Джейн вытирает всё ещё влажные руки о пижамные штаны и хмурится, глядя на посуду в мойке.

— И почему же я должна захотеть пойти?

— Потому что ты хороший человек?

— Точно, — выдавливает из себя Джейн. — Ну, я не могу, кто-то же должен быть в библиотеке.

— Я могу подменить тебя на пару часов, а Мэри Маргарет может заехать за тобой по дороге.

— А разве у тебя нет своей работы?

— Дэвид меня прикроет.

Джейн барабанит пальцами по столешнице.

— Там будет Голд?

— Возможно.

Джейн вздыхает. Она прикрывает глаза и потирает лоб свободной (немного липкой) рукой.

— Зачем ты это делаешь?

Голос Эммы становится гладким, как только что асфальтированная дорога.

— Делаю что?

— Играешь в шпиона.

— Я не…

— Эмма, я не вчера родилась, — на самом деле, её осознанная жизнь длится уже около полугода, — каждый раз, когда мы разговариваем, ты как будто вскользь упоминаешь какой-нибудь секрет о Румпе. «О, кстати, у него больше нет магии», «О, кстати, у него есть сын», «О, он собирается в Нью-Йорк».

Эмма замолкает. Джейн слышит в трубке шарканье ног.

— Я не играю в шпиона. Вернее, не совсем.

— Тогда что ты делаешь?

Эмма глубоко вздыхает и отвечает:

— Некоторое время назад я задолжала Голду услугу. Недавно он потребовал плату, и я считаю, что он просит слишком многого. Так что я пытаюсь немного уровнять баланс.

— Я понятия не имею, о чём ты говоришь.

— Это неважно. Всё равно мне не разрешено тебе говорить.

— Говорить что?

— Просто поверь мне, Джейн, — отвечает Эмма, — иди сегодня в больницу. А потом — если у тебя ещё останутся вопросы — ты знаешь, где меня найти. — Она отключается.

***

Большую часть утра Джейн расставляет цветы и пожимает людям руки, улыбается и рассказывает истории, следуя по пятам за Мэри Маргарет и стараясь не мешать ей. Она надела свой самый яркий свитер — и самую широкую улыбку, и она высказывает экстра-дозу ободряющих слов пациентке с аппендицитом, лежащей в знакомой палате под номером «223».

Она здоровается с каждой медсестрой. (Она отлично справляется. Она выглядит такой довольной. Им нравится, как она обустроила библиотеку.)

Она читает книжку маленькому мальчику со сломанной лодыжкой (и он делится с ней резиновыми червячками, потому что взрослые всегда читают «Чарли и шоколадную фабрику» лучше, если съедят перед этим резиновых червячков).

Она ест салат в кафетерии и пьёт посредственный кофе из автомата. (Кофе крепкий, а еда обычная, но теперь она посетитель, а не узник, и по ощущениям это как триумф.)

После ланча, когда Мэри Маргарет уходит в комнату отдыха для еженедельной партии в бинго со своими постоянными подопечными, Джейн скользит по больнице как Призрак Воспоминаний Прошлого. Она облетает крыло за крылом, пост медсестёр и офисное помещение, выслеживая доктора Вэйла. (Доктора Вэйла и Румпа, который маячит на задворках сознания, как надвигающаяся туча на ясном небе, как постоянная угроза чего-то ужасного, которую Джейн почти ожидает увидеть за каждым углом. Она уже готова оставить надежду на успех, когда у больничной аптеки взгляд ловит фигуру в белом халате со знакомыми светлыми волосами, покрытыми гелем.

— Виктор, — зовёт она и машет ему рукой.

Должно быть, он не заметил её появления, потому что он подпрыгивает, как будто звук его имени — это выстрел, а она — пуля, летящая прямо в него. У него в кулаке зажата прозрачная бутылочка с розовыми таблетками, и, увидев Джейн, он прячет руку за спину. Однако та возникает с другой стороны, полускрытая от взгляда.

— Прости, — говорит Джейн, подходя ближе, — я не хотела тебя напугать.

— Ты не виновата, — отвечает он, кривясь, — три капризных пациента, медсестра в ярости, а я успел выпить только две чашки кофе.

— Сурово.

Он прикрывает лицо ладонью и смотрит на неё сквозь пальцы. Его глаза кажутся буквально налитыми кровью.

— Ты даже не представляешь, насколько.

Прожив в больнице примерно треть своей осознанной жизни, Джейн может себе представить, насколько Вэйл зависим от кофе. (Но у него в другой руке всё ещё спрятана бутылочка с таблетками, он смотрит вглубь коридора через её плечо и слишком старательно пытается изобразить беззаботную улыбку всякий раз, когда она смотрит на его лицо.)

— Итак, — говорит он, пробегая пальцами по волосам и опуская руку, — что привело тебя в старое жилище? Ты же здесь не из-за моих просроченных книжек, верно?

— Вообще-то, срок твоих книг заканчивается только в субботу. Эмма присматривает за библиотекой, а я помогаю Мэри Маргарет, и… — Джейн прерывается, изучая его лицо, — и я бессовестно отрываю тебя от чего-то важного, да?

— Нет, — он шевелит рукой с таблетками, и те дребезжат в пластиковой бутылочке.

— Точно? — спрашивает она.

— Ну, не совсем, — поправляется он, — меня действительно ждёт пациент. (И, судя по тону его голоса, один из тех капризных.)

— О. Прости.

— Ничего. Несколько минут ожидания его не убьют. — Его улыбка вдруг соскальзывает с лица, и он резко отводит глаза.

Внезапное подозрение скручивается в железный узел. Может быть, у Джейн и нет магии, но она библиотекарь, а Вэйл — книга, напечатанная крупным шрифтом.

— Надеюсь, это не кто-то из моих знакомых, — говорит она, — и с ним ничего серьёзного.

— Прости, Джейн, ты же знаешь, я ничего не могу сказать. Разглашение информации — это крупное нарушение врачебной тайны.

— Я знаю. Я не хотела лезть не в своё дело, — но это не совсем правда. Она хотела, потому что она хочет знать всё, она устала от секретов и скрытой полуправды. Всё это время Эмма ещё ни разу не ошибалась, и то, что Румп ждёт в кабинете Вэйла, может объяснить, почему в последнее время он ходит так медленно и так тяжело опирается на трость (и почему улыбается ей так, словно говорит «прощай»).

Виктор пихает руки вместе с таблетками в карманы. Его плечи ссутулены, и он смотрит на кафельный пол.

— Прости, что не получается поболтать, но мне правда нужно бежать.

Она отступает в сторону.

— Спасибо.

— Передавай привет мистеру Голду.

— Конечно. Я пере… — Вэйл проходит целых два шага, прежде чем пошатнувшись и почти падая останавливается. Он медленно оборачивается и с затравленным выражением смотрит на неё.

(Стыд, тяжёлый и удушающий как шерстяное одеяло, ложится на её плечи.)

Она закусывает губу.

— Прости.

— И ты прости, — говорит он. Ему незачем говорить, за что он просит прощения. Джейн уже слишком много чего потеряла, чтобы не распознать сочувствие, увидев его.

Бутылочка таблеток с именем «Голд, Румпельштильцхен» на этикетке наполовину выглядывает из кармана доктора Вэйла.

***

Неопределённость по ощущениям похожа на попытку переварить камни. На холодную кожу и дрожащие пальцы, на слишком медленное движение в ускоренной реальности. Она похожа на всё и ничего, на хаос, замеченный краешком глаза. Джейн хочет спрятаться под одеяло, с книгой и чашечкой чая, пока реальность не перестанет кувыркаться и не пообещает вести себя хорошо.

Но вместо этого она делает вид, что всё в порядке.

Она забирается в кресло перед телевизором и открывает книгу, используя её как щит. Она заставляет себя улыбаться, скрывая волнение, и выдерживает две партии в бинго. Она кивает в ответ на вопросы Мэри Маргарет, говорит, что «в порядке, просто устала», и пытается не искать взглядом чёрный Кадиллак на парковке больницы, когда они отъезжают. И к тому времени, как Мэри Маргарет высаживает её у библиотеки, улыбки Джейн изнашиваются. Паника поднимается и опускается по её позвоночнику словно вышедшая из-под контроля машина.

Она толкает входную дверь и заходит в вестибюль. Среди полок бродит несколько людей, потерявшихся в той особой тишине, что бывает только в библиотеках, но у главного стола, к счастью, никого нет. За ним сидит Эмма, держа в одной руке чашку кофе, а в другой — толстый том «Отверженных» в мягкой обложке с потрёпанными уголками.