Петр I и его единомышленники «превратили наши отношения к западноевропейской культуре в вопрос русской мысли и политики, а именно: может ли Западная Европа быть для России мастерской и образцом идей и порядков?»[181]. Ответ давался утвердительный, и большую роль в этом сыграло европейское просвещение, наука, философия, литература, искусство, сочинения западных ученых и мыслителей, учебники по разным отраслям знания, которые активно ввозились в Россию. Еще в 1698 году во время пребывания Петра I в Амстердаме там была создана русская типография во главе с типографом Яном Тесингом, получившим от царя привилегию на 15-летнюю торговлю своими изданиями в России. Тогда же из Амстердама в Архангельск был направлен «большой сундук с книгами и инструментами», купленными Петром I в Голландии, а в 1702 году по царскому указу в Амстердаме было приобретено 36 книг, отправленных затем в Россию[182]. В 1700 году в Амстердаме возникла вторая русская типография переводчика И. Ф. Копиевского, занимавшаяся в основном выпуском грамматики, голландско-русских и русско-голландских лексиконов. Помимо Голландии, зарубежная литература приобреталась также в других странах. Так, в 1715 году из Франции Петру I в Петербург был доставлен ящик книг по кораблестроению, военному и морскому делу, архитектуре и искусству, а также жизнеописаний французских королей.
Ящиками заказывали книги из-за рубежа соратники Петра I, например граф Б. П. Шереметев, владевший латынью, польским и немецким языками и увлекавшийся исторической, философской, медицинской литературой, а также отечественной и иностранной периодикой. Любовь к чтению была присуще и членам семьи Б. П. Шереметева, выписывавшим книги при посредничестве комиссионеров, например Ольдекопа в Голландии, Ваткинса в Лондоне, Ивара и Лесажа в Париже. Многие «приобретенные книги на иностранных языках были переведены и изданы при участии П. Б. и Н. П. Шереметевых и их библиотекаря В. Г. Вороблевского, а затем пополняли фонды не только частных библиотек знакомых Шереметева, но и библиотек Академии наук, Академии художеств»[183]. Большим спросом пользовались иностранные пьесы, и, например, библиотекарь Вороблевский в 1776–1786 годы «перевел с французского 15 пьес для постановки на сцене крепостного театра Шереметевых, из них 10 были изданы. Пьесы в переводе Вороблевского шли на сцене не только театра Шереметевых, но и московского Петровского театра»[184].
Во второй половине XVIII века число зарубежных книг, ввозившихся в Россию, увеличилось в разы, в том числе благодаря возвращавшимся на родину русским студентам. Так, законовед А. Я. Поленов, учившийся в Страсбурге и Гёттингене, в 1867 году привез в Россию целое собрание юридической и исторической литературы, купленное в библиотеке профессора Шмауса и впоследствии переведенное им на русский язык[185]. Некоторые переводы А. Я. Поленова в 1769–1772 годы были изданы Академией наук: «Размышления о причинах величества римского народа и его упадка» Монтескьё, «Рассуждения о причинах установления или уничтожения законов» Фридриха II, «О свойстве нравов человеческих» Феофраста. Правда, в самом конце XVIII века из-за страха, вызванного французской революцией, число ввозившейся иностранной литературы, равно как и изданных в России книг, резко пошло на убыль, а 18 апреля 1800 года по указу Павла I вообще было «повелено запретить впуск из-за границы всякого рода книг, на каком бы языке оные ни были, без изъятия, в государство наше, равномерно и музыку»[186]. Одновременно запрещались и «якобинские» слова: «революция», «клуб», «совет», «представители» и другие, что у русского дворянства, воспитанного петровской эпохой и успевшего проникнуться духом «просвещения и свободы», вызывало лишь иронию и сарказм.
Особое значение для образования высшего сословия россиян имели сочинения по этике. Например, трактат Д. Локка «Воспитание детей» («De L’Education des enfans») в русском переводе Н. Н. Поповского трижды издавался Московским университетом: в 1759, 1760 и 1788 годах. Большим спросом пользовались работы Эразма Роттердамского (особенно «Разговоры дружеские»[187]) и Яна Амоса Коменского, переводившиеся на русский язык немцем И.-В. Паузе, французом И. М. Шаденом и другими. Они легли в основу второй части петровского издания правил хорошего тона «Юности честное зерцало, или показания к житейскому обхождению», которые призывали русского дворянина быть европейцем: искусно владеть языками, знать художества и науки, уметь вести добрый разговор, быть приветливым и учтивым[188]. Русские педагоги XVIII века вслед за М. Монтенем и Дж. Локком включили в процесс образования молодежи три элемента – физическое, нравственное и собственно просвещение, под которым понималось «образование ума», «ученость», знание художеств и ремесел.
Такие высокие требования заставляли молодое поколение дворянства много читать и хорошо разбираться в литературе. Например, граф Г. К. Разумовский только в одном 1763 году приобрел для своих сыновей в лавке Петербургской Академии наук 28 книг на русском и иностранном языках по землеописанию (А. Ф. Бюшинга), топографии (П. И. Рычкова), математике (С. Я. Румовского), физике (Х. Вольфа), английской и немецкой грамматике, «Сатиры» Горация в переводе И. С. Баркова, «Сатиры и другие стихотворческие сочинения» А. Д. Кантемира, политико-философский роман Ф. Фенелона «Приключения Телемака» в переводе А. Ф. Хрущёва и другие[189]. А библиотека двенадцатилетнего пажа Алексея Оленина, согласно ее каталогу 1775 года, включала 30 иностранных и 19 русских названий книг, которые подразделялись на филологические (грамматики и словари), исторические, военные, естественнонаучные, математические, философские, эстетические и педагогические. Среди авторов книжного собрания юного Оленина были Ломоносов, Сумароков, Херасков, Вольтер, Локк, Коменский; Оленин изучал французскую грамматику П. Ресто и немецкий учебник артиллерии, естественную историю Бюффона, универсальную историю Кураса и русскую историю Шлёцера, вникал в «Жития славных в древности мужей» Плутарха и «Историю о Александре Великом» Квинта Курция Руфа, читал Мольера, Лафонтена, Расина и «Робинзона Крузо» Дефо, который в России продавался как парижским и амстердамским изданиями, так и в русском переводе Я. И. Трусова, выпущенным Академией наук в 1762–1764 годы[190].
Европейское образование формировало у знати, говоря словами Болотова, «тонкий вкус во всем», оно сняло с понятия «латинства» знак враждебности и наполнило его новым культурно-просветительным, научным, религиозным и политическим смыслом. Иначе и не могло быть, поскольку иностранные гувернеры и учителя с рождения окружали русских дворян, ставших благодаря их наставничеству «гражданами вселенной» и считавших, что «лучше этого титула нет на свете»[191]. Например, подполковника лейб-гвардии, декабриста М. С. Лунина воспитывали швед Кирулф, швейцарец Малерб, англичанин Фостер, французы Бюте, Картье и аббат Вовилье, в результате чего был сформирован «убежденнейший проповедник идей свободы, равенства и братства, человек большой силы воли, чрезмерно яркой и резкой индивидуальности, необыкновенного ума, безграничной доброты и глубокой религиозности» – римско-католического обряда[192]. В общем, как отмечал русский философ В. С. Соловьёв, «сближение с Европой, которым мы обязаны Петру Великому, принципиальную свою важность имело именно в этом: через европейское просвещение русский ум раскрылся для таких понятий, как человеческое достоинство, права личности, свобода совести и так далее, без которых невозможно достойное существование, а, следовательно, невозможно и христианское царство»[193].