– Вот что, миледи. Вы никому не должны рассказывать то, что сейчас рассказали мне. Даже леди Уостер. Помните, чем меньше людей знают о том, что вы не духовное лицо и не имеете сана, тем лучше для вас. Пусть пока все думают, что вы, действительно, являетесь аббатисой, и прошу вас, никого в этом не разуверять. Вы останетесь в Ноттингеме или…?

– Я хотела бы увидеть свой замок, ваша высокопреосвященство, – ответила аббатиса.

– Ну, вот и хорошо! – воскликнул старик. – Поезжайте в Девоншир и ждите от меня известий, а мне нужно срочно написать послание в Лондон, одному знакомому лорду.

Священник подтянул к себе чистый свиток и гусиные перья.

– Я больше не смею задерживать вас, аббатиса Клод, – улыбнулся он Габриэлле и склонил голову в знак прощания.

Она присела в глубоком реверансе и вышла из кельи. Брат Уилком, карауливший двери кельи мэтра Доне, проводил женщину на монастырскую кухню, где уже разместились её воины.

При появлении аббатисы Кевин встал из-за гостеприимного стола. Его примеру последовали все остальные Бьюкенены. Аббатиса Клод, не говоря ни слова, прошла к столу и присела возле Эдварда. Она оглядела смущенных шотландцев. Кто-то на ходу пытался проглотить не дожёванную пищу, кто-то допивал из деревянного кубка. Аббатиса попыталась улыбнуться.

– Прошу вас, садитесь, и спокойно заканчивайте свою трапезу. Впереди у нас еще целых два дня пути, – проговорила женщина.

– И куда же мы направляемся? – Кевин сидел напротив аббатисы и не сводил с неё глаз. – Разве вы не прибыли туда, куда хотели и не навестили того, с кем желали встретиться?

– Вы совершенно правы, сэр Кевин, – женщина от досады прикусила губу. Она не хотела сейчас перед этим шотландцем раскрывать все свои беды, так нежданно обрушившиеся на её голову. Тем более, что они были не одни, и все присутствующие за столом уже стали прислушиваться к их разговору. – Но обстоятельства немного изменились, и мне просто необходимо повидаться ещё кое с кем…– Аббатиса с трудом подыскивала нужные слова, но, заметив удивленное и озабоченное лицо Кевина, сразу же выпрямила спину, гордо вскинула голову и громко проговорила. – Мне надлежит следовать в Девоншир, в свой родовой замок. Сколько я пробуду там, известно лишь Господу Богу, поэтому я намеренна отказаться далее от вашей помощи, и буду следовать по землям Англии одна.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Перестал монотонно двигать челюстями даже огромный Билли, которого аббатисе никогда не приходилось видеть без какого-нибудь сухаря во рту. Поговаривали, что он даже во сне умудрялся жевать. Монахи, прислуживающие за столом, почуяв неладное, тоже смиренно отошли к стене. Воины многозначительно переглядывались между собой. Эдвард смотрел, как лицо брата медленно краснеет от гнева и ярости, и интуитивно попытался прикрыть собой аббатису. Та, в свою очередь, совершенно не понимала, почему её слова вызвали такую волну гнева, и попыталась более убедительно объяснить воинам, что она хотела сказать. Но Кевин не дал ей больше произнести ни слова. Одним прыжком он перемахнул через широкий дубовый стол, схватил аббатису за руку и стремительно вывел её из кухни.

Как только за ними закрылась дверь, шотландцы издали воинственный клич и на своем диалекте стали что-то доказывать друг другу, пытаясь друг друга перекричать. Кевин, сжимая руку женщины, просто силой вывалок её на монастырский двор на удивление нескольким монахам, которые разгружали там повозку дров. Он довольно резко развернул женщину, от боли она вскрикнула, и поставил её перед собой. Стараясь быть вежливым и не дерзким, сдерживая свою ярость, которая просто его переполняла, Кевин тихо проговорил:

– Я попросил бы вас, миледи, подождать здесь, пока я со своими людьми не решу, куда вы поедите дальше.

Он отпустил руку аббатисы и быстро зашагал в сторону покинутой кухни. Женщина отошла к монастырской стене и присела на каменную скамью, потирая ноющую руку.

– Неотесанный болван, – шептали её губы. – Теперь будет огромный синяк.

Слезы жгучей обиды и невыносимого унижения душили женщину, но гордость и отчаяние не позволили им вылиться наружу. Аббатиса Клод сделала глубокий вздох и сжала свои бледные, почти прозрачные руки в кулаки так, что посинели пальцы. Глаза моментально высохли от слез, а покрасневший нос вздернулся кверху.

– Я никому не позволю так со мной обращаться! – яростно прошептала женщина, устремив свой взгляд в одну точку. – Слишком долго я готовилась стать монахиней, смиренно переносив все невзгоды и лишения. Но теперь хватит! Никто не посмеет отнять у меня то, что по праву принадлежит мне, и никто не посмеет больше так обращаться со мной! Я леди Грегари, а не простая монашка из Пертского аббатства!

Женщина величественно поднялась со скамьи и с гордо поднятой головой отправилась в конюшни монастыря. Там она нашла свою белую лошадь и вывела её во двор. В этот момент дверь кухни с грохотом отворилась, чуть не слетев с петель, и навстречу леди Грегари вышли воины, шумно переговариваясь между собой. Увидев аббатису, все, как по команде, разом смолкли. Кевин Бьюкенен вышел вперед. Заприметив позади аббатисы оседланную лошадь, он поморщил лоб и громко проговорил.

– Я вижу, вы куда-то уже собрались, миледи?

– С вами или без вас, сэр Кевин, но я намереваюсь продолжить свой путь, и никто меня не остановит, – раздраженно ответила аббатиса Клод. Весь её гордый и воинствующий вид говорил о том, что она поступит именно так, как сказала. Кевин Бьюкенен внимательно оглядел аббатису. Что-то изменилось в ней за какие-то полчаса, но что? Не было времени сейчас разгадывать загадки, и Кевин уступил.

– Три человека будут следовать за вами, миледи, куда бы вы ни направились. Остальные вернутся в Шотландию. Вы можете передать с ними послание в аббатство, если, конечно, пожелаете, – Кевин поклонился и отправился вместе с воинами седлать своих лошадей.

Аббатиса Клод решила воспользоваться советом упрямого шотландца и, попросив у брата Уилкома перо и пергамент, прямо на кухонном столе написала матушке Моти о своей необходимой задержке в Англии. Уже через час отряд Бьюкененов покидал Ноттингемское аббатство.

На опушке той ореховой рощи, где аббатисе повстречалась карета лекаря Мариньи, шотландцы разделились на два небольших отряда. Первый отряд с посланием аббатисы возвращался домой, в Шотландию, а второй во главе с Кевином Бьюкененом выехал на старую лондонскую дорогу, которая вела прямо через Девонширский лес. С Кевином следовали его брат Эдвард и могучий Билли. Аббатиса Клод осмотрела своё сопровождение, тяжело вздохнула и, обращаясь к Кевину, обреченно произнесла:

– Я думала, что вы, как глава клана Бьюкененов, обязательно должны вернуться назад.

– Не дождетесь, – последовал короткий ответ.

Через два дня на небольшом холме, поросшем низким кустарником и молодыми деревцами, показались стены и высокие башни старинного замка. Сердце аббатисы Клод бешено забилось в груди, а на глаза предательски выступили слезы радости. После стольких лет затворнической жизни она увидела свой родной дом.

Зоркие глаза хозяйки замечали глубокие трещины на стеновых укреплениях, сорванную черепицу на правой малой башне, прогнившие насквозь доски на главных воротах, а ещё разбитые витражи на узких башенных окнах. Время неумолимо оставило свой след на когда-то величественном и прекрасном замке Грегари. Подъезжая ближе к глубокому, но пустому рву, аббатиса и её сопровождение повстречали крестьян. Все они громко разговаривали между собой, жестикулируя руками, задевая друг друга. Спор уже готов был перейти в тихую драку, когда аббатиса Клод, узнав несколько бедняков из соседней деревни, окликнула их в толпе. Крики и ругань постепенно смолкли, крестьяне успокоились. Поклонившись до земли незнакомой женщине в монашеских одеяниях, они с нескрываемым любопытством уставились на неё и трех всадников, которые также остановились позади своей спутницы.