— Потому что ты меня тайно ненавидишь?

— Нет. Потому что я хочу доесть курицу спокойно, как я и привык.

Луи почти закатывает глаза от чрезмерного уровня педантичности в комнате, но успевает вовремя себя остановить от этого действия, что точно могло бы разрушить всё.

— Ты бы хоть иногда улыбался. Глядишь, в новостях будут меньше про тебя чепуху болтать.

Только сказав эту фразу, Луи понимает, что это было самое последнее, что он должен был говорить в данный момент.

— Ты читаешь про меня в СМИ? — спрашивает Стайлс, вдруг проявляя повышенный интерес к журналистике.

Тем не менее, Луи не собирается терять достоинство.

— Не льсти себе. Видел пару раз заголовки, — бросает шатен, невинно проходя мимо Стайлса обратно на кухню. — Раз уж ты так сильно влюблён в свою курицу, то может быть, мы поговорим завтра вечером? — спрашивает Луи в надежде найти ещё информацию.

Стайлс кивает головой и возвращается к еде. Он едва успевает допить чай, как его наручные часы начинают пищать, светясь красным. Мужчина бросает всё и убегает на второй этаж.

Луи, как обычно, собирает и моет посуду. Где-то на стадии составления тарелок, он замирает от мысли, которая внезапно и без стука ворвалась к нему в голову.

Он ни разу не солгал и не слукавил во время спора со Стайлсом. Он впервые забыл, что работает журналистом, пусть и на пару минут.

Луи также держит на весу одну из тарелок, совершенно забыв, как двигаться.

Он поговорил с кем-то кроме его семьи, без какого-либо умысла. Он просто хотел говорить. А как только речь зашла о СМИ, будто по щелчку пальцев, он снова задал вопрос ради выгоды. Что с ним происходит?

***

На следующий день Луи заходит к Оливии в комнату. Стайлс возражал против уроков в её состоянии, но девочка слишком сильно упрашивала его, и он сдался.

— Привет, — Оливия машет Луи рукой, доставая с полки необходимые тетради.

— Привет, Лив.

Он проходит к столу, у которого они привыкли заниматься, и замечает, что щёки девочки покрыты красными пятнами, а кожа сильно шелушится.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Луи, пока Оливия всё ещё раскладывает вещи на стол.

— Обычно. Папа позвал Лиама, чтобы он проверил меня, — глаза девочки на секунду вспыхивают искорками радости, но также быстро угасают.

— Тебе нравится, когда приходит Лиам? — интересуется Луи, заметив эти маленькие искры.

— Нет.

— Точно? Мне показалось, что ты обрадовалась его приходу.

Оливия опускает глаза и поджимает губы. Её мозг активно решает стоит ли открывать свой секрет Луи. Но ведь больше некому.

— Ты не расскажешь папе?

Луи улыбается и протягивает мизинчик обещания девочке. Она хватается за него своим, принимая уговор.

— Когда у меня так краснеют щёки и всё болит, папа увозит меня в больницу. Он отводит меня в игровую, пока ждёт врачей. Я знакомлюсь там с другими девочками и мальчиками. Мы дружим, — Оливия смущается, словно рассказывает что-то совершенно запретное.

— Гарри запрещает тебе с ними дружить?

— Нет. Просто мне хочется всегда дружить, а не только в игровой.

— Попробуй сказать ему об этом, Лив. Я думаю, он поймёт тебя.

Она размышляет над этим советом и в итоге соглашается, открывая тетрадь для записей. На занятие математикой у них уходит час, и ещё около тридцати минут на литературу. Оливии явно по душе точные науки, а не гуманитарные.

***

Как бы новая информация не была полезна для будущего материала, Луи становится жалко девочку. Это чувство для него практически новое или просто очень хорошо забытое. Впервые он задаёт себе вопрос, почему она заперта тут. Есть ли вообще для этого причины, кроме предрассудков Стайлса?

Немного поискав в интернете, Луи заключает, что единственное противопоказание для Оливии — это солнце. Они живут в Британии. В одной из самых пасмурных и дождливых стран мира. Тогда почему она просто не может пойти в школу, как остальные дети, и общаться с людьми?

Так Луи цепляется за новую полезную информацию, записывая её в блокноте. Он вынужден остановить себя от того, чтобы вылить эту крошечную идею в голове во что-то большое и полезное. Ему нужно спуститься и поговорить со Стайлсом. За пиццей. Ну, или за тем, что он там выберет.

Луи заходит в гостиную и сначала вообще не понимает, кто сидит на диване. Чёрные джинсы, белая потёртая футболка и косички на голове.

— Где твой халат?

Гарри подпрыгивает на месте от неожиданности, заставляя шатена громко усмехнуться. Он закрывает рот рукой, но уже поздно.

— Если мы будем есть не за столом, то я не хочу испортить свой халат. А эту одежду не жалко.

Забавно ли, что Луи её как раз таки жалко. Стайлс, наверное, впервые выглядит как простой смертный человек с чувствами и желаниями. А не как робот или адвокат.

— Ну, хочу сказать, что в этом тебе намного лучше. Эти костюмы и халаты создают какой-то барьер между тобой и людьми. Короче, у них плохая аура и даже твои любимые тапочки тут бессильны.

— Почему ты так разговариваешь со мной? Не боишься, что я тебя уволю?

— Если честно, то не особо. С этими косичками ты как будто снизошёл с небес на землю, — Луи хихикает, садясь на пол у телевизора.

— Перестань, их сделала Оливия, — Стайлс тоже сползает на пол, хотя совершенно понятно, насколько его это бесит. — Только так она смогла меня отпустить.

— Окей, я поверю тебе. Ты заказал еду?

— Нет. А я должен был?

Луи закатывает глаза от того, насколько Стайлс неопытен в таких глупых и привычных вещах. Каждый ребёнок знает, что доставка еды занимает много времени, а тем более в такой отдалённый от города дом. И, да, заказывать должен сам Стайлс, ведь он больше всех возмущался, что не любит пиццу. Вот пусть сам теперь и выбирает.

— Конечно, ты должен был. Я же не знаю, что ты хочешь, — он перекладывает вину на Стайлса без малейших угрызений совести. — Боже, я думал, что мне будет холодно. Всё-таки пол и вечер.

Луи бубнит себе под нос ещё больше жалоб, пока снимает толстовку и небрежно кидает её на диван.

— Здесь пол с подогревом, как в общем-то и весь дом. Летом я его не выключаю.

Теперь Стайлс чувствует себя комфортнее, потому что разговор зашёл о том, в чём-то он разбирается. Он ухмыляется, но как всегда его уголки губ даже не дёргаются. Луи бесит это самодовольство, поэтому он набирает номер и отдаёт трубку Стайлсу. Тот снова паникует, но пытается это скрыть.

— Мне пиццу с грибами. Я пока что сделаю чай.

Шатен убегает на кухню до того, как Стайлс успевает на него накричать. Уже там, он краем уха слышит, как мужчина делает заказ, путаясь в словах.

Луи отсутствует каких-то пять минут, а когда он идёт с кружками обратно в гостиную, то замирает в проходе.

Гарри держит толстовку, недавно брошенную на диван, и пару секунд просто осматривает её с разных сторон. Он проводит пальцами по внутренней стороне и загибает ярлычок. Видимо, не обнаружив ничего интересного, он аккуратно складывает её, но прежде чем положить обратно на диван, вдруг снова расправляет. Гарри быстро надевает её на себя, снова оценивая качество.

— Нравится? — спрашивает Луи, из-за чего мужчина второй раз за вечер вздрагивает. — Это моя любимая.

Стайлс пугается от того, что его застигли врасплох посреди этого маленького преступления. Он ровно мгновение тянется, чтобы снять толстовку, но до него быстро доходит, что все улики против него. Он пойман с поличным, поэтому решает притворяться, будто его вся эта ситуация ничуть не тревожит. И вообще, он так всё и планировал.

— Она такая удобная.

— Ну, да. Почему ты так удивляешься? — шатен ставит чашки на пол и включает телевизор.

— Но она ведь…мятая, — в голосе мужчины звучит лёгкое отвращение вперемешку со странным удовольствием от толстовки.

Луи смотрит на него, словно и вовсе потерял логику разговора. Видимо, в голове Стайлса слова «мятая» и «неудобная» являются синонимами. Неисправимый педант.