В XVIII веке в период русско-турецких войн произошло фактическое знакомство русских людей с мусульманами и христианами Турции. Подъем национально-освободительного духа последних толкал их к поступлению на русскую службу, а после заключения Кючук-Кайнарджийского мирного договора 1774 года Российская империя впервые получила право защиты и покровительства православного населения Турецкой империи, на котором основывалась вся политика России на православном Востоке вплоть до 1917 года. В 1790-е годы Екатерина II задумала персидский поход и разработала «естественный план проникновения на восток», а в декабре 1800 года Павел I заявил о «поощрении торговли с Индией, Бухарой, Хивой» и через месяц приказал начать индийский поход «через Бухарию и Хиву на реку Индус», который в связи со смертью императора не состоялся[214].
В 1797 году в составе Коллегии иностранных дел был образован Департамент для отправления дел, касающихся азиатских народов, а в 1818 году Петербургская академия наук создала в Петербурге Азиатский музей. Все это способствовало возникновению в России востоковедения как особого направления внешнеполитической, культурной и научной деятельности. Интерес русской элиты к Востоку проявлялся и в бытовой сфере. Так, Екатерина II решила однажды отметить свои именины непременно в духе восточных сказок «Тысячи и одной ночи» – рукописного памятника средневековой арабской и персидской литературы, который в России стал известен благодаря парижскому изданию начала XVIII века и его русским переводам второй половины этого столетия, неоднократно печатавшимися в Москве и Петербурге. Для оформления праздничного стола по мотивам арабских сказок императрица повелела заказать специальный фарфоровый сервиз «Мануфактуры Франца Гарднера» с отделанными золотом чашками, некоторые из которых были наполнены бриллиантами.
Все это имело далеко идущие последствия. Началось формирование «двойной идентичности» и поликультурности, соединявшей региональную культуру с культурой центра и мира. Россия становилась евроазиатской империей, официально провозглашенной 22 октября 1721 года, после победоносного окончания Северной войны и подписания Ништадтского мирного договора, отдавшего «в вечное владение» восточное побережье Остзейского (Балтийского) моря со всеми населявшими его народами (немцами, литовцами, латышами, евреями) и завершившего государственно-политическое объединение русского народа, значительная часть которого в течение столетий находилась за пределами Русского государства. В годы правления Елизаветы Петровны были легализованы буддизм и ламаизм, а во времена Екатерины II – ислам и иудаизм, что сопровождалось обязательной присягой их духовных лиц на верноподданство Российской империи и узаконением их управленческих структур, которые призваны были «отсечь» иноверие от внешних центров влияния, например, Тибета, Монголии, Китая в случае с буддистами, Турции и Ирана в случае с мусульманами. Благодаря такой «мультикультурной» политике России, впервые отразившейся в указе 17 июня 1773 года «О терпимости всех вероисповеданий…», входившие в состав страны восточные народы не стали православными и сохранили свои традиционные верования.
Именно в XVIII веке началось разделение национального, культурного, религиозного самосознания населения России, которая стала представлять собой этнически гетерогенную, многоконфессиональную державу – своеобразный конгломерат разнородных территорий, обладавших национально-культурной и религиозной спецификой, позволявшей им существовать на полуавтономных началах и управляться местными элитами, политически лояльными наднациональному петербургско-московскому центру. Россия, возложив на себя роль моста между Европой и Азией, «держателя равновесия» между Востоком и Западом, превратилась не просто в империю, а в осевой район мировой истории и политики. Не случайно царь Петр I был назван Великим по примеру императора Карла Великого, объединившего в начале IX века Западную Европу и сформировавшего Священную Римскую империю по образу и подобию Великой Римской империи. Российская империя была им под стать: например, 34 дня мчался фельдъегерь из Петербурга в Иркутск с известием о смерти Екатерины II и вступлении на престол Павла I, а на Камчатку эта новость о смене власти пришла лишь на следующий 1797 год, и такие необъятные просторы страны нуждались в жесткой централизации управления и унифицированных принципов существования: «Российская империя, – писала Екатерина II, – есть столь обширна, что, кроме самодержавного государя, всякая другая форма правления, вредна ей, ибо все прочие медлительнее в исполнениях…»[215].
По сути, речь шла о создании своеобразной «империи Духа», некоего наднационального объединения различных территорий, этносов и народов, которых в титуле сына Екатерины II Павла I насчитывалось уже 51 – от «Самодержца Всероссийского: Московского, Киевского, Владимирского, Новгородского», «Царя Казанского, Астраханского, Сибирского, Херсонеса-Таврического», «Государя Псковского и Великого князя Смоленского, Литовского Волынского и Подольского», «Повелителя и Государя Иверских земель, Карталинских и Грузинских Царей и Кабардинских земель, Черкасских и Горских Князей», «Наследника Норвежского, Герцога Шлезвиг-Голштинского, Сторманского, Дитмарсенского и Ольденбургского» до «Великого Магистра Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского и прочая, и прочая и прочая»[216].
Многочисленные земли Российской империи были сплочены стремлением к существованию в едином сильном государстве, способном защитить всех их подданных, которые ради этой высшей цели готовы были отказаться от самостоятельного независимого существования. Но это был лишь идеал, а в жизни стал наблюдаться раскол России «на две половины: одну народную, которая ничего кроме своего русского не знала, и другую космополитическую, которая своего русского почти вовсе не знала»[217]. К ней частично принадлежала и верховная власть, о чем говорил такой факт: когда императрица Елизавета Петровна взошла на престол, то «послала на Камчатку штабс-фурьера Шахтурова, с тем чтобы он доставил к ее коронации (т. е. через полтора года) шесть пригожих, благородных камчатских девиц. Представления царицы о размерах собственной империи были приблизительными: только через 6 лет (и на 4 года позже коронации) царицын посланец с отобранными девицами достиг на обратном пути Иркутска…»[218], из которого до Петербурга ему надо было еще ехать и ехать.
Никогда ранее Русь не была так разделена на элитарную и народную как в XVIII веке, при этом стеной непонимания между ними явилось иностранное, главным образом западноевропейское, влияние, принесшее высшему классу просвещение, вольности и комфорт, а народу – рабство в форме крепостной зависимости. И хотя Петр I широко открыл доступ во дворянство людям простого происхождения, если те обладали деловыми качествами, талантами и знаниями, это не меняло общей социокультурной ситуации в стране, поражавшей иностранцев своими резкими контрастами, оппозицией доморощенного русизма и западного европеизма. С эпохи Петра I часть русского дворянства стала жить на два дома – отчий и заграничный. При этом для некоторых соотечественников пребывание на Западе превратилось в вынужденную меру, обусловленную страхом опалы царя, ибо рассеянные «по всем главным промышленным городам Европы… десятки русских учеников, за обучение которых Петр дорого платил иноземным мастерам», своим небезгрешным «поведением приводили в отчаяние приставленных к ним надзирателей» и, например, «учившиеся в Англии нашалили так, что боялись воротиться в отечество. В 1723 г. последовал одобрительный указ, приглашавший шалунов безбоязненно воротиться домой, во всем их прощавший и милостиво обнадеживавший в безнаказанности, обещавший даже награды “жалованьем и домами”», но ему мало кто верил[219].
