— Макайла?

— Я в порядке, — рявкнула я в закрытую дверь.

— Открой дверь.

— Нет. Просто оставь меня в покое, Блейк. Со мной все хорошо. Я просто хочу побыть одна.

— Ты расстроена.

— Я в порядке! — крикнула я с такой злостью и ненавистью. Это несправедливо. Всё должно было быть по-другому. Я должна была просматривать журналы и выбирать дурацкое свадебное платье.

Этого не должно было случиться. Я огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, на чем можно было бы выместить свою ярость. Мне нужна была ручка. Мне необходимо было что-нибудь сломать, что угодно. Я лишь хотела, чтобы это прекратилось. Это было правильно. Это не было...

Вся в слезах я резко развернулась к выбитой двери и сломанным петлям. Блейк выглядел злым. Замерев на месте, я была не в состоянии пошевелиться, когда он ворвался в ванную в одних джинсах. Мне было все равно, что под ними у него ничего больше не было. Меня вообще ничего не волновало. Я даже не понимала, какого черта тут происходило. Я рыдала на груди Блейка, а он крепко прижимал меня к себе, понятия не имею, как долго. Как минимум, минут десять, а то и больше. Я не могла остановиться, вся злость и разочарование на выпавшие мне карты выплескивались с новой силой. Я не просила таких карт, да я вообще не хотела играть в эту дурацкую игру.

— Давай. Пойдем в кровать.

— В кровать? — спросила я, отстраняясь. Мой голос дрожал, но по крайней мере я могла говорить. Идти в кровать?

Без шуток?

Блейк наклонил голову и улыбнулся.

— Ладно, на самом деле у нас нет кровати, но я принес наверх наши спальные мешки и подушки. По крайней мере, мы можем спать в нашей комнате. — Его печальная улыбка была заразительной, заставив меня также усмехнуться, и я обошла его.

— У нас есть только один спальный мешок и одна подушка, — сообщила я.

— Проклятье, нам придется поделиться.

Я расстегнула лифчик, единственный предмет одежды, который оставался на мне, и бросила его. Блейк снял джинсы и заполз ко мне в спальный мешок. Боже, я так сильно его любила. Я не хотела, чтобы это заканчивалось. Я не была готова к тому, чтобы это закончилось.

Я вытерла последние слезы.

— Блейк?

— Нет, Макайла. Спи. Мы не будем ничего обсуждать. Не сегодня. Через несколько часов мы заберем Пи, и я отвезу вас обеих полакомиться оладьями.

— Правда? — улыбнулась я.

— Да, и мы встретимся с тем парнем, который восстанавливает антикварные вещи. Его зовут Джоэл. Он работал над акустической системой. Он показал мне некоторые предметы, которые отреставрировал, чертовски хорошая работа.

— Серьезно? — мне хотелось побольше поговорить об этом.

— Да. Я надеюсь, у него есть витринный шкаф для Пи. Думаю, мы могли бы поехать сначала к нему, тогда нам проще будет подобрать мебель для ее спальни к этому шкафу.

— Может у него есть спальный гарнитур для нее.

— Хм, возможно. Было бы здорово.

Вот о чем мы с Блейком говорили: о покупке мебели, о дне рождения Пи, об отделке нашего дома, о чем угодно, лишь бы не касаться реальной жизни. Той, которую отнимут. Блейк прошептал, что любит меня, целуя мое обнаженное плечо, и я ответила ему тем же. Я действительно любила Блейка Коуста.

Я очень сильно любила Блейка. Всем сердцем.

Эмоциональное истощение накрыло нас около трех ночи. Когда я последний раз смотрела на распределительную коробку, нуждавшуюся в подставке, было без семи минут три, и потом раз и наступило утро. Совершенно неожиданно. Минуту назад мы разговаривали, а в следующую — просыпались. Блейк занялся со мной любовью в спальном мешке до того, как мы встали; и все это время не произнося ни слова. Было странно; как будто камень с души упал, но это не так. На самом деле мы ни о чем не поговорили, и я даже не была уверена, что же все-таки Блейк знал. В смысле, я догадывалась, но не совсем. Я не понимала, как он так просто мог забыть об этом.

— Поехали за кроватью. У меня спина болит, — Блейк улыбнулся мне в губы. А-а-ах, какой замечательный способ проснуться. Мои бедра дернулись, когда он выскользнул из меня, намеренно скользнув своим членом по моему сверхчувствительному клитору. Блейк хмыкнул, словно поставил восклицательный знак после оргазма, до которого только что довел меня.

— Я соскучился по Пи. Поехали за ней.

Не знаю, как у нас получилось, но мы это сделали. День начался замечательно. Пи сидела на заднем сиденье и снова рассказывала нам о цирковых львах.

— А мы поедем сегодня вечером туда, Микки?

— Да, сегодня вечером мы поедем в цирк, — я улыбнулась Блейку.

Он улыбнулся в ответ, но не такую улыбку я надеялась увидеть. Я взяла его за руку и снова улыбнулась.

Он сжал ее и взглянул на Пи в зеркало заднего вида.

— Последний раз я ходил в цирк тут, в Нэшвилле, в тот же самый, в который мы собираемся.

— Правда? — спросила Пи.

— Пи, перестань так делать. Ты растягиваешь свою футболку, — сделав ей замечание, я хотела, чтобы она убрала колени из-под футболки. Слишком поздно. — Ну вот, посмотри теперь на нее. Выглядит так, будто у тебя под футболкой обвисшая грудь.

Пи захихикала, и я засмеялась.

— Что? — спросила я, повернувшись к Блейку, который смотрел на меня непонимающим взглядом. Господи, я даже слово грудь сказать не могу? Понимаю, что это была щекотливая тема, но блин.

— Я ходил с твоей мамой, она приехала сюда со мной, когда умер мой дядя.

— Я его знаю, он также дядя бабушки Грейс, он был стариком и ехал на инвалидном кресле. Я тоже такое хочу.

— Он был старым и не ехал, а ездил, — ничего не могла с собой поделать. Пусть ее бабушки позволяли ей быть трехлетним ребенком, я заставляла ее быть пятилетним. — Тебе не нужно такое кресло. Оно для людей, которые не могут ходить, бегать и играть.

— Ну, я просто хочу притвориться такой, — сообщила она, снова засунув колени под футболку.

— Расскажи ей о цирке, — попросила я и отвернулась, чтобы смотреть на дорогу. Пи что-то задумала, и она была более упертой, чем я. И это было тяжело. Я могла бы спорить с ней до конца поездки о том, почему ей не нужно инвалидное кресло, и это все равно не имело бы значения. Она по-прежнему хотела бы иметь такое.

Мне нравилось слушать, как Блейк делился с Пи своей историей любви. Она слушала его очень внимательно. Блейк рассказал о том, как они приехали сюда на похороны, и Дженни поехала с ним, чтобы поддержать его. Блейк на самом деле даже не знал этого человека, но воспользовался ситуацией в своих интересах. Мне понравилась эта история, она произошла еще во времена их идиллии, которую никто не мог нарушить; до того, как отец Блейка сел пьяным за руль, и до того, как Дженни заболела.

***

Мы стояли в вестибюле, какого-то арендованного зала, ожидая, когда толпа поредеет. В очереди, должно быть, было человек тридцать, и еще тридцать, таких как я, умирали с голоду.

— Спорим, это цирковой шатер.

— Что? — спросил я, повернувшись к Дженни. Она смотрела в окно этим ее взглядом.

— Я уверена, это цирковой шатер.

Я посмотрел в направлении ее взгляда.

— Да, похоже, и что? — ответил я, поворачиваясь обратно к очереди. Проклятье. Она нисколько не продвинулась.

— Пойдем.

Я засмеялся,

— Не пойдем.

— Да ладно. Я больше не могу находиться рядом со всей этой смертью. Ненавижу всю эту печаль и траур. За исключением тебя, конечно.

— Меня? Что ты имеешь в виду?

— Ты совсем не грустишь. Думаю, ты обманул меня, чтобы заставить приехать сюда. Мне стоило остаться дома и упражняться.

— Я не обманывал тебя. Что это значит? — спросил я, повернувшись к такому же, как и шатер, красно-белому полосатому шпилю. — Дженни Линн, пожалуйста. Я не могу попрощаться без тебя. Мне нужно, чтобы ты была рядом и держала меня за руку. Пожалуйста, не заставляй меня хоронить моего любимого дядюшку без тебя. Пожалуйста, Дженни.