«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небесного водворится…»

«Речет Господеви: Заступник мой еси и прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него…» – проползая вперёд, принялся повторять следом за ним Кровлев слова с юности выученного девяностого псалма, обычно читаемого в опасности…

Каким-то чудом он оказался в самой передовой цепи. Пригибаясь и иногда карабкаясь на четвереньках, по цепи пробирался ротный. Он что-то кричал залёгшим ополченцам, тормошил их, указывая рукой в сторону ближайшего холма. Очумевшие и оглушённые, ополченцы только закрывали головы руками. Минут через пять Кровлев с десятком товарищей ползком продвинулись ещё немного вперёд к гребню перед ними. Здесь же оказался и ротный. Снял фуражку, посмотрел на перебитый осколком ремешок, вытер ладонью окровавленный подбородок и снова глубоко нахлобучил фуражку на голову.

– Единственный шанс – только вперёд! – сквозь грохот услышал Кровлев слова командира.

– Пропадём! – испуганно обронил кто-то.

– А вариантов нет – здесь по-любому пропадём, – ротный обвёл их взглядом.

Добавил решительно:

– Приказываю прорваться наверх и выйти из-под огня.

Десяток пар глаз смотрели на командира с отчаянием и надеждой одновременно.

– Пошли, ребята! – выдохнул ротный.

Он поднялся в рост первым. С винтовками наперевес встали остальные. Кровлев видел, как откинуло назад телефониста, неловко грохнувшегося спиной прямо на свою катушку. Ещё через двадцать метров, когда они выскочили на гребень, пуля попала ротному прямо в лоб. Откатилась в сторону по траве потрёпанная фуражка. Перескочив через неё, они пробежали дальше. В руках Фёдора дёрнулся, хрустнул и заскрежетал от попавших в него осколков «лебель». Но они – несколько оказавшихся наверху из целой только что полёгшей роты – уже устремились к небольшому оврагу впереди. За ним маячили заросли высокого кустарника.

– К лесу, братцы, к лесу! – задыхаясь, кричал кто-то рядом на бегу.

Вой, визг, разрыв за спиной.

– Бра-а-атцы!!! – Отчаянный крик сзади уже у самой земли и корчащаяся на дёрне фигура.

– Быстрей, быстрей!!! – лихорадочно повторял кто-то, дышащий прямо в спину и наступавший на самые пятки.

К лесу Кровлев выбрался почему-то один. Хотя отчётливо помнил, что по оврагу их пробиралось несколько, как минимум трое. Остановился, перевёл дыхание. Никого. Обстрел остался сзади и чуть справа. Он уже затихал. В конце оврага наткнулся на мёртвого красноармейца в полном снаряжении и стальном шлеме образца тридцать шестого года. Похоже, из кадровых. Судя по запаху разложения, красноармеец лежал здесь на жаре уже не первый день. Кровлев осмотрел свой разбитый «лебель» с расщеплённым прикладом. Винтовку оставалось только выбросить. Что он и сделал тут же. Вытащил из-под убитого трёхлинейный карабин, убедился в его исправности. Снял с мертвеца набитые патронами подсумки, навесил их на свой ремень. Прислушался. Огляделся. Закинул карабин за плечо и принялся осторожно пробираться обратно на восток.

Телефонный звонок разбудил Златкова поздно вечером. Из института он пришёл часов в девять – весь день принимал экзамены у студентов. Уставший и не очень довольный своими подопечными, Алексей решил прилечь на полчасика до ужина, да так и провалился неожиданно в глубокий сон.

– Слушаю, – глухо пробормотал Златков в трубку, успев, перед тем как нажать кнопку ответа, уронить телефон на пол и снова взять его в руки.

Кот бесшумно отошёл на середину комнаты. В его изумрудных глазах читалось сочувствие к потревоженному чьим-то звонком хозяину.

– Стало быть, советую приехать, – без всяких приветствий прозвучал в трубке хриплый и, похоже, не вполне трезвый голос. – И советую побыстрее.

– Кто говорит?

– Так это, Гена…

– Какой Гена? – ничего не понял Златков.

– Крокодил! – загремела трубка. – Мультик такой смотрел?

– Простите, что? – тупо переспросил Алексей.

– Слушай, кто вообще бухает – я или ты? – В голосе говорившего прозвучала даже как будто лёгкая обида вперемешку с завистью. – Давай уже втыкайся. В общем, так: комнату освобождают – соседи уже себе её хапнули. Все вещи Галины Фёдоровны выкидывают на помойку. Мешки стоят в коридоре. Там же и бумаги, фотографии какие-то были. Если тебе что-то нужно – приезжай.

Сообразив наконец, кто звонит и о чём речь, Алексей одним рывком подскочил на диване:

– Придержи их. Я еду.

До метро он бежал бегом. Успел за десять минут до закрытия станции. Вышел на Фрунзенской и быстрым шагом направился по пустой в этот час набережной к уже известному ему дому на Обводном канале.

Обшарпанную дверь коммуналки открыл Гена. Высунувшись на секунду в коридор, тут же спряталась обратно в своей комнате женщина в халате. Провернулся ключ в её замке.

– Вынесли. Всё подчистую, – развёл руками Гена. – Просил обождать – ничего не слушают. Всё по барабану. Только что последний мешок на помойку уволокли.

– Куда?

– Щас куртку накину, покажу.

Гена зашлёпал по коридору в глубь квартиры. Алексей вышел обождать его на лестничную клетку. Опёрся руками о перила с наполовину выломанными прутьями. По лестнице поднимался здоровенный мужик в спортивном костюме и резиновых шлёпанцах. Златков окинул его равнодушным взглядом и отвернулся в другую сторону.

– Опять ты?! – внезапно подскочил мужик к не ожидавшему никакого подвоха Алексею и схватил того ручищами за грудки, разворачивая к себе и сильно встряхивая. Златкова впечатали в стену так, что у него клацнули зубы. Затрещал пиджак, посыпались на пол оторванные пуговицы.

– Опять за комнатой пришёл?! – ревел мужчина, прижимая Алексея к стене. – Тебе же сказали, не лезь сюда! Убью за жилплощадь. Ты не понял?!

«Мишаня», – вспомнил Златков имя сынка соседки, бесновавшейся прошлый раз по поводу комнаты. Как говорится, яблочко от вишенки недалеко падает…

Когда его попытались встряхнуть третий раз, Алексей рявкнул прямо в перекошенную злобой физиономию перед ним:

– Убрал руки!

Мишаня на секунду опешил и ослабил хватку. Рефлексы из времён, когда они пацанами дрались во дворах, сработали сами собой. Златков растопыренной ладонью снизу сильно надавил противнику на подбородок и нос, запрокидывая ему голову назад. Тот хоть и был значительно выше ростом, начал заваливаться, теряя равновесие. Резким движением всем телом Алексей окончательно высвободился от захвата и переместился в сторону так, что входная дверь в квартиру оказалась у него за спиной.

– Ах ты, сука… – прогудел Мишаня.

Алексей едва успел увернуться – летевший ему в голову кулак с грохотом вошёл в деревянную створку.

– А-а-а! – заревел бугай. – Убью!

Ещё пару раз Алексей успешно уворачивался от свистевших над его головой кулаков. В промежутках между Мишаниными замахами пытался тому хоть что-то втолковать.

– Не нужна мне комната… Я совсем по другому делу… Вовсе не к вам…

Первый удар, который он всё-таки пропустил, пришёлся Златкову вскользь по зубам. Кровь закапала на вытертые каменные ступени.

– Да угомонись ты, дурья башка! – в сердцах прокричал Алексей.

– У-у-у… А-а-а, – сквозь яростное сопение только и неслось в ответ.

От второго пропущенного удара полетели искры из глаз. На выкинутый в ответ прямо кулак Златкова противник налетел носом практически сам. Отвратительно хлюпнуло и чавкнуло – Мишаня закрыл ладонями лицо. Алексей сбежал на несколько ступеней вниз. Продолжать драку совершенно не хотелось. Проговорил, обернувшись:

– Что же у вас одно барахло-то на уме.

Размазывая по лицу сопли и кровь, Мишаня утёрся и снова начал надвигаться на Алексея. Из-за его спины вынырнул Гена. Моментально оценив обстановку, подскочил к Златкову, увлекая его по лестнице вниз:

– Валим!

– Убью, сука! Только появись ещё здесь! – гремело сверху, когда они выскакивали из подъезда на улицу.

В подворотне Гена, порывшись в кармане тренировочных, протянул Алексею измятый и весьма несвежий носовой платок: