— Ну, что ты разлеглась-то, — от низкого голоса Зейна меня передернуло. Парень подошёл ко мне и, схватив за спинку стула, резким движением поднял.

Если бы не веревки, что связывали мои руки позади, то я бы врезала ему с огромным удовольствием. При виде Зейна весь страх, что скапливался внутри, исчез, его словно ветром унесло. Осталось лишь отвратительно жгучее желание стереть его лицо с Земли. Меня воротит от одной мысли его существования. Я сжала кулаки и постаралась перевести дыхание, мне нужно успокоиться. Гарри всегда говорил, что спокойствие — это ключ к мирному разрешению проблем. Сам он, правда, этому совету никогда не следовал, но меня всегда активно приучал.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, обходя меня кругом.

Я держала рот на замке, чтобы случайно не выдать ему лишнего.

— Почему ты молчишь?! — неожиданно вскрикнул он, когда лицо его предстало передо мной. Он слегка толкнул меня в плечо.

Я вздрогнула, но снова промолчала. Оттолкнуть у меня не вышло, поэтому я лишь свела брови и отвела взгляд в сторону.

— Будем играть в гляделки? — шипит он.

— Нормально, — выдавливаю я, не отрывая глаз от пола.

— Хорошо, что нормально. Ты ведь сидишь здесь уже два дня, — хмыкнул он, ожидая моей реакции.

Я же продолжала молчать, соблюдая спокойствие. Он не может заставить меня играть по его правилам.

Через секунду в дверь уверенно постучали, и вошла грузная женщина с железным подносом, который она сжимала руками. Чёрные сальные волосы прилипли ко лбу, а капли пота мгновенно пропали при взаимодействии с холодным воздухом, пропитанным химией.

Она подошла ко мне и поставила поднос прямо у ног, затем, словно запрограммированный робот, встала и, развернувшись, покинула комнату.

— Ешь, — выдал Зейн, подтолкнув поднос рукой. Он присел напротив меня и теперь смотрел снизу вверх. Глаза его выражали абсолютное спокойствие. Он казался настолько расслабленным, что вселял дикий ужас от мысли, что он знает о грядущем.

Я смотрю на него и понимаю, что жизнь чертовски контрастна, мать его! Такая же контрастная, как Бостон. В ней есть что-то дикое. Пару мгновений назад я была в квартире с любимым человеком и готовилась встретить Рождество. И где я сейчас?

— Держи, — Зейн встал с места и, взяв поднос, возвысился надо мной. Он поставил его мне на колени, затем снова присел. Его рука потянулась к вилке, он наколол на неё кусочек рыбы и поднёс к моему рту. — Ешь.

— Нет, — выдавила я, почувствовав, как нарастает желание стошнить, несмотря на то, что я долго не ела.

Глаза парня залились кровью, он недовольно покачал головой. Но затем резко схватил моё лицо руками и, воткнув вилку в губы, пробил путь для еды.

Неприятное жжение осталось на губах, поэтому я облизала их. Во мне буквально кипело дикое желание толкнуть его, ударить со всей силы. Я прожевала постную рыбу и, собрав в одной щеке, выплюнула ему в лицо. За долю секунды он рассвирепел и, схватив поднос, швырнул его в меня, высыпая все его содержимое на одежду.

— Идиотка! Почему ты такая идиотка?

— Отпусти меня! — заорала я в ответ, пихаясь. У меня снова не вышло выдернуть руки, я начинаю ощущать, как леденеют костяшки пальцев от напряжения.

— Ты пожалеешь об этом, детка. Ой как пожалеешь, — выплюнул он перед тем, как громко хлопнуть дверью.

В комнате повисла тишина. Снова.

Зейн зажег одинокую лампу, что свисала с потолка. Неприятный желтоватый свет чертовски раздражал и напрягал, лишь подначивая меня сорваться с места и покинуть комнату. Что-то странное смешалось внутри, страх как рукой сняло. Мне казалось, что я сойду с ума от злости и ненависти к Зейну, что переполняли меня. От этого становилось тошно. Я медленно, но верно стала понимать чувства Гарри. Его безумие теперь не кажется болезненным, оно кажется вполне адекватным и даже разумным. Сейчас я веду себя как он, и это неоспоримый факт.

Проходит ещё немыслимое количество времени до того, как в комнату снова кто-то заходит. Я еле разлепила глаза. Фигура, что возвышалась надо мной, не казалась мне мужской, это, скорее, хрупкий женский силуэт.

— Белла, — прошептал до боли знакомый голос. Я попыталась сфокусировать взгляд на девушке, но выходило у меня паршиво.

Все время с ухода Зейна я сидела со светом, но он был слишком тусклым, чтобы чувствовать себя комфортно при контакте с дневным освещением. Через пару секунд разум все же вернулся, и я поняла, что передо мной стоит никто иной, как Мэдисон Морган, моя недо-подруга.

Она нервно потирала костяшки, одежда на ней казалась грязной, неопрятной и растянутой. Лицо же выражало дикую усталость и жалость, что таилась в уголках её глаз и губ, которые синхронно подрагивали. Девушка напоминала мне сбежавшую из психбольницы пациентку, которая отказывалась лечиться. В ней отныне таился страх, до этого не резавший так глаза. Её дуэт с красотой помер, теперь она походит на леди, страдающую анорексией, съедаемую проблемами в голове.

— Мэдисон? — прошептала я, почувствовав, как надорвался мой голос. Ужасная сухость во рту всему виной. Мне чертовски хочется пить.

— О господи, — выдавила она, подходя ко мне. Девушка упала на колени и стала нервно тянуть веревки, что связывают мои руки в разные стороны.

— Ты не сможешь порвать, — шепчу я, ощущая острую боль в горле.

— У меня есть это, — Мэдисон показывает мне крошечный перочинный нож, размер которого не больше ладони.

Она снова нагнулась к моим рукам и дрожащими кистями стала резать тугой канат.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, застыв на месте, чтобы Мэдисон случайно не покалечила меня острым лезвием.

После продолжительной изоляции от человечества простой разговор с людьми кажется чем-то не от мира сего. Моё внимание снова привлёк легкий стук о железную поверхность, что исходил от стены рядом. Неужели там кто-то есть?

— У тебя есть десять минут от силы, чтобы сбежать, — говорит она, наконец расправившись с верёвками. Девушка встала и подала мне руку, чтобы я, оперевшись, встала на ноги и не упала.

Когда я ступила на пол, то мне показалось, что я не устою. Ноги буквально не слушаются друг друга, голова идёт кругом, путается координация. Я ухватилась за плечо Мэдисон и все же устояла на ногах. Мои глаза мгновенно нашли хамелеоны поникшей девушки, и я за долю секунды словно почувствовала всю боль, что сковывается за пеленой этих красивых глаз. За последнее время Мэдисон чертовски изменилась, в ней поменялось все: стиль одежды; манера речи; привычки. Все! Она перестала казаться такой жеманной и претенциозной как раньше. Все из-за Зейна, все из-за этого тирана-садиста, которого интересует только собственная выгода.

— Спасибо, — говорю, кашляя, чтобы прочистить горло и запустить хоть немного воздуха в легкие.

— Это тебе спасибо, — отвечает Мэдисон, внимательно смотря на меня. Она сжала мои кисти и не отпускала их, пока не закончила свой монолог. — Если бы не ты и ваши отношения с Гарри, то я бы никогда не поняла, что взаимоотношения между мной и Зейном — токсичны и неправильны.

Я с удивлением смотрю на девушку, что чуть ли не плача, умудряется улыбаться своему достижению. Мне хочется обнять её и сказать, что все будет хорошо. Но я не могу, потому что знаю наверняка, что в этом мире не бывает ничего хорошего. Существует лишь плохо и неплохо, что-то между чем-то отвратительно плохим и чуточку лучше.

— Я привыкла жить в страхе, думала, что так должно быть... но это не так, — она мотает головой в разные стороны, будто отгоняя от себя все кошмарное, что случалось в её жизни. Бьюсь об заклад, ей тоже снятся кошмары ночью, после которых, порой, не сомкнуть глаз. Мы с ней хоть в чём-то похожи. — Я увидела тебя и Гарри, и ко мне пришло осознание, что я хочу менять всё это.

Я отчетливо поняла Мэдди. Наверняка, встречаться с Зейном — это сущий ад, особенно, если ты просвещена во все его рабочие дела, и ему не нужно прикидываться тем, кем он не является. Не понимаю, как могла попасться ему на удочку, поверить, что он хороший человек. Удивительно. Видимо, этот навык он вырабатывал годами. Иначе никак.