- Как хочешь.

Какое-то время они молчат, дождь начинает замедляться, и усталость давит на неё словно бетонный блок.

У неё есть вопрос.

Теперь, когда она знает о магии, о похищении и своем отце – теперь, когда гром гремит где-то вдали, и сердце больше не норовит выпрыгнуть из груди – она хочет узнать все о прозаичных аспектах своей жизни. Принадлежит ли здание библиотеки ему, или содержание здания будет оплачивать мэрия (потому что кое-что нужно починить перед открытием). Какой будет её зарплата, и когда мэрия начнет её выплачивать (потому что Эмма не знает, и только Голд достаточно хорошо знаком с городским уставом, чтобы разбираться в таких вещах). Когда она сможет открыть библиотеку (потому что, может быть, если у неё будет работа, она сможет собрать свою жизнь, кусочек за кусочком).

Но сейчас середина ночи, и сознание с каждой секундой становится туманнее (и, похоже, мистер Голд тоже засыпает), и сейчас не время для этих вопросов.

(Сейчас время для более важного вопроса.)

- Как мне тебя называть?

Он секунду молчит.

- Мистер Голд, если хочешь.

- А ты хочешь, чтобы я звала тебя мистером Голдом?

Она будет так его звать, если он хочет, но (особенно после сегодняшней ночи) это звучит слишком формально. Слишком холодно. Это имя больше подходит ростовщику или дружелюбному соседу, чем человеку, который проснется в три часа ночи, только чтобы она могла услышать его голос.

- Решать тебе.

- Хорошо, тогда, может, мне называть тебя “Румпельштильцхен”?

В его голосе боль:

- Нет, думаю, так меня звать лучше не стоит.

(Слишком напоминает Белль.)

- Тогда как?

- Зови меня… - он берет паузу и делает вдох, затем говорит: - Румп. Можешь звать меня Румпом.

Она улыбается.

- Хорошо, – она делает вдох, выпрямляет и осторожно опускает ноги на (сухой) плиточный пол. – Я позвоню тебе завтра.

- Хорошо, – говорит он.

Они желают друг другу спокойной ночи.

Она называет его Румпом, а он зовет её Джейн, (и она представляет, как его глаза говорят: «Белль»).

***

Она просыпается в десять часов и звонит ему, едва почистив зубы.

- Это я.

- Привет.

Они перебрасываются несколькими фразами. Его дела. Библиотека. Новый комплексный завтрак «У Бабушки» и волшебные бобы, которые на окраине города выращивают великан и кучка гномов. (Они нарочно избегают говорить о погоде – сегодня солнечной - а также притворяются, будто ночного хаоса не было).

Она выходит из больницы и идет по улице.

- У меня… есть вопрос, - говорит она.

- Конечно, – (к его чести, он не кажется раздраженным или напуганным, лишь готовым ответить).

Она откашливается и обходит лужу, покрепче прижимая к плечу сумочку.

- Хочешь съесть гамбургер? – Пауза. – Со мной? – Еще пауза. – Мы… мы их тогда так и не доели. Даже не заказали.

Она столько всего получила от него. И если она может его порадовать, коротая с ним время за гамбургерами, – она это сделает. Пора отдать что-нибудь взамен (хотя, если быть абсолютно честной, ее предложение все равно можно отнести к категории «брать», потому что она тоже этого хочет).

Его молчание затягивается, пока её уши не начинают гореть, и она наклоняет голову, чтобы скрыть от прохожих заливший лицо румянец.

- Это значит «да»?

- Да, – говорит он. В его голосе звучит улыбка.

- Хорошо, – говорит она. – Потому что я умираю с голоду. Встретимся «У Бабушки» через час?

Он бормочет: «Да», и она вешает трубку. По дороге в библиотеку она заходит «К Бабушке» и заказывает столик на двоих.

Может быть, он неидеален. (И, когда он смотрит на нее, взглядом он зовет: «Белль».) Может быть, он опасен, но не для неё. (И он напал на её отца, и пытался убить пирата, и он держит огонь голыми руками). Может быть, он старый калека, и все в городе ненавидят его. (И ей тяжело от его извинений, и его карие глаза полны печали.)

Но Белль простила бы его, а Джейн обязана ему уже достаточно, чтобы попытаться.

Комментарий к Глава 10

Перевод главы выполнен Helena222 и Etan.

========== Глава 11 ==========

Глава 11

Они встречаются «У бабушки» - пообедать и поговорить о делах.

Поедая гамбургеры и хрустя картошкой-фри, они обсуждают инвестиции, сметы, зарплаты, льготы, – и она поражается, каким воодушевленным он может быть, говоря на темы, которые она представляла себе скучными. На следующий день, а потом еще через день, они встречаются, чтобы поесть мороженого (она заказывает молочный коктейль, а потом банановый сплит, но он неизменно выбирает простой ванильный рожок), и он достает портфель с документами. Авторучкой, которая наверняка стоит больше, чем её отец зарабатывает в месяц, он обводит и подчеркивает некоторые пункты, затем просит её внимательно прочесть их перед тем, как всё подписать.

Когда он делает паузу, чтобы подробнее объяснить один из пунктов, она следит, как его палец скользит по странице, и ловит себя на мысли, что доверяет его объяснениям больше, чем собственной способности расшифровывать деловой жаргон. Она спорит о зарплате из принципа (несмотря на то, что названная им сумма более чем устраивает её) и подписывает контракт обычной шариковой ручкой, что была заложена за ухом.

Они игнорируют направленные на них пристальные взгляды и заказывают всё новые чашки чая. И улыбаются. И смеются. В его глазах вспыхивают искорки, когда он шутит, а она дает ему советы - о книгах, которых он раньше не читал и, скорее всего, вряд ли прочтет в будущем. (Он отвлекает её. Это странно, но вовсе не неприятно.)

К среде у неё уже есть контракт и зарплата. В четверг она начинает уборку в собственной квартире. В пятницу она назначает дату открытия библиотеки.

К концу недели у неё есть заново обретенная надежда и храбрость, которой она может даже поделиться.

И глубоко укоренившаяся привязанность к обыкновенным рожкам ванильного мороженого.

***

- «У Бабушки», в полдень, – говорит она по телефону и устраивается на диванчике за дверью ровно в 11.45. Она утыкается носом в книгу и старается не смотреть на часы за прилавком, старается не отсчитывать долгие минуты до наступления полудня. Старается не прикусывать губу и не пить чай со льдом еще до того, как закажет обед. Старается не волноваться и не беспокоиться, когда полдень наступает и проходит, так и оставляя её одиноко сидеть на диванчике за дверью.

Она читает «Трех мушкетеров» и мечтает быть такой же храброй, как Д’Артаньян.

Но она не такая.

Но, возможно, она храбра ровно настолько, насколько нужно, поэтому, когда дверь, наконец, открывается, и ворвавшийся свежий воздух щекочет лодыжки, она поворачивается на месте и смотрит, как отец входит в закусочную. Она храбра ровно настолько, насколько нужно, поэтому она машет ему навстречу.

(Правда, он и сам ее нашел бы. На ней платье цвета неба на рассвете, бледно-голубое со звездными всполохами оранжевого и желтого и перекрывающими их, подобно языкам пламени, полосами глубокого синего оттенка; и в полупустом кафе ее сложно не заметить.)

Мо подходит к столику, пряча одну руку за спиной и с застенчивым видом потирая сзади шею. Она показывает ему на свободное место напротив и улыбается.

Он улыбается в ответ (и это больше похоже на улыбку, чем нерешительное, нервное, едва заметное подергивание её губ) и немного неуклюже устраивается на диванчике. Он вынимает руку из–за спины, но тут же прячет её под стол, прежде, чем она успевает заметить, что в ней.

- Извини, я опоздал, - говорит он. – Потерял счет времени.

Она кивает. Бросает взгляд на номер страницы, затем кладет книгу на красный винил рядом с собой.

- Все в порядке. Ты же здесь.

- Спасибо, что пригласила, – говорит он. – Мы давно не виделись.

У неё нет на это ответа. Они оба знают, что она не отвечала на его звонки. Они оба знают, почему она отвернулась. Они оба знают, почему она уже несколько недель не приходила на ужины по средам, и невыносимо вновь озвучивать причину.