Я не стал отвечать. Если что-то слишком хорошо, то, вероятно, мы это заслужили. Я предложил ему подняться в постель, но Луи ответил, что понаблюдает еще за звездами. Я не возражал, но с ним не остался. Я сам лег в постель и задумался.

Вскоре Луи вернулся и лег рядом, обнял меня, уложив голову на плече. Я перевернулся на бок, чтобы обнять его крепче, чтобы спрятать его в своих руках. Это сопровождалось его разочарованным вздохом. Но я это проигнорировал и прижал его щуплое тельце к своей груди так сильно, как только смог. И я почувствовал, как бьется его сердце. Его удары заглушали мои, и мое сердце стало подстраиваться под его ритм. Я так четко это ощущал, так детально отзывалась каждая часть моего сердца, я слышал это. Или, возможно, я был слишком пьян, чтобы не придать этому значения.

И как же дела шли дальше? Лучше некуда. Моя студия вдруг стала яркой. И почему? Луи подумал, что его отпечатки рук прекрасно смотрятся на стенах. На светло-бежевых стенах появились его небольшие ладошки желтого цвета. Короткие пальчики, добирающиеся не так высоко, как Луи планировал, вдруг не стали меня раздражать. Среди его миниатюрных отпечатков можно найти один мой. Его я сделал позже и тайно. Но Луи все равно заметил.

– Я расскажу всем о том, что ты оставил отпечаток ладони на стене! И ты еще меня отчитывал! – он пробежал по лестнице вверх. Я за ним. – Гарри Стайлс, как вам не стыдно! – дверь в его пустую пока что комнату захлопнулась.

– Луи! – я чувствовал себя живее, чем обычно. Я прокричал его имя буквально всем своим нутром.

– Ты такой лжец, Гарольд! – я не трогал дверь, так как мои руки испачканы свежей краской.

– Открой дверь!

– Она открыта, – я удивлен, – дурачок, – Луи стоял посреди комнаты, пряча смущенно свои руки за спиной.

Мы просто поцеловались. Его руки быстро перебирали мои волосы и цеплялись за затылок, я успел вытереть ладони о его футболку на спине. Луи даже наступил на мою ногу, чтобы подняться повыше, мы вдруг стали голодны, и нам не хватало собственных губ. Маленькие ладошки прижались к моей челюсти, сжали ее жадно, лунки ногтей отпечатались на моей коже и потерялись в легкой щетине. А я добрался до его изогнутого позвоночника, до осязаемой ямки посреди спины, подняв хлопковый материал футболки выше к лопаткам. Мы пытались серьезно вырвать друг у друга легкие этими поцелуями, каждый выдох Луи являлся моим вдохом, и так по кругу, пока воздух рядом не стал совсем разряженным. По-моему, он пытался отступить назад и запутался в моих ногах и следующее мгновение мы оказались на полу.

– Ты в порядке?! – я упал на него. Это определенно было больно. А еще грохот его полых костей до чертиков меня напугал.

– Проклятье, – он зажмурился и прижал локти к туловищу, подогнул колени.

– Луи, черт, что тебе болит? – я навис над ним, подкладывая руку под твердые плечи.

– Все, – с издыханием сказал он, переворачиваясь на бок.

– Черт, прости, прости, – его мимика вдруг поменялась, я подумал, что он заплачет от раздирающей его изнутри боли.

Но он просто…

…засмеялся.

– Да ты тяжелый как не знаю кто! – он лег на живот, продолжая смеяться. – Как пара крупных медведей гризли! И я не шучу!