— Иди сюда, — сказала она, слегка приподняв ресницы. Я лег позади нее и испытал стыд, что разозлился. Она спала, потому что чувствовала себя плохо. Она была горячей. В этом я тоже обвинил своего эгоистичного придурка отца. Надо было ему выбрать середину декабря, чтобы покончить с собой.

— Ты в порядке?

— Нет. Не знаю, буду ли когда-нибудь снова в порядке.

— Не могу поверить, что его больше нет. Я все продолжаю думать о завтрашнем занятии. Как будто завтра все закончится, и он будет орать на нас, чтобы мы перестали дурачиться и начали играть. Что теперь будет с театром, Блейк?

— Не знаю. Ты заболела? Ты горячая, — спросил я, целуя ее голову.

— Я в порядке. Думаю, я простудилась. У меня немного першит в горле.

— Дженни, ты мне нужна. Я просто хочу забыться хоть на немного. Подумай о чем-нибудь другом.

— Хорошо, — согласилась она, повернувшись ко мне. Она прижала ладонь к моей щеке, и я поцеловал ее запястье.

— Ты вкусно пахнешь, но ты все еще горячая.

— Закрой дверь, — прошептала она, прижавшись ко мне мягкими, подрагивающими губами.

Тогда впервые мы занялись яростным сексом. Это был чертовски впечатляющий, самый эмоциональный опыт в моей жизни. Я брал Дженни в каждой возможной позе, и она кончила больше раз, чем когда-либо раньше. Не потому что я старался, а потому что мы оба испытывали настоящие, неуправляемые эмоции.

— Сядь на меня спиной ко мне, — приказал я, поднимая ее с четверенек. Я наблюдал, как ее прекрасное тело опустилось на мой член и замерло. Держа ее за бедра, я стал двигаться внутрь и обратно, наблюдая за каждым дюймом.

— Блейк, подожди. Мне больно. Я не могу так.

— Я буду двигаться. Ты ничего не делай. Я буду осторожен, — я не позволил Дженни соскочить, а также не дал ей возможности сидеть, не двигаясь. Я входил и выходил из нее, заставляя принимать мой ствол глубоко в себе. Она сжала руками мои запястья, державшие ее за талию, но я не подумал, что она сделала это потому, что я делал ей больно. Толкнувшись в нее на всю длину, я понял, что причинил ей боль. Она взвыла от боли, но я этого не знал. Я думал, что это было удовольствие.

Дженни убрала мои руки со своего тела, как только я перестал содрогаться внутри нее, и слезла с меня. Вот тогда мы оба заметили кровь. Боже. Что ж, это объясняло боль. Фу-ты, черт!

— О, Господи! — воскликнула она, схватив мою рубашку, и выбежала из комнаты в коридор.

— Эй, по крайней мере, мы не ждем ребенка.

— Да еще даже не время. Не смотри.

Мы с Дженни так и не вышли из комнаты в тот день. Сара принесла нам ужин около семи. Она немного поругала Дженни за то, что та была в трусиках и моей рубашке в моем присутствии. Они все знали, что я собирался жениться на Дженни, и знали, что мы занимались сексом. Ну и что. Мы не делали ничего такого, чем бы ни занимались другие. Я просто был рад, что у меня была Дженни.

Мы посмеялись над тем случаем, когда нарядились, как пара, на Хэллоуин; я был девочкой, Дженни — мальчиком. Мой отец посмотрел на нас и спросил, может ли он нам помочь. Дженни объяснила необходимость проникнуть в его школу под видом двенадцатилетних мальчика/девочки. У нее не получилось, но это сработало. К тому времени, как он подвез нас к школе, мы уже умирали со смеху.

Мы говорили о том, каким ребенком он был на прошлое Рождество, когда ему удалили миндалины. Минуты переходили в часы, а смех — в слезы. Ни один раз. Дженни не оставила меня той ночью. Дженни даже не покинула моей кровати той ночью, и нам обоим было наплевать. Она была моим ангелом, моей скалой и моей опорой. Дженни была моим всем.

Глава 9

— Она уже тогда была больна, Блейк? — спросила я. Лучше бы не спрашивала. Наши веселые выходные обернулись эмоциональными «американскими горками». Я не к этому стремилась, я лишь хотела, чтобы он выговорился.

Блейк проигнорировал мой вопрос и сказал другое:

— Я никогда об этом раньше не говорил.

— Я рада, что ты доверился мне. Я не могу сказать, что знаю, что ты чувствуешь, Блейк. Я наблюдала, как моя мама угасала в течение четырех лет. Думаю, если бы все случилось также внезапно, было бы легче.

— Что ж, мне тоже пришлось наблюдать. Я иду спать.

— Блейк, я не имела в виду …

— Все хорошо, Дженни. Забудь.

— Я — Микки.

— Точно. Извини, Макайла. Просто я сейчас подумало ней. Прости меня, давай утром поговорим. Я устал.

— Я скоро приду.

Проклятье! Я только что взяла и все испортила, еще больше запутав. Мне не нравилось то, что происходило между нами в последнее время. Ни капельки не нравилось. Я собиралась притормозить с расспросами о Дженни, может, это было слишком для него, может быть, Блейк не был готов ко мне. Может, было бы лучше, если бы я ушла.

К тому времени, когда меня стало клонить в сон, чернила в ручке полностью закончились. Я в последний раз сильно встряхнула ее, не знаю, почему мне было так важно, дорисовать голову льва, я все равно собиралась смыть рисунок со своей руки, как только закончу. Вот тогда я и заметила перемены. По моему лицу текли слезы, но я не знала, почему плакала. Я была напугана и не знала, что делать. Впервые с тех пор, как Блейк привез меня сюда, я почувствовала одиночество. Мое художество размыло черным дождем, который стекал по моей руке, превращая счастливые деревья и яркие солнышки в черные потоки дождя. Я не понимала, что это было. Счастья больше не было. Осталось одно грязное месиво. Мои слезы смешались с прохладным моросящим дождем, который только начинался. Время на телефоне показывало одну минуту после полуночи, и тогда я решила отправиться спать. Я подставила руку под полуночный дождь, и мокрые чернила превратились в грязь. Мне это не нравилось. Это было некрасиво, и я не знала, почему. Мне не стоило отталкивать его.

В понедельник утром Блейк ушел еще до того, как мы с Пи проснулись. Я вылезла из палатки первой, и посмотрела на Пи, которая до сих пор была наполовину снаружи палатки. Прежде чем отправиться на кухню, я наклонила голову и попыталась сообразить, где находилась ее нога, а потом, как она туда попала.

У меня все было. Кофе, кружки и даже кофеварка. Не хватало лишь стола и стула, чтобы насладиться горячим напитком.

Грейс позвонила в дверь десять минут спустя, после того, как я встала. С улыбкой на лице она держала в каждой руке по стакану кофе. Грейс всегда улыбалась.

—Ой, у тебя машина Сары. Я забыла, что взяла твою, но кофе у меня есть. У меня есть все, кроме мебели.

— О, хорошо. Этот кофе отстойный, просто был по пути. Что не так с этим парнем? Хочешь, я поговорю с ним? — спросила Грейс, проходя мимо меня. Она остановилась, как вкопанная, когда увидела палатку. — Он не шутил, — заявила она.

Я рассмеялась, но мой смех получился печальным,

— Да, он купил палатку.

— Ты в порядке? — спросила Грейс, уловив мое настроение. У нее это хорошо получалось. Прямо как у моей мамы.

— Да, я в порядке. Какие планы?

— Барри привезет Сару, мы надеялись умыкнуть Пи. Приезжает цирк, а мой двоюродный брат, Джон, работает на арене, и он сказал, что мы можем привезти Пи и понаблюдать за тем, как они выгружают животных. Ты тоже можешь поехать с нами, если хочешь.

— Пи будет в восторге.

— В восторге, от чего? — спросила Пи, вылезая из палатки. Ее ножки запутались в спальном мешке, а руки распластались на полу. Как только она, хихикая, смогла подняться на ноги, мы с Грейс тоже засмеялись. Все еще смеясь, я пошла открывать дверь Саре.

Моя улыбка тотчас же исчезла, как только я отворила дверь.

— О, привет, — сказала я, отводя глаза в сторону, когда увидела Барри. Он отодвинулся и позволил Саре войти.

— Посмотри на это, Микки, — воскликнула она, вытаскивая из пакета комбинезон с нагрудником.