– Не беспокойся, - сказала Тиффани. - Я сказала ему, что нас ограбили, но попросила не вызывать полицию, пока ты не очнешься. Я решила, что если объявятся полицейские, ты знаешь, как с ними разобраться. Но, думаю, мы можем улизнуть отсюда незамеченными до их появления. Мне кажется, Джосеф ни на секунду не поверил в историю с ограблением, но он так хочет мне угодить. Плюс, я предложила ему пятьсот баксов, чтобы он держал рот на замке.

Дэймон потер чуть ниже затылка, чтобы облегчить напряжение.

– Откуда ты собираешься достать такие деньги?

Тиффани поморщилась и отвела взгляд в сторону. Она была на мели, и он знал об этом, так как она упоминала это в письмах. Теперь, после смерти Марка, весь ее доход составляла страховка от Карателей за смерть брата в результате несчастного случая.

Она прикусила нижнюю губу.

–  Ну… я подумала, ты заплатишь.

Он усмехнулся.

– Что ж, я могу попросить организацию компенсировать убытки. Внесу это в список взяток.

Она нахмурилась.

– Я старалась помочь. Если бы я не привезла тебя сюда, ты бы погиб. Хотя… изначально это я виновата, что ты чуть не умер.

Он поднял ее за подбородок двумя пальцами.

– Как ты сказала, если бы ты не привезла меня сюда, я был бы мертв, так что я благодарен тебе за спасение моей жизни. Каратели заплатят за молчание твоего друга и покроют все больничные расходы. Не о чем волноваться, –  он помолчал, –  кроме как о том, чтобы вытащить меня из этой чертовой дыры.

Тиффани стукнула себя по лбу.

– Ой, я забыла, как ты говорил, что ненавидишь больницы.

Она слезла с кровати и достала его одежду из маленького шкафа.

– Я постаралась, чтобы санитары не срезали ее, когда снимали с тебя.

– Спасибо.

Она посмотрела в пол, отказываясь встречаться с ним взглядом.

– Пожалуйста.

Она не смотрела ему в глаза. Почему? Он чувствовал, что она расстроена, но не понимал причины и не знал, как об этом спросить. Сделал ли он что-то ужасное, пока спал?

Дэймон скинул ноги с кровати и встал. С руки свисала капельница.

Уф. Нет ничего хуже, чем надоедливый медицинский персонал со своими иголками. Он не морщась выдернул иглу. Когда он поднял взгляд, Тиффани тихо стояла и смотрела на него, пока он развязывал больничный халат.

Хитрая улыбка промелькнула на его лице.

– Наслаждаешься шоу?

Ее смущенная улыбка вкупе с глубоким румянцем была бесценна. Ее голос прозвучал почти как писк:

– Извини.

Она отвернулась.

Дэймон скинул больничный халат и осмотрел повязку на плече. Рана под ней наверняка уже затянулась. С дополнительной помощью медиков, поддержавших работу легких, порез в артерии почти не ощущался.

Он натянул джинсы.

– Можешь повернуться. Я одет.

Тиффани повернулась, и ее румянец усилился от вида его оголенной груди.

– Кажется, ты сказал, что одет.

– Тиффи, ты видела меня в более непристойном виде.

Она прикусила нижнюю губу и снова уставилась в пол.

– Знаю.

Натягивая рубашку, он разглядывал красивую женщину, стоящую перед ним.

– Я выгляжу хоть капельку так, как ты меня представляла?

 Она вздернула голову и уставилась на него.

– Кто сказал, что я когда-либо тебя представляла.

Дэймон закатил глаза.

– Да ладно, Тиффи. Ты писала мне годами. Хочешь сказать, ты ни разу не задумывалась о том, как я выгляжу?

Она пожала плечами.

– Ну, пару раз было.

– И?..

Она энергично замотала головой.

– Я не знаю. Наверное, я думала, что ты ниже и с более шикарной шевелюрой. Но я ошибалась – в хорошем смысле.

Он укоротит себе ноги и отрастит волосы, если ей это понравится. Подобное он писал в ответ. Насколько он мог помнить, он всегда был скрытным. Но со временем, по мере того, как он продолжал писать Тиффани, он начал открываться ей, общаться с ней так, как он никогда ни с кем не общался. Так, как он не сможет говорить с ней лично. Сейчас, когда морфин больше не заглушал боль, и после всего, что произошло между ними… как может он оставаться тем мужчиной, который когда-то был ей небезразличен, когда ее вера больше его не поддерживает.

– А ты? – спросила она, прерывая его мысли. – Ты меня такой представлял?

Он мысленно ответил ей, что она намного великолепнее, чем он мог бы себе представить, что ее мягкие локоны и медовые глаза соперничали с божественными, а улыбка была сравнима с потоком благодати с небес. А что касается сексуальности? У любого здорового мужчины слюнки потекут от одного вида ее попки, а он сам с радостью бы держал эти округлости всю ночь, сжимая их в то время, как…

 – Ну?

– Я имел смутное представление о твоей внешности. Марк показывал мне фото, на котором тебе было лет семнадцать.

Тиффани словно сбил поезд.

– Боже мой, ты же не о той фотографии, на которой на мне майка с Ви…

– Винни Пухом и Пяточком, – закончил он за нее.

Она надула губы.

– Будь Марк здесь, я бы стукнула его хорошенько за то, что показал тебе это ужасное фото.

Он усмехнулся.

– Я никогда не считал, что ты плохо выглядишь на этом фото.

И если быть до конца откровенным с собой, в двадцать пять, когда он впервые увидел то фото, он решил, что она очень горячая несовершеннолетка. И будь ему семнадцать, он бы за ней приударил.

Конечно, его тут же накрыло всепоглощающее желание стукнуться головой о стенку. Даже тогда он ненавидел себя за то, что так думал о сестре Марка.

Тиффани оглядывала комнату, словно ей было слишком некомфортно встречаться с ним глазами.

– Итак, Каиус мертв.

Наконец, она посмотрела на него и что-то промелькнуло в ее янтарных зрачках, но он не смог распознать эмоции.

– Думаю, пора тебе отвезти меня домой и никогда больше не преследовать.

Пальцы Дэймона сжались в кулаки, и он еле сдержался, чтобы не сломать что-нибудь что попадется под руку.

Почему он пообещал оставить ее в покое?

«Потому, что она больше не будет охотиться, и потому, что она не хочет иметь с тобой ничего общего».

Для ее безопасности и счастья – вот почему.

Он коротко кивнул.

– Я тебя отвезу.

Дэймон брел вверх по лестнице, следуя за Тиффани. Хотя Каиус мертв, а Марк – отмщен, живот у него скрутило в узел в предчувствии того, что ждет его впереди. Будь он проклят, если не загнал самого себя прямиком в ад...

Он тяжело сглотнул, поднимая одну ногу и ставя ее перед другой, стараясь вести себя так, словно единственный шанс на счастье не ускользал из его рук. Сердце стучало в ушах. Черт побери, но тот, кто додумался до светлой мысли, что травмирующий момент проходит как в замедленной съемке, может съесть его кулак. Лучше бы он взбирался по этой лестнице вечность, чем сделал следующий шаг, и, боже, подъем казался быстрым.

Они все еще не распрощались лишь потому, что он настоял проводить ее до двери.

Они добрались до последнего пролета. Она подошла к квартире под счастливым номером семь. Нет, в этом числе и близко не было ничего счастливого. Это последнее, что врежется ему в память, когда она закроет, а скорее всего, захлопнет дверь перед его носом. Кажется, она очень хочет покончить со всем поскорее.

Достав ключи из сумочки, Тиффани потянулась к ручке двери, но обернулась к нему.

– Ну, вот и все, – сказала она. – Теперь ты доволен?

Он закусил нижнюю губу. Черт. Нет. Он не будет доволен до тех пор, пока она не станет его, пока он не будет знать, что, просыпаясь каждое утро, он будет видеть ее умиротворенное и обворожительное лицо рядом, каким оно было во время их совместной ночи.

Ночи, когда она отдала ему свою невинность.

Он хотел сказать ей, что нет, он не доволен. Он хотел сказать, что хочет, чтобы она была рядом. Острая боль пронзила сердце, но Дэймон кивнул в знак согласия.

Но это было далеко не так.

Как мог он это допустить? Как мог влюбиться так безнадежно? Мысль остаться с ней разлилась по всему телу волной восторга и эйфории. Но глядя в ее прекрасное лицо, он осознал, что больше его не увидит. И это ранило так, как ничто и никогда прежде.