— А если не сработает?

Голд взмахивает рукой в пренебрежительном жесте.

— А если не сработает, то я умру в тот же миг, как Крюк пустит мне кровь с помощью кинжала и станет Тёмным. — Если он хочет скрыть волнение за спонтанным приступом откровенности, то ему не удаётся. (Хоть он и пытается отвлечь её сарказмом и уверениями, Эмма ему не верит. Голд может многое держать от неё в секрете, но он точно не может быть настолько спокоен.)

— Я не понимаю, как это поможет, — говорит Эмма.

— Ну, даже при наихудшем сценарии, Кора получит контроль над Тёмным, чьё любимое оружие — смазливое личико и склонность к протыканию людей металлическим крюком, — краткая пауза, — и который, к тому же, заперт в тёмноупорной тюрьме.

— Вы уверены, что это удержит его? — спрашивает она.

— Это удержало меня. А если удержало меня, — он делает паузу, театрально указывая на себя рукой, как будто это должно её впечатлить, — то думаю, нам не стоит волноваться. Это, что называется, «беспроигрышная ситуация».

— Только не для вас, — говорит Эмма, — если план не сработает, вы умрёте.

Голд улыбается, но на этот раз улыбка не касается глаз. Он вяло пожимает плечами, поднимает часы за цепочку и поворачивается, чтобы положить их на полку у себя за спиной. Цепочка покачивается в такт его движениям.

— Все в конце концов умирают, мисс Свон.

***

Впервые Эмма прибыла куда-то раньше Голда.

Но это не приносит ей абсолютно никакой радости.

Она в подвале. Стоит у подножия лестницы, ведущей в больничный холл. В полной тишине, если не считать капающих труб и слабого гула лампочек, она в тысячный раз проверяет, заряжен ли пистолет. Эмма не доверяет Крюку и не полагается на удачу. (Конечно, опасностей всё равно очень много. Опасность висит в воздухе так осязаемо, что она почти чувствует её на кончике языка, словно привкус перебродившего яблочного сидра.)

Она хочет сделать вид, что всё это рутина. Обычные рабочие будни. Снять котёнка с дерева и всё в таком духе. Ничего важного. Но на самом деле Голд должен был появиться ещё десять минут назад, и его опоздание её нервирует. Вообще с ней это бывает редко. Публичные выступления и дочки-матери с Мэри Маргарет во время неловких прогулок — пожалуй, все поводы. Но Голд — обязательный человек. Плюс — она не любит топтаться без дела.

Целую вечность спустя Эмма наконец-то слышит стук его трости по ступенькам. Она засовывает пистолет в кобуру на поясе и прислоняется к стене. К тому времени, как он спускается в подвал, она выглядит по крайней мере в два раза спокойнее. (Она хотела выглядеть просто «спокойной», но когда она видит чёрный алюминиевый кейс у него в руке, выходит лишь «менее паникующей».)

— Мило, что вы присоединились, — говорит она как бы между прочим.

Это напряжённый момент, но Голд знает правила игры. Он понимающе кивает и ухмыляется, опуская кейс с кинжалом на землю. Несколько мгновений они смотрят друг на друга с молчаливой бравадой, как всегда надменные и неприступные, а затем Голд наклоняется, чтобы открыть кейс.

Эмма сжимает губы и подходит на шаг ближе, тяжело сглатывая, когда он достаёт кинжал. Её взгляд впивается в имя «Румпельштильцхен», выгравированное чёрным на лезвии.

— Вы уверены насчёт этого?

Он бережно удерживает кинжал кончиками пальцев, будто это легко бьющаяся чашка, а не стальное оружие. И протягивает ей. Она не может прочесть выражение его тёмных глаз, но его голос мягче, чем она ожидала.

— Поздновато отступать, вам не кажется?

Он прав. Теперь они оба повязаны. (Бандитский дуэт Шериф и Тёмный, в поисках приключений. Самая дикая сказка на ночь.)

Эмма берёт кинжал. Перехватив поудобнее рукоять, она изучающе вертит его в руке, затем неловко прижимает к себе. По ощущениям он ничем не отличается от обычнго ножа. Она не знает, чего ожидала.

— Вы в порядке?

Кончик его языка чуть высунут меж тесно сжатых губ, а взгляд изучает коридорные углы. Но он без единого слова поднимается на ноги и, опираясь на трость, следует к камере Крюка.

Всю дорогу Эмма повторяет его движения. Правда, когда он складывает пиджак и жилет аккуратной стопкой на бетонном полу возле камеры, оставаясь в одной рубашке, свою кожаную куртку она решает не снимать. Она выуживает из кармана связку ключей (дрожащими руками) и отпирает дверь. Затем меняет ключи на пистолет, крепче сжимает кинжал в потной ладони и толкает дверь ногой.

Крюк лежит с книгой на коленях, вытянув ноги на кушетке в углу. Он удивлённо поднимает глаза.

— Пошёл. Внутрь, — говорит Эмма Голду как можно более грубо. Он мешкает снаружи, то ли притворяясь, то ли сопротивляясь на самом деле, и не переступает порог до тех пор, пока она не поднимает кинжал и не рычит: — Сейчас же, Голд!

Крюк щурит глаза от коридорного света. К моменту, как он различает фигуру, опирающуюся на трость, его книга закрыта, а лицо искажено едва прикрытым презрением.

— Что это у нас? Новые часы посещений?

— Вроде того, — говорит Эмма, шагая сразу за Голдом, когда тот вваливается внутрь с таким видом, будто вот-вот упадёт. (Кто бы ни накладывал заклинание, окружающее камеру, он знал, что делает. Голд выглядит так, будто выпил галлон аккумуляторной кислоты и скатился с лестницы.) Она захлопывает за собой дверь и подталкивает Голда на несколько шагов ближе к Крюку.

— У тебя кинжал, — говорит Крюк. Его голос звучит так, будто он обсуждает погоду, но его взгляд лихорадочно мечется между кинжалом и пистолетом.

— Ага, — говорит она.

— Ты контролируешь Тёмного.

— Похоже на то.

— Ты должна знать, что его магия здесь не работает, — его губы сжимаются, и он смотрит на имя «Румпельштильцхен» как на прогнивший кусок мяса. Голд едва стоит на ногах. — Если собираешься убить меня, то лучше сделай это сама.

— Спасибо за совет. Но я здесь не за этим.

— Тогда зачем? — спрашивает Крюк. Кажется, он не способен смотреть на что-то одно: его взгляд стремительно перебегает от Эммы к Голду, от Голда к кинжалу и от кинжала снова к Эмме.

Эмма сжимает губы и смотрит на Голда (он высоко поднял голову, вперив взгляд в одну точку на бетонной стене), затем поворачивает в руках кинжал. Она берёт его за лезвие, зажав плоскую поверхность меж пальцев, и протягивает рукоять Крюку.

Подняв брови, Крюк откладывает книгу на кушетку и спускает ноги, наклоняясь вперёд и намереваясь встать. Эмма направляет на него пистолет и качает головой. Он снова откидывается назад, поднимая руки в защитном жесте.

— Если это шутка, Свон, то очень неудачная.

— Это не шутка.

Его рука у бедра сжимается в кулак, будто он уже держит кинжал.

— Длинная история. Но если коротко — Румпель хочет обменять моего сына на свою подружку. — Она бросает на Голда убийственный взгляд (и надеется, что это выглядит достаточно убедительно). Губы Голда кривятся в гримасе. — Он — угроза. Я хочу его устранить.

— Так… почему ты пришла ко мне?

— Ты хоть представляешь, как тяжело нанять подходящего киллера?

Крюк смотрит на неё из-под изогнутых бровей и полузакрытых век.

Эмма пожимает плечами.

— Я не знаю, как там устроено в Неверленде, но здесь шерифам не положено убивать людей. Плюс, думаю, бессмертие — твоя прерогатива.

Крюк хмурится, указывая обрубком руки (затянутым в чёрную кожу — в тон его тёмной рубашки) на пистолет.

— Зачем оружие?

— Затем, что я не доверяю ему, — Эмма бросает взгляд на Голда, — и тебе, — взгляд возвращается к Крюку, она подступает к нему на шаг ближе. Благодаря этому кинжал оказывается на расстоянии вытянутой руки от Крюка, но она властно держит его при себе. — Я не хочу, чтобы ты ломал комедию. Я хочу, чтобы он умер. Не хочу его контролировать. Не хочу, чтобы он бегал по городу и мучил людей. Хочу, чтобы он был мёртв.

— Уверяю тебя, наши желания совпадают.

Голд открывает рот и начинает что-то говорить, но Эмма тут же обрывает его поспешным «Заткнись». Его челюсть захлопывается со стуком зубов. Эмма снова смотрит на Крюка.