Близилось окончание семестра, и напряжение в школе возрастало. Практических занятий стало больше. Как обычно, Хьёлас быстро закрыл все теоретические дисциплины, а вот с практикой пришлось повозиться. Особенно тяжело ему давалось целительство – оно и само по себе было нелёгким, а в сочетании с запредельной требовательностью мастера Никерша и с тем фактом, что Хьёлас пропустил больше трёх декад занятий, он сильно рисковал завалить этот предмет.
Тем не менее, он воспользовался тем фактом, что отрабатывать плетения в общежитии запрещено, а практический класс открыт только по вечерам, и всё-таки выпросил у мастера Гато разрешение покинуть школу на время перерыва между уроками. В банке его ждали зашифрованные записи отца, а в рюкзаке – стопка карт из домашнего сейфа с обычными понятными пометками. Хьёлас надеялся найти соответствия и получить подсказку о способе шифровки. Даже если он не будет сам заниматься этим делом, а просто передаст документы в некую «Миссию Иропп», они наверняка спросят его о значении этих символов…
Расчёт оправдался, но лишь частично. Хьёлас действительно легко нашёл несколько соответствий, хотя пометки и различались. Те, что хранились в домашнем сейфе, содержали подробные комментарии о том, что отец там делал, что находил, какие есть особые приметы… особенно это было важно для развалин поодаль от берега – там всё было настолько однообразно-разрушенным, что без ярких ориентиров было не обойтись. «Пустырь», «Высокая башня», «Треугольный перекрёсток», «Колючий дом»… всё это было на картах из дома, но в соответствующих местах на картах из хранилища были лишь наборы значков, число которых было намного меньше, чем число букв.
Впрочем, потратив некоторое время на сравнение, Хьёлас заметил, что первый значок в надписи, соответствующей слову «пустырь» был таким же, как вторая из двух букв, обозначающих «треугольный перекрёсток». Может, отец изучил ту местность настолько хорошо, что использовал аббревиатуры? Да, похоже на правду… Получив зацепку, Хьёлас приступил к работе. Дальнейший успех был лишь вопросом терпения и внимательности.
Свои черновики Хьёлас оставил в том же хранилище – он не хотел рисковать даже случайно привлечь внимание к тому, чем он занят. Реакция мастера Оммадса была слишком красноречивой. Грешным делом Хьёлас даже подумал вовсе избавиться ото всех документов в папках «Чим» и «Арганиф», но решил не торопиться с этим.
Всего через пару дней у Хьёласа была расшифровка всего алфавита, и он, с некоторым содроганием, приступил к изучению материалов и отцовских дневников. Уже с первых страниц он понял, почему мастер Оммадс отреагировал на формулы так остро.
Из того, что было известно Хьёласу, выходило, что Абсалон Апинго начал свою карьеру вполне предсказуемым и довольно-таки заурядным путём. Ещё в старшей школе он начал стажироваться в Институте Лёгких Практик. Там же он прошёл продвинутый курс, и через три года получил звание мастера. Примерно в тот же период он познакомился с Доновой, и, если не считать инцидента со свадьбой без официального разрешения Корпана Оммадса, всё в его жизни происходило последовательно и благополучно. Он работал в ИЛП, продолжал исследования в Мёртвом Городе, свободное время проводил с семьёй. Сначала родилась Тоэша, потом Хьёлас.
Жизнь Нэвиктуса Хоггарта складывалась похожим образом, за исключением того, что на продвинутый курс он остался в Небесных Пирамидах, и стал ассистентом, потом мастером, и далее всю жизнь посвятил преподаванию, хотя и сменил несколько школ. У него с разницей в несколько лет родилось двое сыновей – Золтан и Чим. И всё было замечательно, пока в возрасте двух с лишним лет Чим не начал странно себя вести.
Разобраться в происходящем, по большому счёту, не удалось и по сей день. А тогда, четырнадцать лет назад, толпы специалистов в самых разных сферах так и не пришли к общему мнению о том, как в теле ребёнка могут существовать четыре совершенно разные личности, из которых активно проявляли себя в то время только две – сам Чим и Аса. Нэвиктус Хоггарт не знал к кому обратиться, и просил помощи у всех подряд – в том числе у своего лучшего друга Абсалона Апинго. Тот подошёл к делу очень серьёзно, и даже достиг определённых результатов, которыми, впрочем, ни с кем так и не успел поделиться.
Пытаясь разобраться в феномене Чима Хоггарта, Абсалон углубился в изучение довольно-таки сомнительных направлений лёгкой и тяжёлой магии. Его поймали в особой секции закрытого муниципального архива, куда он проник не совсем законно. Но это были не гардианы и даже не дозорные комитета по этике. Это был агент Миссии Иропп – тогда Абсалон впервые пересёкся с ними. Хьёлас невесело ухмыльнулся, дойдя до этих строк - ведь в письме отец рассказывал совсем другую историю!
Хьёлас не был уверен, правильно ли будет сказать что Абсалона «завербовали». Судя по записям в дневнике, это были скорее деловые отношения, основанные на наличии как взаимного компромата, так и общих интересов – Миссия проводила расследование в ИЛП, связанное с какими-то незаконными экспериментами, а они, в свою очередь, имели что-то общее со случаем Чима. Некоторое время Абсалон и агент Миссии просто морочили друг другу голову: Хьёлас невольно посмеялся над тем, как отец описывал в дневнике обмен документами, когда они не могли договориться то о цене, то о времени и месте встречи – агент Миссии опасался подставы и всё ещё надеялся на сохранении инкогнито хотя бы на публике. Но потом, когда первый барьер недоверия был преодолён, Миссия захотела использовать Абсалона в своих целях. Он уже работал в Институте довольно долго, оброс знакомыми, друзьями и даже должниками, а им нужен был ещё один агент. Миссия помогла Абсалону получить повышение и стать инспектором службы безопасности – так он получил доступ к личным делам сотрудников, документам по многим засекреченным проектам и даже в некоторые лаборатории, в которые не пускали посторонних. Вот тогда и начался новый этап его жизни.
В течение следующих часов Хьёлас понял, почему отец в письме просил его не лезть в это дело. И даже проникся пониманием к ярости мастера Оммадса, когда тот увидел схему. Потому что здесь, в папке «Арганиф», в черновиках отчётов, предназначенных Миссии Иропп, почти все формулы и схемы сопровождались комментариями и пояснениями. Должно быть, не все в Миссии хорошо разбирались в вэнантике…
«Господин Апинго, простите за беспокойство, но ваше время вышло. Через пятнадцать минут здесь будет другой клиент».
Хьёлас вздрогнул, когда рядом с ним появился нунций. Он настолько погрузился в изучение записей, что совсем забыл о времени. А ведь ему ещё надо успеть на обед, и взять в комнате конспекты на вторую половину дня!
С некоторым содроганием он складывал документы обратно в папку, потом в коробку и в сейф. Неужели эти записи хранились тут столько времени? Странно и страшно было осознавать, насколько мрачные и опасные знания находятся в его распоряжении. Лишь бы об этом никто не узнал! Забрать их отсюда? И что сделать? Отдать мастеру Нэвиктусу? Или миссии Иропп? Или уничтожить?
Последнее отпадало – уж что-что, а просто сделать вид, что ничего не знает, Хьёлас не мог. На протяжении долгих лет отдел в ИЛП проводил незаконные опыты над людьми – и, возможно, продолжает и по сей день. Нужно помешать им, остановить, запретить! Но как? Явно не только своими силами. Можно через гардианов – анонимно отправить документы. Вот только им понадобится расшифровка символов, а с черновика Хьёласа они легко считают следы аниматуры и найдут его, начнут задавать вопросы. Попросить о помощи мастера Нэвиктуса? Нет, исключено, нельзя втягивать в это сомнительное дело наставника. Вряд ли он не справится с сопутствующими осложнениями, но нужно ли ему это? Даже в комплекте с возможной подсказкой по делу Чима…
Хьёлас решил не торопиться с принятием решения. Сначала он до конца изучит всё сам. И всё же тревожно было оставлять эту стопку компромата без присмотра. Пусть даже он лежал тут много лет…
Наверное, самым правильным будет всё же связаться с Миссией Иропп. Они наверняка будут знать, что делать с этой информацией, раз уж они заказали отцу это расследование. Но Хьёлас ещё не до конца понимал, кто они такие. Похоже, что это что-то вроде независимого культа или ордена, но зачем им копаться в этом? Хьёласу не хотелось верить, что они могли интересоваться незаконными исследованиями в своих корыстных целях, ведь отец работал на них.
