– Гарри, возьми трубку, или ты так и останешься стоять.

– Я тебя ненавижу.

Я несвязно говорил, почему-то я чувствовал себя сонным, слабым и наполненным. Его язык пластом лег на яички, рука дрочила быстро и неумело. Его горло снова сжалось, я не сдержался и подался вперед, пока проговаривал по памяти телефонный номер родительского дома. После каждой цифры я жмурился, выдыхал, старался не кричать от боли и оргазма.

– Да, хорошего вам дня.

Последние две минуты я шептал, не говорил, ручка выпала из моей руки. Я не с первого раза повесил трубку на место, я рвано дышал, голова начала болеть. Я слишком долго себя сдерживал.

– Черт, черт, черт.

Холодный кончик носа прижался к лобку, я прочувствовал его словно рвущийся на свободу язык и полный рот слюны с моей спермой, вытекающей по уголкам рта. Я сжал его голову своими ладонями, мягкие волосы слегка щекотали мои пальцы. Я жалостно выдыхал, мычал что-то непонятное для себя.

– Я тебя так сильно, – Луи встал на ноги с довольным видом и с высоко поднятым подбородком пошел к ванной комнате, – люблю.

– Я тебя тоже, – за ним закрылась дверь.

Его носик покраснел, когда мы добрались до родительского дома. Луи сразу же скинул с себя пальто, ушел на кухню, чтобы согреться, я снял шарф, следил за тем, чтобы картины заносили осторожно. Их все повесят в одной из комнат, куда падали лучи заходящего солнца. Я думал, что смотреться все будет просто прекрасно. Люди оказались быстрыми и аккуратными, все скоро оставили меня одного. Я не мог перестать смотреть. Даже не верилось, что это создал я.

– Джемма, – я давно с ней не говорил. Она подобно призраку появилась в комнате.

– Привет, Гарри, – кратко улыбнулась. Завела руку за шею, поправила бусы. – Они красивые, – я наклонил голову.

– Спасибо, – пожал плечами, спрятал руки в карманах. – Как у вас с Джонатаном дела?

– Да вроде живем, – это звучало странно. – А вы как?

– Мы в порядке, – я сжато ей улыбнулся.

В комнату вошел Луи, Джемма повернулась к нему, он как-то напугано на нее посмотрел.

– Привет, – они друг другу улыбнулись. – Ты так вырос! – моя сестра прижала мальчика к себе, он ответил ей объятиями.

– Я скучал, – мы с ней усмехнулись, Луи шумно вдохнул.

– Я знаю, – по-моему, никто из нас не держал больше зла.

Вечером мы вчетвером ужинали. Джонатан сидел на месте отца, мы с Луи с одной стороны. Как будто мы вернулись в самое начало. Когда я привез Луи, он смущенно болтал ногами и улыбался. Его рост не позволял больше болтать ногами, но аккуратности у него не прибавилось. Иногда мне казалось, что он ведет себя так назло. Горничная быстро протерла его бедра, где на штанах расплывались жирные пятна. Джонатан на нас не реагировал, был уже весь седой, Джемма спокойно ужинала. По-моему, они сидят вот так каждый вечер и даже не говорят. Меня это напрягало, а Луи шептал всякий бред мне на ухо, надеясь, что в этом тихом помещении его не будет слышно. Он в очередной раз сказал какую-то глупость, Джемма засмеялась, поднимая на нас взгляд. Джонатан посмотрел на нее, та тут же спрятала глаза, наклонившись. Я ничего не понял.

– Ты скоро? – мне не хотелось тут задерживаться.

– Никогда не думал, что буду стоять в комнате, где на стенах висят одни лишь мои портреты, – я улыбнулся, прошел в помещение, закрыв дверь. – Их так много, и когда мы только успели?

– Не знаю, честно, – я обнял мальчика со спины, поцеловал голову несколько раз.

– Это просто, не знаю, у меня нет слов, – он положил ладони на мои руки. – Это невероятно. Мне кажется, что я сплю. Это не может быть реально.

– Что именно?

– Просто, как сказать, – он прилег на мое плечо. – Мне говорили, что у меня не будет счастья в личной жизни, и я в это искренне верил.

– Кто мог сказать такое кому-то такому, как ты?

– Ну были люди когда-то в моей жизни.

– Не хочешь рассказать о них?

– Это уже неважно, – мальчик встал ровно и повернулся ко мне. – Я люблю тебя.

– И я тебя.

Я никогда не видел, чтобы прислуга нарушала личные границы. Этим утром в половину седьмого утра в нашу комнату вошел служащий, собиравшийся распахнуть тяжелые шторы на окнах и оставить мне (Луи не должен был спать здесь) стакан воды. Странные правила, но Джемма в очередной раз сменила персонал и подстроила все под себя. Разбудил меня гулкий звон серебряного подноса, разбившийся кувшин со стаканом, который уронил этот впечатлительный мужчина. Его бурной реакции послужил я, прижимающий Луи к себе. Мальчик, к счастью, не проснулся. Я попросил слугу поторопиться. Поняв, что больше я не усну, я сам раздвинул шторы и ушел на кухню.

– Утро не задалось? – Джемма бегает по утрам. Я удивлен.

– Надо было попросить прислугу не совершать утренний обход по нашим комнатам, – я пью кофе. Сестра часто дышит, не знает, по-моему, что сказать.

– Прости, забыла предупредить.

– Они у тебя впечатлительные.

– Просто не привыкли к тебе, – почему-то не садится рядом. Я прошу сделать мне еще кофе. – К вам с Луи, – я поднимаю голову, она выглядит растерянной.

– К нам никто никогда не привыкнет, – эти хотя бы работали быстрее. – Мы уедем сегодня, не хотелось тут задерживаться надолго.

– Гарри, я забыла еще сказать кое-что, – ее голос дрожит, я не понимаю ее, хмурюсь. Джемма садится на стул рядом. – Тебе не звонили? По-моему, у них даже нет твоего номера, просто, в Шайенне, там произошла авария на фабрике, никто к счастью не пострадал, но надо, чтобы ты приехал, как президент кампании.

– Что? Почему я узнаю об этом только сейчас? – да, я косвенно всем заправляю, но ..у меня было право знать, правда?

– Я не знала, что ты не знаешь, вчера вечером звонил директор, судебного разбирательства, – она делает эту паузу для «к счастью», по ее выражению лица это было видно, – не будет, но около двухсот людей потеряли работу.

– Сделайте что-нибудь тогда, вы же все предприниматели, – мой мозг не воспринимал эту проблему как свою собственную, я ведь ничего не делаю со всем этим. – Что там вообще произошло?

– Один из станков вышел из строя и загорелся, по цепи загорелись соседние конвейерные ленты, но люди быстро среагировали и там еще пожарная станция рядом. Все люди живы и целы, один мужчина обжег руку, но это совсем мелочь.

– Туда поедешь ты с Джонатаном, мне там нечего делать, – серьезно, я – формальность.

– У нас нет такого права.

– Джемма, скажешь, что я заболел, что я занят, что – не знаю, говори, что хочешь, от меня там толку не будет.

– Ладно, – она ушла, снимая спортивную кофту.

Я тогда протер лицо руками, пытаясь согнать ужас происходящего. Мой дед точно постыдился бы меня. Я понял, что отреагировал резко, меня просто сломил страх. Страх ответственности. Но после обеда мы были уже дома. В Нью-Йорке. Луи зачем-то развешивал фотографии той комнаты с картинами в моей студии. Он попросил увезти все картины, ведь тогда выставка будет в полном составе в одном месте, и это то, чего он хотел. Я не стал возражать.

– Так что там случилось?

Я лежал на нашей кровати на животе, Луи сидел сверху и массажировал мою спину. Я засыпал, фоном шел телевизор.

– Загорелся станок, за ним – конвейерные ленты. Никто не пострадал, просто случился пожар в одном из корпусов.

– Ужасно, – он сидел на моей пояснице и не мог перестать ерзать. – А это разве тебя как-то касается?

– Да, я же владею всеми этими фабриками.

– И что делают владельцы?

– Проверяют бумаги, деньги, и все в этом роде. Ничего интересного.

– А ты что делаешь?

– Ничего, – он посмеялся. – Я в этом совсем не разбираюсь, да и мне не хочется.

– Да ты просто ленивый, – снова посмеялся и слез с меня. – Ты не просто не разбираешься, ты ничего не умеешь, – я повернулся. – Просто кого-то надо взять на слабо, – он хитро улыбнулся.

– С чем угодно, но не с этим. Серьезно, меня никто никогда ничему не учил. В конце концов, я не обязан, – Луи громко цокнул и сложил руки.