— Что-то случилось?

Да, точно! Конечно же, случилось.

— У меня вопрос по поводу зарплаты.

— Не волнуйся, если лекарство и дальше будет так работать, то мы уедем уже через пару недель.

— Да, я как раз об этом, — две недели вдруг кажутся Луи чертовски маленьким сроком, но он решает игнорировать это неприятное чувство разочарования. — Можно получить деньги хотя бы за тот период, что я уже отработал? Мне срочно нужно отправить их своим сёстрам.

— Конечно, только по договору ты должен отработать до конца, если нет никаких веских причин. Я думаю, это будет около двенадцати тысяч фунтов. Отправлю их на счёт сегодня. Случилось что-то серьёзное?

— Мы справимся. Отправишь на этот счёт, хорошо? — Луи протягивает бумажку с номером счёта Лотти, и Гарри просто кивает. — Спасибо.

На автомате шатен тянется, чтобы оставить на щеке мужчины поцелуй, но на середине пути останавливается, испуганно уставившись в глаза напротив. Почему подобное вообще приходит к нему в голову? Может у него какое-нибудь повреждение мозга или что-то вроде того?

— У тебя зелёные глаза, — тупо говорит Луи, и это звучит даже ещё хуже, чем всё, что он говорил до этого. Конечно, его глаза зелёные. Он знает это, потому что это его глаза.

— Это…довольно ценная информация, — издевательски подмечает Стайлс.

— Ох, лучше заткнись. Мне надо готовить, — Луи закатывает глаза практически до боли в орбитах, и к моменту, когда они выкатываются обратно, по его лбу распространяется тепло от чужих губ. Он видит шею Гарри слишком близко, отмечая запах лимонного геля для душа.

Луи неловко, потому что Гарри помнит, что было вчера. Неловко, неловко, неловко. Ещё его немного бесит, что мужчина даже не встал на носочки ради этого. Что за безнравственность и унижение личности?

— Меня бесит, что ты можешь это делать так легко, а мне пришлось бы встать на стул, — Луи идёт на кухню и решает просто вести себя, будто это совершенно обычно — поцелуи в лоб.

Гарри заходит на кухню следом, доставая приборы и кружки.

— Я мог бы просто наклоняться для тебя.

— Ещё чего! И вообще, ты говоришь так, будто это что-то рутинное. Ты меня пугаешь.

— Давай-ка процитирую одного человека «Поцелуи — это просто поцелуи. Относись ко всему проще, так жить станет легче».

Луи оскорблён, что его же цитату используют против него. Это чистой воды свинство. Он из принципа не станет никуда вставать. Ни на стул, ни за ступеньку, ни на носочки. А ещё он не сдастся и не откажется от своих слов.

— Правильно ли я истолковал всё? Ты хочешь от меня поцелуев?

Гарри успевает только открыть рот, но его слова перебивает мелодия звонка у шатена. Он просит Стайлса посмотреть за блинчиками и поднимается обратно в комнату. Это Ник, а Оливия сильно шумит. Нельзя допустить, чтобы он это услышал её. Нельзя.

Следующие пять минут Луи успевает услышать фразу «ты — идиот» в нескольких разных вариациях. Порой, даже слишком экспрессивных.

— У меня ещё законные две недели, Гримшоу. Мы договаривались так.

— Ты должен был отправить мне то, что ты уже сумел накопать. Я жду информацию, которая у тебя есть, до сегодняшнего вечера, либо ты уволен.

Ник бросает трубку, и Луи борется с желанием швырнуть свой телефон об стену. По сути, у него нет ничего, что могло бы скомпрометировать Стайлса. Кроме, конечно, литров виски, но он не хочет рассказывать об этом миру. Это слишком личное.

Однако почему-то секс одного магната с тремя проститутками во Франции кажется не таким уж личным. И лёгкие наркотики, которые хранит в бюстгальтере бывший судья на западе Лондона. И внебрачные дети разных поп-звёзд…

Это же Гарри. У него есть своя веская причина, чтобы делать это с собой. И об этом не обязательно знать каждому человеку. Но Нику нужно что-то отправить.

Луи спускается обратно, направляясь на кухню. В двух шагах от дверного проёма он слышит детский голос.

— Луи хороший. Он мне помог.

— Кажется, мне тоже.

— Пап, а где он будет жить, когда мы вернёмся домой?

Гарри замирает, что слышно даже по голосу. Ему требуется больше времени на ответ, чем обычно. Этот невинный вопрос повергает его в шок. Он прокашливается и глубоко вздыхает.

— Я разве не говорил тебе, что Луи будет у нас работать, только пока мы живём тут?

— Говорил. Но я подумала, что он поедет с нами, раз он теперь тебе нравится.

Слышится звук упавших приборов, а потом снова неловкий кашель.

— Что?

— Ну, нравится, знаешь. Как в фильмах, когда…

— Нет-нет, милая. Я не про это. Почему ты думаешь, что он мне нравится? До него много людей работало, но ты такого не говорила.

— С другими ты не общался. Ты зовёшь его по имени. Разрешаешь ему спорить с тобой. Смеёшься, — Оливия делает паузу, чтобы хихикнуть. — И ещё целуешь. Я видела только что!

— По-моему, твой завтрак остывает.

Луи не понимает, что это вообще может значить, но решает, что необходимо прекратить нагло подслушивать. Он стремительно заходит на кухню, будто это поможет как-то невзначай оборвать чужой разговор. Гарри выглядит крайне шокированным и задумчивым одновременно.

— Прости, что вам пришлось самим делать завтрак, — извиняется шатен, принимаясь за грязную посуду. — Просто у меня день какой-то ненормальный. Вот-вот взорвусь.

Гарри не отвечает, заталкивая в рот последний блинчик в качестве оправдания. Оливия кусает свой и уже через секунду начинает хныкать.

— Папочка, можно я поем потом? Мне не хочется сейчас.

Стайлс кивает, и девочка тут же соскакивает со стула и убегает в гостиную.

— Ты всё слышал, — говорит мужчина с совершенно не вопросительной интонацией.

— О чём ты?

— О том, что сказала Лив.

Луи не думал, что эта тема так быстро всплывёт. Серьёзно, что с ними произошло за какие-то жалкие семь или восемь часов? Шатен глубоко вздыхает и поворачивается лицом к Гарри, который уже успел встать и подойти достаточно близко.

— Слушай, ты изменился буквально за ночь. Я не говорю, что в плохую сторону, но просто как будто кто-то щёлкнул пальцами, и ты вдруг перевернул всё вверх дном.

— У тебя разве не так?

Луи соврёт, если скажет «нет». Он с первого взгляда влюбился в ямочку на щеке. Он постоянно тормозил, хотя раньше такого никогда не было. Он позволил ему надеть свою любимую толстовку. Он забыл о работе, которая раньше ему являлась даже во снах.

Поэтому он сейчас молчит дольше, чем нужно.

— Я не знаю. Просто это слишком внезапно, — Луи смеётся после своих же слов. — Вообще-то я думал, что это будет твоя реплика.

Он отворачивается обратно к посуде, но рука Стайлса тянет его за подбородок, чтобы установить зрительный контакт. Его прикосновение практически невесомое, но Луи слушается, ведь это просьба, а не приказ.

— Мы можем поговорить сегодня об этом. После того, как Оливия погуляет и ляжет спать.

Луи молча кивает, и ему на ум приходит вопрос, который невозможно не озвучить.

— Гарри, если бы на работе, тебя вдруг начали не утраивать какие-то требования, то что бы ты сделал?

— Я бы уволился и нашёл другую работу, — отвечает мужчина, пожимая плечами. — Надеюсь, это не мои требования тебя не устраивают?

— Нет, это…это гипотетический вопрос. Хотел узнать твоё мнение.

Гарри вежливо улыбается и уходит к Оливии в гостиную.

***

Итак, на что Луи тратит свой выходной. Он отмокает в душе примерно полтора часа, напевая грустные песни в «микрофон». Он сидит в своей комнате в поиске новых видео про кошек и нелепо падающих детей. Переписывается в общем чате с сёстрами, где они подбадривают друг друга. В обед Лотти сообщает, что деньги Луи обеспечат их маме лечение ещё на пару недель, а затем им придётся взять кредиты. И около двух часов шатен проводит перед открытой пустой страницей, потому что не знает, что написать Нику.

Он честно пытается создать что-то, снова и снова прослушивая в наушниках все записи с диктофона. Вся информация кажется слишком личной, а само задание — противным. Луи готов заняться чем угодно, но только не писать материал для Ника. После первого часа своих страданий шатен замечает, что всё это время сжимал зубы, и теперь его челюсть болит. Второй час проходит ещё менее продуктивно, так как всё, что сделал Луи — покричал в подушку от отвращения к своей работе.