— Знаешь, она тебе идёт, — говорит шатен, протягивая руку, чтобы убрать с толстовки скатавшиеся ворсинки.
Луи склоняет голову вбок, из-за чего его взгляд становится слишком уж заинтересованным и оценивающим. Почему-то именно эта вещь так ярко подчёркивает насколько Луи меньше в физическом плане. Рукава Стайлсу коротки, как в общем-то и и вся длина толстовки. И на самом деле, это любимая его толстовка, однако Луи ловит себя на мысли, что совсем не против, если Гарри будет носить её. Как будто…это правильно.
Конечно, правильно, ведь у него должна быть какая-то нормальная одежда, а не только халаты и костюмы.
Шатен оставляет руку на груди Стайлса всего на пару секунд дольше положенного, но это не остаётся незамеченным. Он многозначительно кашляет.
— Спасибо… Если она так дорога тебе, то я сниму её.
— Что? — спрашивает Луи, просто чтобы потянуть время и заставить Гарри просидеть в его одежде чуть дольше.
— Я говорю, что могу снять её. Просто ты так влюблённо на неё смотрел.
— Думаешь у нас с ней отношения?
Луи бросает эту фразу как что-то совершенно обычное, не надеясь на успех. Но неожиданно уголки губ Гарри вздрагивают и ползут наверх, обнажая самое драгоценное и редкое явление в виде ямочек. Он не смеётся, но даже образовавшиеся около глаз морщинки — огромная победа. Луи мечтает остановить этот момент, но вместо этого он тянется пальцем к одной из ямочек Гарри и тыкает в неё. Она тут же постепенно начинает исчезать, поэтому Луи совсем немного ненавидит себя за это.
— Почему ты так делаешь?
Шатен вдруг выпадает из своего транса и отдёргивает руку, будто ошпарившись. Он не хочет отвечать. Почему он вообще должен?
— Забей.
— Ответь.
— Я не знаю. Просто твои ямочки так редко появляются и так внезапно.
Видимо Стайлса устраивает этот ответ, потому что его взгляд смягчается. Он тянется за чашкой чая с улыбкой.
***
Еда приходит к ним через полтора часа, когда фильм по телевизору заканчивается. Как раз вовремя, чтобы поговорить. Кстати, разговор идёт довольно неплохо и без споров, пока Луи не задевает больную тему.
— Почему ты не позвал Оливию с нами? — спрашивает шатен и сразу же видит, как Стайлс напрягается.
— Я не знал, что именно ты собираешься спрашивать у меня сегодня, — отвечает он, но они оба прекрасно понимают, что это ложь.
— Я думаю, тебе нужно выпустить её, — признаётся Луи так, что становится ясно, что он говорит не только о выходе из комнаты. Гарри только мотает головой. — Она ведь не заразна и вполне может жить нормальной жизнью.
— Ей станет хуже.
— Ей может стать хуже в любую минуту. Ты прекрасно понимаешь, что при волчанке это совершенно непредсказуемо, — спокойно говорит Луи, съедая последний кусок грибной пиццы. — Оливии противопоказаны только солнечные лучи.
— Да, — саркастично соглашается Гарри, смотря в пол. — И они бывают на улице.
— Да брось! Даже Эдвард Каллен выходил к людям на улицу и общался с ними.
Стайлс бы посмеялся, если бы не ушёл в себя так глубоко и уже безвозвратно.
— Гарри, посмотри на меня, — шатен хватает мужчину за подбородок и поворачивает к себе лицом, заставляя его заглянуть в глаза. — Если ей всегда больно, то пусть она хотя бы будет свободна, а не заперта в комнате со своей болью наедине. Огромная комната и твоя забота не сделают её свободной.
Стайлс молчит, но гордо не отводит взгляда от Луи.
— Она просила кое-что не говорить тебе, и я поклялся на мизинчиках, что не скажу. Ты понимаешь, что она боится тебе рассказать что-то? Так не должно быть. И когда она наберётся смелости сказать тебе это, то будь добр не облажайся и выслушай.
Луи выпускает подбородок мужчины из рук, вставая на ноги, чтобы убрать коробки от еды и уйти в комнату.
— Ты никогда ничего не боялся рассказывать своим родителям? — вдруг спрашивает Стайлс, заставляя Луи остановиться с коробками в руках.
Луи твёрдо обещает себе, что говорит всё это ради Оливии. Он хочет, чтобы у неё была нормальная жизнь. Он открывается Стайлсу ради Оливии, а не ради него. Ради Оливии. Шатен повторяет это себе в голове несколько раз, прежде чем начать говорить.
— У моей мамы семь детей. Она выслушивает и поддерживает каждого, даже тех, кто говорить пока что не умеет. Она целовала близнецов за их первые шаги. Она не накричала на Лотти и Физзи, когда они разбили её машину. Они договорились, что заработают на ремонт, и мама помогла им найти работу. Ещё две близняшки постоянно секретничают с ней о парнях. В конце концов, это моя мама встала между мной и отчимом, когда он меня ударил.
— За что?
— За то, что я сделал каминг-аут в шестнадцать лет. Мама выгнала его в тот же день.
Стайлс удивлённо смотрит на Луи. Что-то в его взгляде меняется, но шатен не понимает, что именно. Чутьё говорит ему не бояться этого, и он так и поступает.
— Я знаю, что моя мама не эталон родительства, но, блять, Гарри, тебе стоит поучиться у неё. Твоей дочери это особенно нужно, потому что у неё больше никого кроме тебя нет.
Луи выкидывает коробки в мусорку и поднимается к себе в комнату. На последних ступеньках он слышит тихое «спасибо».
Он рад, что меняет чью-то жизнь. Но ему всё больше кажется, что с каждым днём он по крупицам теряет какую-то очень важную часть себя.
In my left hand there is the familiar, in my right hand there’s the great unknown,
I can see the madly different gross there.
В левой руке у меня то, что мне знакомо, в правой — великое неизведанное.
Я вижу две чудовищно разных материи.
========== 5. ==========
Pull all my strings, whatever brings you joy.
Дергай за ниточки, для тебя — всё что угодно.
Луи абсолютно хреново спит ночью. Его кровать будто из камней, и нет ни единого шанса, что он найдёт удобную позу. Обычно после вечеров пиццы он спит как убитый, а сейчас лежит с широко раскрытыми глазами, когда вставать уже через час. А всё из-за мыслей в голове. Он закрывает глаза, и они тут же атакуют внутреннюю сторону век. Он уже видит мысли с закрытыми глазами. Дело зашло слишком далеко.
Его всё бесит. Каждый раз он словно упускает какую-то деталь в своих умозаключениях. Луи, конечно, никогда не был гением, но до этого момента размышлять у него выходило довольно неплохо. Однако сейчас он ставит под вопрос свою вменяемость и интеллект.
В итоге шатен раздражённо стонет и берёт в руки ноутбук. У него есть ещё час до работы, сна ни в одном глазу. Кто запретит ему посмотреть несколько бессмысленных видео на YouTube? Вкладка едва успевает нормально загрузиться, как в дверь стучат.
— Входи, — говорит Луи, одновременно пытаясь руками привести волосы в адекватный вид.
— Ты не спишь? — Стайлс протискивается в комнату, задавая один из глупейших вопросов в мире.
Луи практически успевает вывалить это замечание на него, но передумывает, наблюдая за взглядом мужчины. Он внимательно смотрит то на одежду, валяющуюся на полу в форме кучи, то на вырванные листы блокнота рядом с кроватью, то на разлитую воду на тумбочке с мокрыми салфетками поблизости.
— Тебе так нормально? — спрашивает Стайлс, показывая на всё раскиданное вокруг с отвращением.
— Я умею держать чистоту, но в беспорядке творить проще. А я тут, как бы иногда стараюсь… — Луи резко останавливается. Его глаза расширяются. Он чуть не проговорился.
— Что ты стараешься? — Стайлс щурится, будто пытается разглядеть тайну шатена.
— Да, брось. Забудь, я не должен был говорить, — Луи в качестве перестраховки закрывает ноутбук и прижимает к себе блокнот.
— Скажи мне, что ты там пишешь?
— Песни, — врёт Луи первое, что приходит в голову.
И это дурацкая идея. Абсолютно кошмарная, потому что, разумеется, Гарри хочет услышать что-нибудь.
— Я не стану ничего тебе петь!
— Если не споёшь, я проверю твой блокнот. А если ты откажешь и в этом, то уволю, — говорит Стайлс довольно серьёзным тоном, только огоньки в глазах выдают его.