В дверь снова постучали. Правый бок стрельнул злой болью. Он закурил новую сигарету и не сдвинулся с места.

— Хотчнер, я знаю, что ты дома! — громыхнул из коридора голос Патрика. — Открывай!

Он промолчал. Последнее, что он сказал Алане, вернее, спросил: «Ты испечёшь мне блинчиков на завтрак?» — и она солнечно рассмеялась. В гулкой тишине осиротевшей квартиры он словно бы услышал её хрустальный смех, и ему показалось, что его щеки коснулись её тёплые губы. Внезапно он понял, что вряд ли когда-нибудь снова захочет блинов.

— Хотчнер, открывай! Я высажу чёртову дверь! — рявкнул Патрик и в доказательство грохнул кулаком по хлипкому дереву.

Совершив усилие, Аарон заставил себя встать и повернуть ключ в замке.

— Чего тебе? — Вопрос прозвучал тускло и безжизненно.

— Пришёл проверить, как ты. Тебе нельзя сейчас быть одному.

Патрик оттёр его плечом, что было вовсе не сложно, и вошёл. В бумажном пакете, который он сжимал в руке, красноречиво звякнуло.

— Стряс с Бэйкера отгул. Ребята меня поддержали. — Патрик залез в холодильник. — Хотчнер, ты когда в последний раз ел? У тебя шаром покати.

Он не ответил.

— Надежда лишь на себя — преимущество жизни холостяка. Встряхнись, Хотчнер! Будь мужиком, возьми себя в руки и наведи порядок в этом бардаке, — Патрик ткнул пальцем в гостиную. — Сгоняю в магазин. Ты как знаешь, а я вот не привык пить на голодный желудок.

Вновь оставшись в одиночестве, Аарон обвёл комнату невидящим взглядом. И правда, бардак. Если бы Алана увидела, во что он превратил их гостиную, непременно устроила бы скандал. Она любит чистоту и порядок. Любила… Их квартира была маленькой, однако уютной и опрятной, а сейчас выглядела оскорблением её заботливой хозяйке, которая никогда сюда не вернётся. Никогда не вернётся… Он попытался осознать эту мысль, но не смог. И на смену тоске пришла ярость. Он взъярился на себя, на весь этот грёбаный равнодушный мир, которому не было никакого дела, что красавица Алана Мюррей больше не украшает собой его убогую серость. Она была центром его ничтожной вселенной, где вместо звезды отныне зияла чёрная дыра, потому что он, долбаный неудачник, не защитил своё сокровище!

Мысль об этом привела его в ещё большую ярость. Полыхая от ненависти ко всему свету и в первую очередь к самому себе, он со злобным остервенением принялся за уборку. Должно быть, вспышка агрессии придала ему сил, потому что когда приятель вернулся, то аж присвистнул от удивления — и гостиная, и кухня сияли чистотой. Однако злость вспыхнула и перегорела, и теперь ему хотелось, чтобы его оставили в покое, но Патрик так не думал. Здоровяка Суини тревожила апатичная вялость друга. Он не верил, что, поддавшись безотчётной тоске, Хотчнер может попытаться наложить на себя руки, но и рисковать не планировал. Игнорируя тихие просьбы Аарона уйти и дать ему побыть в одиночестве, Патрик соорудил нечто, очень отдалённо напоминающее вок, насильно накормил друга и только после этого скрутил пробку с бутылки джина.

— Меня копы вызывали, — разлив пахший терпким можжевельником алкоголь в два стакана, сообщил он. — И тебя, между прочим, тоже. Этот, как его, Смит всё спрашивал, какого хрена ты не берёшь трубку. Я ему доходчиво объяснил, что не стоить тебя мурыжить. Ты же ничего не видел. Алану нашёл я. Только они, ублюдки, естественно, не отвяжутся.

— Почему он убил мою Алану, Патрик? Она не домохозяйка и моложе остальных жертв, — бесцветно, путая прошлое и настоящее, спросил он. — Так почему он убил её? И почему не добил меня? Лучше бы добил…

— Завязывай, Хотчнер! Выпей. Станет легче.

— Для кого легче?..

Удивительно, но после четвёртой порции джина его немного отпустило. И он рассказал Патрику, как познакомился с Аланой:

— И вот наелся я тех блинчиков и твёрдо сказал официантке, что не уйду, пока не увижу, кто их сотворил. Громко сказал, — говорил он заплетающимся языком. — И тут выходит она. Наверное, услышала мой голос. Боже, такая красивая!.. И спрашивает: «Какие претензии? Пусть в лицо мне скажет». А я, честное слово, Патрик, дар речи потерял. Смотрел на неё и улыбался, как конченый идиот.

— Это ты умеешь, — поддакнул приятель и икнул.

— Ума не приложу, как я тогда набрался смелости и решился предложить подвезти её домой.

— Ты что, весь день у кафе проторчал? Я всегда знал, что ты с приветом.

— Ради неё я готов был на всё. — В груди заныло с такой силой, что в глазах потемнело. — Почему же я не защитил её?

— Откуда тебе было знать? — Патрик налил ещё по одной. — Не вини себя, Хотчнер. Хуже сделаешь. Нет здесь твоей вины. Если кто и виноват, так тот ублюдок, кто убил её, да копы с федералами, которые ни хрена не делают…

Остатки допивали в молчании, и вскоре оба благополучно вырубились. Он заснул впервые за два дня, но сон не принёс облегчения, а утро встретило похмельем и пульсирующей болью в боку. Когда же он вышел в кухню, чтобы сварить кофе, словно наяву увидел светлую тень Аланы у плиты, и на него вновь навалилась удушливая тоска. Усилия Патрика оказались напрасны. Он не мог перестать винить себя в её смерти, особенно после того, как до него дошло, почему маньяк взял такой длинный перерыв между убийствами. Всё до омерзения просто: убийца следил за Аланой, но его детка сменила работу, и выродку пришлось начать всё сначала. Почему он раньше до этого не додумался? Будь он хоть капельку умнее, тогда сумел бы убедить федералов помочь ему, и Алана, его Алана осталась бы жива. Он обязан был защитить её и теперь сходил с ума от собственного бессилия.

Боль в боку медленно наливалась злобой. Не удержавшись на ногах, он тяжело опустился на пол, закрыл глаза, и внезапно его накрыло понимание того, что к нему кто-то прикасается. Это казалось совершенным безумием, но он отчётливо ощутил, как чьи-то сильные пальцы деловито скользнули по пульсирующей боли, вызвав новый спазм.

— Передай, чтобы готовили операционную! — крикнул этот невидимый кто-то и спросил: — Сэр, вы слышите меня? Не отключайтесь!

И он увидел хмурое ночное небо и какие-то тени. Всё кругом было серым, зыбким и расплывчатым, словно он смотрел сквозь толщу мутной воды.

— Что происходит? — едва дыша от боли, выдавил он.

— Сэр, не пытайтесь разговаривать…

— Хотчнер! Мать твою, Хотчнер, ты жив?! — громыхнул над ухом обеспокоенный голос Патрика.

Медленно, будто нехотя, перед глазами нарисовались потолок и перекошенное тревогой лицо приятеля. Не стало ни неба, ни теней, ни людей, ни прикосновений.

— Ну и напугал же ты меня! — Патрик сел на пол рядом с ним. — Я думал кофе попить, выхожу в кухню, а ты трупом валяешься.

— У тебя когда-нибудь было чувство, будто ты живёшь не своей жизнью? — Боль потихоньку откатывалась, и он снова мог дышать.

— Каждый раз, как я прихожу на чёртову работу. А что? Опять что приснилось?

— Я запутался, Патрик, — прошептал он, продолжая сверлить взглядом потолок. — Или с ума сошёл. Хотя, если я спятил, то не могу утверждать наверняка, так это или нет.

— Ты из-за снов? — Патрик встал и принялся варить кофе. — Если заявишься на смену при галстуке, я сразу вызову неотложку.

— Но я ведь знаю, что реально, а что — нет. — Прозвучало не слишком-то уверенно. — Я помню, как познакомился с Аланой. Как мы с тобой познакомились. Не может же вся моя жизнь быть вымыслом!

— Тебя после приступа на философию пробило? — хмыкнул Патрик. — Не будь идиотом, Хотчнер. Сходи к доктору. Но сначала в участок загляни. Настоящий ты или нет, но федералы тебя любого с того света вытащат, если ты им понадобишься. А судя по их нетерпению, у них руки чешутся тебя допросить. Ты в курсе, что им известно об измене Аланы? Хреновые твои дела, Хотчнер. Садись кофе пить, а потом в душ, ноги в руки и к ним, пока они свои теории на тебя не повесили…