Джейн качает головой, по щекам её текут слезы. Эмма видит маленький порез на скуле и небольшой синяк на шее.

— Видишь? — говорит Кора. В этой фразе выразительно звучит «Я же говорила».

Реджина сужает глаза и бросает свирепый взгляд на коробку в руках Эммы.

— Откуда нам знать, что кинжал настоящий? — спрашивает она.

— Он настоящий, — отвечает Эмма, возвращая такой же взгляд.

Кора выглядит скорее задумчивой, чем взволнованной.

— Ну, есть только один способ это проверить, — тёмные глаза впиваются в Эмму. Такое ощущение, будто череп буравят горящими углями. — Используй его.

Эмма щурится, косится на Голда, затем снова на Кору.

— Как?

Реджина глядит так, будто её только что спросили, как вдыхать воздух.

— Ты держишь кинжал. Затем говоришь, что делать.

— Я знаю, как. Я имею в виду — что ты хочешь, чтобы он сделал?

Кора сцепляет пальцы — её перчатки скрипят в почти полной тишине.

— Используй воображение, дорогая, — отвечает она. — Но постарайся, чтобы было убедительно.

— «Унизительно» тоже приветствуется, — добавляет Реджина.

Эмма облизывает губы и пытается сообразить. Она смотрит на Голда в поисках подсказки, но он стоит с застывшим лицом, плотно сжав зубы, и полностью её игнорирует. Она смотрит на Джейн, глаза которой прикованы к Голду, излучая ужас и сочувствие (и так странно видеть сочувствие на лице того, кто провёл последние три дня в руках похитителей). Кора и Реджина — обе смотрят на Эмму хищными тёмными глазами.

Эмма перебирает и отвергает около сотни идей, прежде чем ей на ум приходит хоть что-то убедительное. Наконец она достаёт кинжал из коробки, сжимает рукоять во внезапно вспотевшей ладони, откашливается и смотрит на Голда.

— Раздевайтесь, — говорит она.

Ей кажется, это последнее, на что им всем хотелось бы посмотреть, так что можно надеяться, всё закончится быстро.

Кора выгибает бровь, глаза Джейн широко распахнуты (Эмма видит, как под слоем грязи краснеют её щёки), Реджина выглядит почти такой же встревоженной, какой Эмма себя ощущает. Голд бросает ей свирепый взгляд, и Эмма шепчет одними губами «простите», надеясь, что он не станет припоминать ей это всю оставшуюся жизнь.

Голд без предисловий расстёгивает пиджак и бросает его на асфальт (тяжёлая ткань падает с глухим звуком). Он снимает ботинки и становится на тротуар в одних носках. (Эмма с опозданием замечает, что Джейн тоже босая — туфель на ней нет с того самого момента, как она вышла из машины; она стоит, раскачиваясь взад-вперёд на голых пятках.) Голд одной рукой снимает жилетку и галстук, затем бросает трость в растущую на асфальте кучу одежды. Слегка пошатываясь на здоровой ноге, чтобы удержать равновесие, он расстёгивает ремень.

Эмма отворачивается, бросая быстрый взгляд на Реджину — похоже, что ту сейчас стошнит.

— Достаточно, — говорит Кора.

Эмма откашливается и, не глядя, указывает кинжалом на кучу одежды на асфальте.

— Вы можете… эм… надеть всё снова, — она кладёт кинжал на место и закрывает коробку. Внезапно ей не терпится отдать её Реджине и Коре. Эмма очень надеется, что Голд прав: что ранение сработало, и кинжал больше не имеет над ним власти, что он только что раздевался только ради того, чтобы вернуть свою девушку. (Если нет — у них у всех крупные неприятности.)

— А теперь проведём обмен, — говорит Кора, не давая Голду времени ни на что, кроме как застегнуть ремень и подобрать трость.

Эмма подступает к черте, оказываясь почти нос к носу с Реджиной.

— Сначала отпустите Джейн, — говорит она.

— Не доверяешь нам? — спрашивает Реджина, выгибая бровь. Она хватает Джейн за блузку на спине.

Эмма долго не отвечает. Она крепче сжимает коробку в руках и пытается понять, что прячется за внешней бравадой этой женщины. Если отбросить высокомерие, Реджина выглядит скорее оборонительно, чем презрительно, выглядит как загнанный в угол зверёк.

— Знаешь, — тихо говорит Эмма, — Генри правда надеялся, что ты изменилась.

— Не говори со мной о моём сыне, — огрызается Реджина.

— Хватит, — голос Коры сокрушительной волной врывается между ними, и огонь в глазах Реджины превращается в мокрый пепел, исходящий лишь паром. — Отпусти её, Реджина.

Замешкавшись лишь на секунду, Реджина выпускает Джейн из своей хватки. Джейн поворачивается, подозрительно глядя на неё широко распахнутыми глазами.

— Ну? — говорит Реджина, и Джейн как можно быстрее переступает черту, тут же оказываясь в объятиях Голда.

Эмма почти швыряет коробку в Реджину.

— Мы ещё не закончили, — говорит она. — Я этого так не оставлю. (Она не уверена, имеет ли в виду Джейн или намерения злой-мамочки-Реджины касательно Генри. Наверное, и то, и то.)

— Конечно, не закончили, — говорит Кора. Она открывает коробку в руках Реджины и проводит пальцем по кинжалу, кривя губы в зловещей усмешке, — уверена, мы очень скоро встретимся вновь, — она захлопывает коробку и садится обратно в машину.

Когда Реджина следует за матерью, Эмма почти выдавливает из себя толику сочувствия. Почти.

Позади неё Джейн разговаривает с Голдом тихим шепотом, который Эмма может разобрать лишь частично. Мерседес отъезжает, и Эмма поворачивается, засунув руки в карманы.

Они вдвоём стоят у беспорядочной кучи одежды на асфальте. Рядом валяются два коротких обрывка верёвки, и на Джейн поверх грязной блузки наброшен пиджак Голда. Его рука мягко покоится на её плече (будто он боится, что она улетит, если он не будет её касаться, и в то же время в ужасе от мысли, что если коснётся — она тут же рассыпется в прах). Эмма слышит, как Голд произносит «Мне так жаль» и «Джейн», а Джейн — «Спасибо». Затем сила воли Джейн лопается как перетянутая эластичная резинка, и она падает в объятия Голда.

Он пошатывается и отступает на несколько шагов, теряя то ли уверенность, то ли равновесие, а затем обвивает её руками. Джейн, подрагивая, рыдает у него на груди, а он проводит рукой по её волосам.

Они обнимаются очень, очень долго и отстраняются лишь тогда, когда Эмма, собирая одежду Голда, бормочет «Простите меня, извините». Она забирается на водительское сидение Кадиллака, пытаясь не уронить ботинки, и бросает одежду на пол рядом с собой. Ключи всё ещё торчат из коробки зажигания.

Ей хотелось бы чувствовать больше радости: возвращение Джейн — счастливое событие, которое обещает в скором будущем бесконечное количество молочных коктейлей в компании Руби и Лероя, но до победы над Корой ещё очень далеко, и слишком многое может пойти не плану. Всё, чего ей хочется — поскорее забраться в постель, а ведь её сегодня даже не протыкали кинжалом и не похищали.

Ноги Голда короче, поэтому Эмма регулирует сидение (а так же руль, зеркала, кондиционер и радиостанцию), пока Голд и Джейн медленно подходят к машине и забираются назад.

Эмма смотрит на них в зеркало заднего вида.

— В больницу? — спрашивает она.

Голд бросает взгляд на Джейн, которая в нерешительности качает головой.

— Ко мне домой, — говорит он. — Примем ванну и приготовим чего-нибудь поесть, а потом я позвоню доктору Вэйлу.

Голд ворчит, когда Джейн крепче сжимает его в объятиях, шепча приглушенные благодарности ему в плечо, но не отпускает её.

В тесном пространстве автомобиля Эмма чувствует запах пота и несвежей одежды. Запах чего-то затхлого и заплесневелого, подвала и гнилой древесины, но Голд целует Джейн в макушку и вдыхает её аромат, будто это приятнейший запах роз.

— Прости меня, — шепчет Джейн.

— Не извиняйся, — говорит Голд. — Не сейчас. Не за это.

— Останься со мной.

Эмма заводит машину. Даже сквозь гул двигателя она слышит дрожь в голосе Голда.

— До самой смерти.

***

Следующие несколько часов они проводит в суете, которую Голд называет «отдыхом». Эмма наблюдает со стороны, как он хлопочет вокруг Джейн с удивительной производительностью: ванна, яйца с тостами, приготовленные по-старомодному (на кухне, с фартуком и прочими атрибутами), чистая одежда и свежая постель. Чай, груда книг, а затем, наконец, визит доктора Вэйла… Хотя, прежде чем Джейн разрешает ему войти в комнату, он целую минуту доказывает свою личность.