- Вы не можете просто… накладывать заклятия… на чужие дома, - говорит Эмма.

- И почему же нет?

- Потому что это не ваше дело? Это, как бы, входит в понятие: «чужие дома».

- Технически… - он поворачивает обвиняющий, угрожающий палец, указывая на себя, и постукивает кончиками пальцев по груди, будто играет на пианино: - Я всё ещё владелец. Поэтому это моё дело.

- Технически, - говорит Эмма, размешивая чай ложкой, прежде чем снова указать ею на него, одновременно заливая чаем плиточный пол, - вы передали его ей. И она здесь живет. Поэтому решать не вам.

- Кора всё ещё где-то поблизости.

- Мы несколько недель ничего о ней не слышали.

- Тем более стоит подготовиться. – Он достает три кружки из буфета (где они уже идеально размещены – расставлены аккуратной ровной линией, как маленькие солдатики, ручками вперёд) и ставит на стойку. – Не позволяйте ей обвести себя вокруг пальца, мисс Свон. О ней ничего не слышно, потому что она что-то замышляет – и в этом мире нет ничего опаснее, чем строящая планы Кора. Не считая меня.

(Джейн кажется, что их позы отчасти наиграны. Они тяжело дышат, они бросают обвинительные взгляды, они ухмыляются, а у Эммы сужены глаза. Но они всё же нервничают. Они начеку. Они напряжены, потому что, может быть, затихшая Кора – смертельно опасная Кора, и, может быть, эта женщина действительно ждёт идеального момента, чтобы нанести удар.)

Эмма складывает руки на груди.

- Если вы так опасны, почему бы вам просто не избавиться от неё прямо сейчас?

- Я не всеведущ. Делайте свою работу, шериф, и найдите её, и тогда мы поговорим. А пока я собираюсь сделать что-нибудь полезное и защитить эту библиотеку.

- Белль бы это не понравилось.

Что-то соскальзывает с лица Румпа. Его враждебность спадает, будто отдёрнутая занавеска. Одно мгновение он просто смотрит на Эмму, держа одну руку на трости, а другую бесшумно положив на столешницу. Он дышит. Брови почти незаметно сдвинуты. Затем его взгляд застывает.

- Белль здесь нет, - говорит он.

Да, её нет. (Но Джейн здесь.)

И теперь это её дом и её ответственность, поэтому она шагает вперёд, заходя в кухню и улыбаясь им обоим. (Она улыбается вовсе не зловредно, ну, почти нет, просто ей непременно нужно подчеркнуть своё присутствие.)

- Вы можете спросить меня вместо неё, - говорит она, наслаждаясь виноватыми выражениями, застывшими на лицах Голда и Эммы.

Голд первым приходит в себя. Он гладко и невозмутимо улыбается в ответ (улыбкой продавца подержанных автомобилей). Опираясь на столешницу (его трость прислонена к спинке кухонного стула), он протирает кружки внутри чайным полотенцем, которое выхватил из ближайшего ящика.

- Конечно, - говорит он. - Конечно, мы спросим.

- И, - спрашивает она, подходя к холодильнику, чтобы достать пакет молока, - что же вы хотите сделать с моим домом?

- Зачаровать, - говорит Эмма, а Румп бросает на девушку убийственный взгляд, заставляя замолчать (и получает такой же взгляд в ответ).

Он перебрасывает полотенце через плечо.

- Всего несколько заклинаний, для защиты. Ничего такого, о чём стоит волноваться.

- Что за заклинания? – спрашивает Джейн. Она протягивает ему молоко.

- Нечто вроде барьера. – Он наливает по струйке молока в каждую чашку. – Люди, которых ты не хочешь видеть внутри… - и он слегка пожимает плечами, - … не смогут попасть внутрь.

- Это им навредит?

Он бросает ещё один быстрый взгляд на Эмму (ещё один вызывающий, неодобрительный взгляд, будто спрашивает, осмелится ли она противоречить ему) и говорит:

- Да. Но только если они попытаются проникнуть силой, - он оставляет пакет молока, берётся за чайник и наполняет чашки. – И это их не убьёт.

- А мои друзья? – спрашивает Джейн.

- Будут невредимы, - отвечает он.

- Гости?

- Тоже, - говорит он.

- И никто не умрёт.

- Нет. – Он добавляет пол-чайной ложки сахара в её чай (потому что он обратил внимание на её заказ «У Бабушки») и протягивает ей кружку.

Она принимает кружку, охватывает пальцами и наклоняется лицом, чтобы вдохнуть пар.

- Хорошо, - говорит она, не поднимая лица. - Сделай это.

- Что? – говорит Эмма.

Джейн поднимает взгляд.

Румп ухмыляется и берёт свою чашку, оставляя сахар и третью чашку на стойке.

Эмма хватает оставшуюся чашку чая (сахара она не касается, а ведь Джейн знает, что она сладкоежка) перед тем как сложить руки и склониться над стойкой. Кажется, что Эмма приготовилась защищаться, она будто ушла в раковину, будто ей не по себе, будто она ждёт угрозы.

- Ты уверена?

Джейн смотрит на Румпа; он одной рукой подносит к губам чашку (а другой опирается на стойку) и притворяется, что их беседа его совсем не интересует.

Она поджимает губы, улыбается и принимает решение.

- Уверена, - говорит она. – Я ему доверяю.

А Эмма – нет. Но Эмма ничего не говорит, только строит гримасу, делая глоток обжигающего чая, и ведёт себя так, будто ей всё равно.

- Решать тебе.

Она всё ещё не знает точно, как она относится к магии (всё, что она помнит – это огненные шары, исцеление и ужас, и он всё ещё не показал ей магию, как обещал), но если это убережёт её от опасности, она готова рискнуть. Если Румп думает, что это хорошая идея – если он готов это сделать ради неё (а, может, ради Белль, но Джейн не хочет сейчас о ней думать) – значит, она позволит ему сделать все, что необходимо.

- Сделай это, - говорит она. – Пожалуйста.

Уголок рта Румпа чуть поднимается, когда Джейн пытается поймать его взгляд, но он старается скрыть это движение, делая слишком небрежный глоток.

- Я соберу необходимые принадлежности, и мы с мисс Свон вернемся в субботу, - говорит он.

- Погодите секундочку, - говорит Эмма. – Я на это не подписывалась.

- Считайте это возможностью чему-нибудь научиться.

- А что, если я не хочу учиться? – скрещенные руки и гримаса на лице (смесь раздражения и обжигающего чая) придают Эмме более чем устрашающий вид.

Тем не менее Румп улыбается ей, как будто она всего лишь упрямый ребенок.

– Я могу заехать за вами в восемь, если вас нужно подвезти.

Эмма выглядит так, будто готова выплеснуть свой чай Румпу на голову, но затем она тяжело вдыхает через нос и окидывает его взглядом исподлобья.

- Я и сама умею водить машину.

***

Они с Румпом встречаются в его розовом особняке, чтобы поужинать (после того, как её книги разобраны, и чайная посуда вымыта и расставлена по местам), и в этот раз они действительно едят снаружи. Сидя рядышком на скамейке под клёном, они едят тушёное мясо и твёрдый хлеб, пьют воду со льдом и охлаждённое белое вино, и гуляют после того, как её бокал пустеет, а только что зашедшее солнце навевает дремоту.

Он показывает ей свой огород и гигантскую неизведанную пещеру сарая. Он стоит рядом с ней, когда они разговаривают, и она сплетает свои пальцы с его. И это чудесно.

Как хорошо гулять с ним вот так, прикасаться к нему (потому что ему это нужно так же, как и ей) и ощущать его прикосновение. Теперь их шаги более синхронны, и его рука так нежно охватывает её руку, что можно почти забыть о том, что он рядом, вот только кожу пощипывает (искрящееся и счастливое ощущение, как пузырьки в содовой) и забыть его невозможно.

- Есть кое-что, что я хочу тебе показать, - говорит Румп, когда они ступают на выложенную кирпичом дорожку, возвращаясь в дом (когда в ушах начинает раздаваться жужжание москитов).

- Надеюсь, это десерт, - говорит она. Она просовывает руку ему под локоть, а он смотрит на неё так, будто она – иллюзия, а не человек (будто ему страшно сжимать ее руку, потому что она может исчезнуть). Поэтому она покрепче сжимает его плечо и улыбается, глядя, как его глаза расширяются. - Ты, знаешь ли, обещал мне шоколадный пирог.

- Помню, что обещал, - говорит он. – Но сначала я обещал тебе кое-что другое.

Магия.

Она знает, что речь о магии, едва он произносит последнюю фразу. Она читает это слово в его глазах, полных борьбы. Возбуждение и надежда, покорность и предвкушение, настороженность и страх, они все смешались. И она спрашивает себя, стоит ли ей тоже нервничать (и она спрашивает себя, больно ли ему всё ещё от тех слов, что она произнесла тогда, в самом начале, когда швырнула в мужчину, исцелившего её рану и зажёгшего на ладони огонь, вопрос: «Что вы такое?»).