(Она видит только лицо Генри, его улыбку и то, как он чуть высовывает язык, когда концентрируется. И его объятия, и временами он так похож на неё, что она смеётся, а временами так похож на отца, что от этого больно, словно сапогом ударили в коленную чашечку — и его лицо, бледное и безжизненное на больничной койке всего лишь год назад.)

— …я не знаю, — говорит она.

Он пристально смотрит на неё. Она смотрит в ответ. Его пальцы снова складываются вместе.

Не говоря больше ни слова, он хромает обратно к столу. Поднимает с пола большую кожаную сумку (она выглядит как старомодный докторский саквояж), и открывает её.

— Любая магия имеет свою цену, — Он достаёт из сумки мелкие пузырьки и пакетики с чем-то похожим на сушёные травы. (Один из пакетиков выглядит так, будто в нём дохлые насекомые.) — Часто эта цена взымается жизненной силой либо создателя, либо накладывающего заклинание. Особенно когда имеешь дело с серьёзными начинаниями, результаты могут быть… непредсказуемы.

Эмме требуется момент, чтобы осознать его слова (и заставить образ Генри покинуть задворки её сознания). Она подступает ближе к столу, хмурясь. Она не знает, что такого сказала, чтобы изменить его мнение, но, очевидно, это был правильный ответ.

Она смотрит вниз, на разнообразие ингредиентов на голдовском столе. Он отодвигает шипящий и кипящий котел к краю, чтобы освободить побольше места.

— Что вы подразумеваете под жизненной силой?

— Жизненная сила может принимать форму энергии, боли, лет жизни, здоровья… даже стоить жизни. Магия может убить — и убьёт — неосторожных. Он равномерно расставляет ингредиенты на столе, чтобы их легко можно было разглядеть на грубой древесине. Он показывает на них широким взмахом руки. — Зелья и рецепты являются буфером между ценой и пользователем. Обычно, ингредиенты способны удовлетворить стоимость заклинания. Для их создания требуются большие знания и затраты времени, но зелья значительно менее изменчивы.

Голд тянется, чтобы достать с полки позади пустую колбу с широким горлышком.

— Наиболее действенное заклинание поиска требует образца крови. Мы же применим второе по действенности и используем объект, принадлежавший Джейн. — Он достаёт маленький мешочек из ткани из своего докторского саквояжа, который всё еще стоит на столе, и выкладывает его со звуком битой посуды. Устанавливая колбу одной рукой, он запускает другую в задний карман брюк и вынимает оттуда сложенную страницу. — Для пущей уверенности мы используем два.

Голд кладёт страницу на стол, и Эмма читает название «Джейн Эйр», а под ним — информацию об авторе.

Она не думает, что Джейн одобрила бы вырывание страницы из своей книги. Но она так же не думает, что Джейн нравится быть в плену у похитителей, так что она не спорит. Вместо этого она улыбается, кивает, и ждёт, когда профессор Снейп продолжит свой урок.

— Главными ингредиентами этого заклинания, — говорит Голд, бросая быстрый взгляд на Эмму, чтобы убедиться, что она слушает внимательно, — являются связующий элемент, источник энергии и основа. — Он указывает по очереди на мешочек с чем-то похожим на травы и металлическую стружку, мешочек с насекомыми и флакон с мерцающей голубой жидкостью. На столе так же лежат не менее пятнадцати других ингредиентов, и он ловит её настороженный взгляд, доставая из заднего кармана ещё один листок и кладя его перед ней с громким хлопком. — Однако дьявол прячется в деталях. Поэтому не стоит проявлять небрежность.

Эмма разворачивает новый листок бумаги и читает рецепт, переписанный угловатыми каракулями. Она пристально смотрит на ингредиенты, на колбу и на новый котелок, что он ставит на стол, и хмурится.

— Я правильно это прочла?

— Зависит от того, что там сказано.

— «Сто двадцать минут непрерывного помешивания»?

Он достаёт из едва заметно заклубившегося в воздухе дыма деревянную ложку и протягивает ей.

— Спасибо, что вызвались помочь.

Комментарий к Глава 19.

Перевод выполнен Etan.

Редакция принадлежит La donna.

========== Глава 20. ==========

Глава 20

Эмма не любит куховарить. Она любит фруктовые колечки, слоёные пирожки и сэндвичи. Она пользуется тостером или микроволновкой, и если нужно больше пяти минут, чтобы приготовить еду, она ест её холодной или голодает. Поэтому помешивание зловонного зелья (оно отдаёт запахом домашнего скота и ацетона) на протяжении двух часов кажется ей особо изощрённой формой пыток. Она надеется, что ей больше никогда не придётся делать этого снова. Никогда.

Она перекладывает ложку в другую руку — кажется, уже в пятнадцатый раз, и мысленно благодарит высшие силы за то, что в её телефоне есть музыка и что заряда батареи достаточно, чтобы она играла. Так что из крошечных колонок её телефона раздаются песни ACDC, а в любую минуту может прозвучать сигнал таймера (даже если она повторяет себе это уже двадцать пять минут подряд). Уже больше, чем час ночи, и она почти не чувствует рук ниже локтей, а всё просто ужасно.

И, как соль на рану, пока она как рабыня прикована к кипящему вонючему зелью, Голд сидит у своей прялки и прядёт больше денег, чем она может заработать в год.

Она думает, что в этом он мастер. Кажется, будто он двигается даже не думая — так же легко, как дышит. Он вращает колесо с помощью маленькой педали под здоровой ногой, подносит горсти соломы к концу нити, затем резко соединяет их взмахом руки. Плетётся нить, затем — пуф — и нить уже золотая. Кажется, что в этом нет смысла, и трудно поверить глазам, но зато Эмме есть на что смотреть, даже если плавное движение колеса грозит усыпить её едва ли не каждые пять минут.

Это продолжается до тех пор, пока не раздаётся сигнал таймера на телефоне — звук воздушной тревоги на полную громкость (потому что это единственный звук, который способен будить её по утрам), и её сердце почти останавливается. Эмма вытаскивает ложку из котла так быстро, что чуть не проливает половину его содержимого на стол, и разбрызгивает капли голубовато-зелёной жидкости на полку позади.

— Э… Голд?

Он поднимает взгляд, не прекращая прясть.

— Кажется, оно готово?

Она надеется, что оно готово. Она держит ложку так, чтобы стекающие капли не попадали на её сапоги и морщит нос. Теперь, когда она перестала помешивать, её пальцы сводит судорога, запястья протестующе ноют, и такое чувство, будто Голд вместе с соломой превратил в золото и её руки.

— Оно голубое? — спрашивает он.

Эмма изучает капли жидкости на ложке.

— Хм?

Голд кладёт руку на прялку, резко останавливая колесо. Он подбирает свою трость у стены, встаёт, и в три больших шага преодолевает разделяющее их расстояние. Его лицо остаётся непроницаемым, когда он тычет тростью в капли на полу и затем заглядывает в котелок.

— Вы его пробовали?

Ложка почти выпадает из её онемевших пальцев.

— Вы с ума сошли?

— Это выслеживающее зелье, — говорит он так, будто она глупейшее создание из всех, с кем ему доводилось иметь дело.

— Оно вам не навредит.

— Оно воняет как дерьмо.

— И если вы смешали ингредиенты неправильно, на вкус оно будет таким же, как и на запах. — Он окунает в смесь свой мизинец, соскребая голубовато-зелёный осадок со стенок котла. — Давайте надеяться, что вы хорошая ученица, — говорит он и засовывает палец в рот.

Она наблюдает за ним, ожидая катастрофы.

Выражение его лица совсем не меняется.

— Так… я сделала всё правильно?

Он показывает на котёл.

— Сами скажите.

— Ни за что!

Он пожимает плечами.

— Вы сказали, что хотите помочь.

— Я хотела помочь найти Джейн, а не играть в Адскую кухню!

Он трясёт головой, криво ухмыляется и крепче налегает на трость.

— Мой подвал — мои правила. Дверь наверху, если хотите уйти.

Эмма свирепо смотрит на него и поднимает ложку ко рту, не разрывая зрительного контакта. Стараясь не кривить лицо как двухлетний ребёнок при виде горохового пюре, она быстро слизывает с ложки остатки зелья, ожидая катастрофы и перебирая в уме самые ужасные ругательства и проклятья, чтобы обрушить их на Голда.