Свет льётся на тропу из маленького окошка на уровне фундамента, освещая каждый кирпич и отбрасывая мягкие жёлтые блики на дощатый забор. Это определяет местонахождение Голда и полностью лишает её способности видеть в темноте. Когда Эмма наклоняется, опираясь на колени и моргая, чтобы заглянуть в окошко, она видит прялку и рядом — кучу соломы. Но никаких следов Голда.

Ей требуется меньше двух минут, чтобы найти (и открыть) дверь в подвал.

И ещё три минуты, чтобы собраться с силами и спуститься по бетонным ступенькам.

Не то, чтобы она боится. Просто за свою жизнь она посмотрела слишком много серий «Криминальных умов» и «Грани» и она знает, что подвальные лестницы всегда ведут к трупам или монстрам (или и тому и другому). Жизнь в Сторибруке, в общем-то, не опровергла ни одну из этих возможностей.

Чтобы не сжимать кулаки, Эмма хватается одной рукой за перила, а другой — цепляется в свой пояс. Первые пять ступенек она пробегает трусцой.

— Голд? Вы внизу?

— Ну я же не могу позволить вам слоняться здесь без присмотра, верно? — Его голос едва слышно доносится из дальнего угла комнаты.

— И вам доброго вечера, — бормочет она и проходит оставшиеся ступеньки, в относительно чистый, сухой и безобидный подвал.

Голд стоит у освещаемого единственной лампочкой стола из грубо обтёсанной древесины, под полкой c несколькими слабо мерцающими бутылочками. Полка выглядит так, будто её недавно обыскивали: если счесть свидетельствами этого разбросанные по столу пустые бутылочки и осколки стекла, валяющиеся у стены. Кажется, что даже на поверхности стола видна пульсация света от пролитых жидкостей. У Голда яркое зелёное пятно на предплечье серой рубашки (пиджак он снял), и он использует стол как опору (трости нигде не видно). С помощью металлического стержня он помешивает что-то в полуразъедённом на вид котле, содержимое которого шипит и искрится.

— Эй, Голд… — Эмма показывает на зелёное пятно на его руке. Оно начинает дымиться. — Кажется, вы сейчас загоритесь.

Он смотрит вниз, не меняя выражения, как раз когда крошечные изумрудные язычки пламени перепрыгивают с пятна и начинают лизать его руку вверх к локтю. Его губы чуть сжимаются, когда он перестаёт помешивать, чтобы взмахнуть рукой над огнём. Тот исчезает с тихим шипением. Голд хмурится от вида кожи, проглядывающей сквозь прожжённую в ткани дырку.

— Так… как успехи?

Он ворчит. Когда от взмаха его опалённой руки над котлом не происходит ничего, кроме выброса дыма, он берёт одну из колб и бесцеремонно разбивает её о стену. Осколки приземляются в кучу стекла, оставляя на кирпиче оранжевые брызги. Он возвращается к помешиванию.

— Значит, не очень хорошо.

Губы Голда сжимаются сильнее.

Она засовывает руки в карманы куртки.

— Я так и думала.

— Чего вы хотите, мисс Свон?

Она хочет много чего. Она хочет ещё один сэндвич. Она хочет очень большую чашку очень крепкого кофе. Она хочет лечь в кровать и проспать двенадцать часов кряду. Но больше всего она хочет найти Джейн, и это желание осуществить будет сложнее всего, так что еда и тёплая постель могут подождать.

— Я хочу помочь, — говорит она.

Она помогала весь день, как ей кажется. Разговаривала с горожанами. Обыскивала парки, больницы и бесконечные пустые улочки. Прочёсывала дом Вэйла, квартиру Джейн, ездила кругами, гоняясь за малейшим намёком на улику. Уговаривала Руби и (очень несчастную и оставшуюся без свидания на годовщину) Мэри Маргарет провести выходные, отвлекая людей от большого-открытия-библиотеки-которое-не-состоится.

Но она хочет доказать Голду, что она полезна. И, возможно, дать им обоим немного надежды.

— Помочь, — повторяет он.

— Да.

— Как?

Эмма снова пожимает плечами, достаёт руки из карманов и показывает на загромождённый стол.

— Магией?

Голд моргает. Уголок его рта приподнимается, и губы складываются в нечто, слишком суровое, чтобы быть улыбкой, и он поднимает брови.

Она откашливается и решает объяснить подробнее.

— Я подумала, что мы прошли сквозь тот барьер довольно быстро, когда нас было двое. — Всё ещё нет ответа. — Или, если вы не хотите работать вместе, может быть, сработает лучше, если буду только я.

Брови Голда поднимаются ещё выше. Его молчание давит на неё словно на плечи набросили свинцовое одеяло.

Под его молчаливым оценивающим взглядом мысли в голове еле ползают, и она пытается подобрать слова, чтобы выразиться точнее.

— Что, если Кора прячет Джейн именно от вас? Мэри Маргарет и Дэвид рассказывали, что вы смогли защитить их от магии Реджины — в том, другом месте… может быть, Кора делает то же самое с вами. Будто блокирует ваш IP-адрес.

Он моргает.

Наверное, ей не следовало говорить последнее предложение. Эмме трудно представить Голда в одной комнате с компьютером. Она вздыхает.

— Ну же, это не может повредить, и у нас не так много вариантов.

Правда об их затруднительном положении мелькает в его глазах подобно пугливой собаке: видимая, но съёжившаяся. Эмма знает, что права. Знает, что у них почти нет времени. Но он упрям и насмешлив, и он хромает вокруг стола, чтобы разговаривать лицом к лицу.

На один, два, три шага ближе. (На три шага — это уже слишком близко.)

— Магия может ранить, дорогуша. Сильнее, чем вы можете себе представить.

Она чувствует запах гари от его прожжённого рукава, видит напряжение, усталость и полное отчаяние в его глазах. (И скорбь, и лёгкую злость, и она не хочет находиться достаточно близко, чтобы видеть всё это, потому что, как ни странно, он менее пугающий, если представить его усатым изворотливым злодеем.) Она делает полшага назад, пытаясь немного увеличить дистанцию между ними не отступая.

— Эй, я не это имела в виду.

Он не шагает за ней. На самом деле, он вообще не двигается. Он просто стоит на месте выпрямив спину и чуть приподняв бедро, чтобы не переносить вес на больную ногу, и наблюдает за ней.

— Магия всегда имеет цену, — говорит он медленно.

— Да, я это уже слышала. — Несколько раз. Из более, чем одного источника.

— И эта цена всегда выше, чем вы ожидаете. Вы уверены, что хотите ввязываться?

— Разве не поздновато это спрашивать? А как же заклятие барьера?

Он машет рукой, отметая её протесты как особо надоедливую муху.

— Безвредное. Незначительное.

Она поднимает бровь.

— Тогда зачем было заморачиваться и учить меня?

Дерзкий жест рукой.

— А почему нет?

Она закатывает глаза.

— Так вы позволите мне попробовать найти Джейн или нет?

Голд складывает руки, сплетая (спрядывая) пальцы вместе. Он бормочет «хммм», о чём-то размышляя. Наконец он измеряет её взглядом сверху донизу, как будто оценивает противника перед боксёрским раундом, и говорит:

— Скажите мне, шериф, что бы вы сделали, чтобы спасти своего мальчика?

Она делает шаг вперёд и поднимает руку, утыкаясь пальцем в его грудь, будто пистолетом.

— Не вмешивайте его в это.

— Это простой вопрос. — Эта новая близость между ними будто поощряет его. — Если бы жизнь Генри была в опасности, на что бы вы были готовы пойти?

Она открывает рот и снова его закрывает. Дважды, прежде чем заговорить. Напряжение покидает её, смягчая её хмурый взгляд. Её голос звучит шёпотом.

— На всё.

— Вы бы отдали свою жизнь?

— В тот же миг.

Весь шквал его лёгких незаметных движений — руки, пальцев — прекращается. Затухает в тишине и опасности. Это придаёт его словам ощущение свободного падения и заставляет её желудок сжаться.

— А жизни других?

— Я…

Этот невозможный вопрос порождает целый выводок новых вопросов. (Каких других? Скольких других? Он говорит о человеческом жертвоприношении или самозащите?) Она не может просто делать поспешные выводы о гипотетических моральных ситуациях, стоя здесь, в его подвале, в одиннадцать часов вечера. Может быть, он способен видеть будущее, но она видит только его, наблюдающего за ней, и ожидающего, когда она даст неправильный ответ.