- Я должна идти, - отвечает она.
- Ты же не поела.
- Я встречаюсь с Румпом за ужином. Могу подождать, – она шарит в сумочке в поисках кошелька.
- Румп? – спрашивает он. (В его устах это имя звучит горько, в нем ощущается обжигающее послевкусие алкогольного напитка, и ни капли самого вкуса.)
- Мистер Голд, - говорит она.
Он зол. Она это видит. Его лицо краснеет (и ее лицо тоже красное), она думает, что вилка в его сжатом кулаке может сломаться пополам.
- Ты не можешь любить его, - говорит он.
- Я и не говорила, что люблю. Я недавно с ним познакомилась. Я его едва знаю, – она кладет две банкноты и прижимает их уголком своей тарелки. Денег достаточно, чтобы оплатить еду и чаевые, а лазанья почти нетронута, но Бабуля поймет. (На самом деле, Бабуля строгим взглядом наблюдает за ними из-за прилавка, сложив руки, и Джейн не сомневается, что она на её стороне.)
- Тогда почему…
- Потому что я знаю, что он любит меня. - (К сожалению, о Мо она не может уверенно сказать то же самое). – Теперь он часть моей жизни, и пока ты этого не примешь, я не хочу тебя видеть.
Она застёгивает сумочку и закладывает ее ремешок себе на плечо, подбирая книгу и букет ромашек.
Пока он не сможет простить Румпа, она не знает, сможет ли простить его самого.
- Но… - говорит он, смотрит на неё и тянется к ней (он пытается положить руку ей на плечо, но она отстраняется), - я думал, это был наш шанс на новый старт.
Она встает.
- Прощай, отец.
- Не уходи, – говорит он.
Это не просьба. (Это команда, отчаянная команда, которую он протягивает, словно фарфоровую чашку, но она не слушает его.)
- Белль…
Она толкает дверь, и порыв ветра прижимает юбку к ногам и заглушает его просьбу остаться. (Стирает приказы и разочарования, и намного проще отстраниться от отца теперь, когда из-за ветра ей не расслышать сожаления в его голосе.)
- Белль, родная…
Она не Белль. (А его это не волнует.)
Она закрывает за собой дверь.
Новый старт – это новый старт (и уйти от человека, который зовет себя ее отцом, становится намного легче, чем она когда-либо могла себе представить).
Комментарий к Глава 11
Перевод данной главы выполнен Etan.
========== Глава 12 ==========
Глава 12
Она нервничает.
Напрасно (ведь она не пытается взобраться на крутую гору или убить чудовище – она просто ужинает с Румпом), но желудок сжимается, руки трясутся, а зубы стучат по стакану всякий раз, когда она пытается сделать глоток. И она так нервничает, что ей кажется, она вот-вот опрокинет еду прямо на платье.
Она нервничает, потому что этот ужин не похож на остальные. Не похож на цыпленка с пармезаном «У Бабушки» или крабовые ножки в маленьком ресторанчике морской еды у доков. Не похож на гамбургеры, или кобб-салат, или обычные блинчики перед тем, как Руби в одиннадцать утра сменит вечернее меню на утреннее. Не похож даже на мороженое или пикник на пляже. (В этот раз он приготовил свиные отбивные с мандаринами, картофельное пюре с чесноком и овощное ассорти, и еда, когда Джейн все же удается донести ее до рта, райски вкусна.)
В этот раз такое ощущение, будто это свидание.
Остальные их встречи тоже были свиданиями (технически), она это знает. Но эта встреча ощущается как настоящее свидание с цветами и светом свечей, с вином и нежной музыкой, с шоколадным муссом на десерт и поцелуем на прощание. (В этот раз такое чувство, что эта встреча важна.)
Она растеряна (потому что вокруг нет никого, кто мог бы привести в порядок её чувства; а иногда она ощущает себя недостаточно компетентной даже для того, чтобы подобрать себе правильный наряд из беспорядочной кучи, лежащей перед ней подобно запутанному клубку пряжи).
Она не знает, хочет ли быть с ним на свидании. Она не знает, хочет ли сидеть здесь (на месте, где когда-то сидела Белль) и вымученно улыбаться через стол.
Она не знает, волнуется ли из-за предвкушения или из-за того, что ее нервы возбуждены, но ей определённо нужно выбраться на воздух.
(Она не знает, хочется ли ей, чтобы он её поцеловал, но она так же не знает, хочется ли ей, чтобы он её не целовал.)
Он замечает ее состояние.
Он прекращает есть. Кладет нож и вилку на край тарелки и делает глоток воды.
Он выглядит так, будто с размаху шагнул в колючий куст, но он сохраняет спокойствие в голосе (и она ценит это усилие).
- Что-то не так?
Она поджимает губы и качает головой. Пожимает плечами.
- Не знаю.
- Я могу… что-нибудь сделать?
Она вытирает губы салфеткой, и её помада оставляет красный след на темной ткани.
- Не знаю, - честно отвечает она.
Он улыбался, когда они начинали ужинать, но теперь он не улыбается. Теперь его глаза смотрят на неё умоляюще, теперь он боится, что она уйдет, оставив его одного за столом, (как она оставила отца, как она столько раз оставляла самого Голда). Теперь он тоже нервничает, и это только ухудшает ситуацию.
- Думаю… может, мне просто нужен свежий воздух?
Она хочет успокоить его так же, как он успокоил её, и, возможно, это не ложь.
Возможно, ей действительно нужен свежий воздух, а ветер, небо и заходящее солнце уймут головокружение, и сердце перестанет пытаться выпрыгнуть из груди. Возможно, стены и двери перестанут давить на неё, и она сможет окружить себя цветами (вместо внешних атрибутов его могущества), и небом (вместо дома, где раньше жила Белль – места, наполненного воспоминаниями о ней).
Он улыбается сдержанной, осторожной улыбкой и убирает салфетку с колен. Он складывает её пополам и аккуратно кладет рядом с тарелкой перед тем, как встать.
- Как насчет прогулки по саду?
Ей сразу же становится легче дышать, и воздух кажется менее спертым (несмотря на то, что он еще даже не открыл дверь). Она улыбается.
- Хорошо, - говорит она.
Он тянется за прислоненной к краю кухонной стойки тростью, и Джейн думает, что он, так же как и она, чувствует облегчение. (Он не упоминал Белль, но Джейн видит утрату в его глазах так же четко, как их совместную фотографию на каминной полке, как закрытые двери одной из спален во время экскурсии по дому.)
Она складывает свою салфетку (в треугольник, с едва заметной улыбкой на губах) и кладет под тарелку. Она встает и проводит рукой по своему черному платью, чтобы разгладить складки.
Он придерживает для неё дверь, приглашающим жестом показывая на улицу.
Она хочет выйти (но не сбежать), поэтому разрешает ему провести себя по садовой дорожке вокруг дома. Плечом к плечу (слишком близко или слишком далеко друг от друга – она больше не знает, в чем разница), они проходят папоротники и оплетенную виноградной лозой решетку, следуя по брусчатой дорожке к заднему двору.
В дворике их взгляду открывается ухоженный, аккуратно подстриженный газон, окруженный высоким деревянным забором цвета мёда. Несколько деревьев, маленькая скамейка под высоким темным кленом, цветы, кусты и садовые растения. Пахнет влажной травой, торфом и только что распустившимися цветами.
Она останавливается на краю дорожки.
Он тоже останавливается. Лишь его трость пересекает границу, прочно упираясь в покрытую мягкой травой землю.
- Не хочешь идти дальше?
Она хочет. Но она на каблуках, а у него трость, и вряд ли это хорошая идея.
(И край дворика кажется чем-то вроде барьера, как будто переход с дорожки на траву – слишком важный шаг.)
- Я не хочу перегружать твою ногу, - говорит она. – Кажется, сегодня она тебя беспокоит.
- Беспокоит, – он вскидывает глаза, встречаясь с ней взглядом, и уголки его губ приподнимаются, – но не сильнее обычного.
Она смотрит на дворик и видит маленькие углубления на безукоризненно гладком газоне: впадины вокруг деревьев и кустов по всему саду ведут к прислоненным к забору граблям и повешенному на спинку садового кресла зеленому фартуку.
- Ты сделал все это сам? – спрашивает она.
- Да.
- Вручную?