Хьёлас почти физически почувствовал, как задрожала сигналка на его руке, но, к счастью, не сработала – он сумел вовремя замедлить поток. Но одновременно – в мысленных образах – она громко хлопнула, привлекая внимание Кидо…
Медленно-медленно он сделал шаг в сторону – кто-то из мастеров направлял его жестами. Ещё один шаг, и ещё… а потом кто-то сплёл перед ним щит, а это значит – всё, порядок, кризис миновал…
Хьёлас не понимал, что происходит. То ли в ушах, то ли прямо в голове, стоял шум – голоса, крики, взрывы, странное шипение… и тишина. Он начал медленно дышать в такт, стараясь успокоиться, стараясь найти истинную реальность…
Где-то у дальней стены раздалось шипение сигналки и громкий хлопок – у кого-то из студентов сдали нервы. Кидо резко обернулся, Хьёлас, встретив его безумный взгляд, понял, что все воображаемые альтернативы вмиг исчезли. Остался только один путь – прямой, как неприкасаемое линейное плетение. Медлить нельзя, надо убираться… но Хьёлас не успел сделать ни шагу.
Его настиг удар – настолько сильный, что почти безболезненный. Щит перед ним лопнул как мыльный пузырь, мир закружился, звуки исчезли… Всё снова спуталось, и некоторое время Хьёлас не понимал, что происходит – но теперь лёгкий эфир не имел к этому отношения. В какой-то момент Хьёлас снова начал ощущать себя и понял, что не может контролировать движения собственной головы – шея безвольно согнулась под невероятным углом, и он смутно увидел развороченную грудную клетку и вспоротый живот, из которого текла кровь – много крови, откуда столько в одном человеке? – и торчали окровавленные органы. Он попытался вздохнуть, но не смог, попытался пошевелиться…
Силы стремительно его покидали. Хьёлас понял кое-что о механизме, по которому магия превращается в жизненную силу, но с грустью подумал, что этим знанием ему воспользоваться не суждено, потому что его физическое тело более непригодно для жизни, и магии хватит всего на несколько секунд… и действительно, вот уже трещит ядро. Сейчас оно лопнет – и это будет короткая агония перед тем, как структура тел и сознания развалится…
Но всё вдруг как будто замерло. Хьёлас почувствовал острый, на грани правдоподобного, холод, сковавший все его внутренности, магию, и даже частично мысли. Мир снова крутанулся, и вот перед его глазами уже не собственные потроха, а разгромленная трапезная, белый потолок и какие-то странные тени на периферии зрения.
- Держись, парень, не вырубайся, - сказал кто-то ему прямо в ухо. - Постарайся, ладно?
Хьёлас не мог ответить – не мог даже сделать вдох. Его сердце, кажется, не билось, но – удивительное дело! – он оставался в сознании, подступившая было обморочная тьма отступила.
- Ни в коем случае не погружайся в лёгкий эфир, - сказал тот же голос, который Хьёлас никак не мог опознать. – Если погрузишься – больше не вернёшься. Слышишь меня? Оставайся здесь.
Хьёлас не понимал, что происходит. Он попытался пошевелиться, но не был уверен, что ему удалось. Голова его всё ещё безвольно свисала, словно отделённая от тела, но начали появляться странные ощущения. Острые, неумолимые… В шее, груди, плечах, животе, разгоралась боль. Но он не мог даже вскрикнуть, по-прежнему не мог даже вздохнуть… Ледяной волной на него накатывал страх.
- Надо терпеть, - продолжал говорить голос. – Плетение, которое я к тебе применил, сохранит тебе жизнь, пока целители не приведут твоё тело в порядок. Это что-то вроде частичного стазиса. Но ты можешь его легко сбить одним только намерением… Давай, соберись, мне нужна вся твоя воля.
Ощущения возвращались к Хьёласу постепенно. Он понял, что лежит не просто в нелепой позе, а кто-то удерживает его поперёк груди и шеи, сдавливая изо всех сил, будто не давая телу распасться на части. Может, из-за этого давления не получается дышать?
«Отпустите!» - хотел закричать он, но, конечно, не смог. А потом до него дошёл смысл слов, которые он услышал чуть ранее: его намерение может разрушить плетение, которое спасает ему жизнь! И он приложил все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы сосредоточиться на одном: «Я хочу жить! Я останусь здесь! Держите меня, держите!»
Вместе с осознанием обострились и чувства, боль усилилась. И едва она перетянула на себя внимание, мысли снова начали путаться. Хьёласу стало невыразимо жаль себя, и предательское желание, чтобы это поскорее прекратилось, снова поселилось на краю его сознания.
- Молоток, Апинго, так держать, - этот новый голос показался Хьёласу знакомым, но он не сразу узнал говорившего. Даже когда в поле его зрения показалось лицо, из-за бледности и пятен крови он не сразу узнал своего куратора. В тот момент мастер Гато выглядел лет на двадцать старше, и видеть его таким было грустно и неприятно. – Давай, пацан, если выкарабкаешься, отпущу тебя завтра домой. Озак, что сделать?
- Перехвати внизу, слева под рёбрами. Сможешь? А то у меня силы не хватит…
- Апинго, не сопротивляйся, - сказал мастер Гато, одновременно с силой надавливая ему на бедро и на левый бок. – В тебе ведь жизнелюбия на пятерых хватит, я же тебя знаю…
- Он не сопротивляется, - сказал голос над ухом. – Держится, молодец, настоящий боец… где там целители?
Странно было услышать такую характеристику от мастера Озака Хенка, который прежде называл Хьёласа лишь «тугодумом», «бездарем» и «слабаком». И эти слова немного взбодрили его, заставили заинтересоваться происходящим вокруг, но лишь на несколько мгновений. Потом невероятная жгучая боль снова завладела сознанием. Хьёласу казалось, что внутрь него поместили несколько добела раскаленных камней, и эта ассоциация оказалась настолько яркой, что Хьёлас, хоть и не мог дышать, буквально кожей почувствовал витающий в воздухе аромат горелого мяса. Он бы что угодно сейчас отдал за возможность закричать, выплеснуть из себя этот ад хотя бы частично, но его желанию исполниться было не суждено. Ощущения обострялись с каждым мгновением, и предела им не было.
- Стажёрам я сказал не подходить. Если ты пацана не удержишь – никто не удержит, - сказал Криир Гато, снова наклоняясь над Хьёласом так, что он смог его увидеть. - А мастера скоро будут. Сейчас…
Хьёлас чувствовал, что сходит с ума. Напряжение в его голове было слишком сильным: смесь боли и страха, и отчаяние из-за того, что нельзя дать им выход хотя бы в крике. Он не мог дышать, и теперь уже точно знал, что сердце его не бьётся, и это почему-то было намного страшнее, чем видеть собственные органы, вывалившиеся из живота. Он хотел сказать мастерам, что больше не может терпеть, что не надо его держать. Хотел попросить снять боль. Или пусть ему позволят уйти в лёгкий эфир, там ему уж точно станет легче. А когда целители приведут его тело в порядок – он вернётся…
Но он не мог говорить, и лишь беззвучно шевелил губами. Трудно сказать, догадывался ли Криир Гато о том, что пытался сообщить Хьёлас, но мастера лишь продолжали твердить, что надо терпеть, ещё немного, надо держаться…
Хьёласу казалось, что что-то внутри него испортилось безвозвратно. Как мягкое стекло, которое можно сгибать во все стороны, но если перегнуть слишком сильно, оно перестанет держать форму. И пусть видимых повреждений на поверхности не видно, это уже не тот материал, что раньше.
- Мастер Хенк, сколько ещё вы сможете держать?
- Сколько надо. Но не затягивайте, ладно?
- Сделаем всё возможное. Тару, ты займись шеей. Фенг, на тебе вот этот участок. В первую очередь восстановите сосуды – потом всё остальное. Идриш, Касидос, вы поможете мне с сердцем, потом с лёгкими. Как мальчика зовут?
- Хьёлас, - ответил мастер Гато. – Хьёлас Апинго.
- Знакомое имя, - отозвался целитель и наклонился, вглядываясь в лицо своего пациента. – Это не тот, что в прошлом году с двойниками баловался?
- Тот самый, - сказал куратор.
- С двойниками? – переспросил мастер Хенк. – Апинго, да ты полон сюрпризов! Ты должен мне как-нибудь об этом рассказать…
«Чего только не скажут человеку на пороге смерти, - с грустью подумал Хьёлас, а потом он вдруг понял, что это значит, и его захлестнул страх на грани паники. – Я не хочу умирать. Это не может быть конец!»