— Только на огурцы действует? — спросил я.

— Разумеется, нет, — сказал Стилет. — Человек на семьдесят процентов состоит из воды, и Суховей может убрать ее столь же эффективно.

— Внушает, — согласился я. — И теперь ожидаемый вопрос. Радиус действия?

Суховей снова пожал плечами. Не слишком он разговорчивый.

— Достаточный, — заверил меня Стилет. — Прямо сейчас Суховей может уничтожить всех, кто находится в этом доме и вообще в пределах участка. Может, еще и соседей зацепит.

— Нет, — сказал вдруг Суховей. — Немного напрячься придется. Но вы правы, могу.

— А в мирных целях свои способности не пытались использовать? — поинтересовался я. — Болота там осушать, все такое?

— Я не маньяк и не террорист, — сказал Суховей.

— Да я ни на что и не намекаю, — сказал я. — Просто спросил.

— Меня зовут Виктор Ли, — сказал Суховей. — Я — кореец.

— Эм…

— У Виктора школа боевых искусств, — сказал Стилет. — Черный пояс и девятый дан в тхэквондо.

— Ага, — сказал я. — И это многое объясняет.

Стилет поморщился. Видимо, я его все-таки достал.

— Ты, наверное, думаешь, что у нас тут мафия, — сказал он. — А на самом деле это не так. Большая часть нашего бизнеса находится в законном поле.

— Да, я заметил. В вашем законном поле такие законные волки, что даже айтишники с обрезами ходят.

— Сейчас непростые времена, — сказал Стилет.

— Когда они вообще были, эти простые времена? — вопросил я. — Открой любой учебник истории, там всегда какая-нибудь фигня происходит. Так звали-то чего?

— Наблюдай, — сказал Стилет и кивнул Суховею. Тот, словно только и ждал этого сигнала, принялся уничтожать огурцы в промышленных масштабах. На блюде лежало килограмма три, и он иссушил из за какую-то минуту. Причем, пальцем он их больше не трогал.

— А в Африке негры голодают, — сказал я, наблюдая за этим процессом уничтожения съестных припасов.

— Это проблемы негров, — сказал Стилет. — И меня они особенно не заботят. Ты внимательно смотрел?

— Как на грудь стриптизерши, практически, — сказал я. — И я, кажется, даже понимаю, на кой черт вы все это затеяли. А почему не стали пробовать как прошлый раз, напрямую?

— Потому что это тебя убьет, — сказал Стилет. — С гарантией, никакой целитель не откачает.

— То есть, останавливаться в процессе товарищ не может?

— Не могу, — согласился Суховей. — Могу только направлять луч. Результат мгновенен.

— Не видел никакого луча, — сказал я. — И все же, а куда девается вода?

— Он точно джокер? — спросил Суховей.

— Да, — развел руками Стилет. — Но вот он такой.

— Понятно, — сказал Суховей. — Я вам здесь еще нужен?

— Думаю, что нет. Это либо сработало, либо не могло сработать в принципе.

— Тогда желаю удачи, — Суховей затушил сигару в пепельнице и вышел.

Стилет взял блюдо, смахнул огуречный прах в ведро для бумаг и повертел блюдо в руках.

— Ты ничего не почувствовал? — спросил он.

— На втором килограмме я почувствовал скуку, — сказал я. — Больше ничего.

— Это либо сработает, либо нет, — задумчиво повторил он.

— А что, если нет? — спросил я. — Что ты, что Безопасник, вы оба пичкаете меня чужими скиллами, при этом толком не объясняя, зачем вам это нужно. А что, если вы оба ошибаетесь, и я вовсе не джокер, и этот случай с телекинезом был простым совпадением?

— Ты регенерируешь, — сказал он. — Когда мы встретились в «Макдональдсе», у тебя был синяк. Сейчас его нет.

— Так себе доказательство.

— Это пассивный скилл, поэтому он работает, — сказал Стилет. — А активные скиллы ты сам глушишь. Сознательно или нет, я пока не знаю.

— Зачем бы мне это делать? Сознательно или нет?

— Я думаю, это от того, что ты не готов принять себя таким, какой ты есть. Нового себя.

— Меня и старый я вполне устраивал.

— Вот об этом я и говорю, — сказал он. — Ты слегка асоциален и эмоционально заторможен.

— Психолог из управления тоже на тебя работает?

— Я это и без психолога вижу, — сказал он. — Причина, наверняка, скрывается в твоем прошлом, но мне пока нет до этого дела.

— Пока?

— Пока, — сказал он. — У нас еще есть немного времени до того, как все окончательно рухнет.

— Может, ничего и не рухнет, — сказал я.

— Да оно уже начинает разваливаться, — сказал Стилет. — Миропорядок трясет. Думаю, тому миру, который мы знали, осталось всего несколько лет. Возьми Суховея. От его скилла не спасет ни бронежилет, ни танк. Он может просто идти по улице, а все вокруг будут умирать.

Интересно, а что будет, если натравить Суховея на Безопасника? Устоит ли его защита?

— Но он действительно не маньяк и не террорист, — сказал Стилет. — Он на меня даже не работает, если что. Просто иногда мы оказываем друг другу небольшие услуги. Вот как сегодня. Я попросил и он приехал. Но ведь где-то может быть некст с его способностями, и при этом маньяк и террорист. Или просто человек, которых хочет власти. Что обычные люди смогут ему противопоставить?

— Управление? — попробовал угадать я.

— Которое только что продемонстрировало свою полную несостоятельность? — уточнил он. — Думаю, что управлению конец. Его расформируют и создадут на его базе что-то другое. Потому что, как мы видим, эта схема не выдержала первого же столкновения с новой реальностью.

— Ужас-ужас, мы все умрем, — сказал я. — Эту мысль ты до меня уже донес, спасибо. Но что конкретно тебе от меня надо?

— Я хочу примерно таких же отношений, как с Виктором, — сказал он. — Чтобы когда-нибудь я мог попросить тебя об услуге.

— И при этом вы ни разу не мафия, — сказал я. — А речи, как у дона Корлеоне.

— Классика никогда не устаревает, — сказал он. — Даже если это классика отношений.

— А делать-то мне чего?

— Да что хочешь, — сказал он. — Но самым разумным, я думаю, будет отсидеться здесь, а потом, когда все утихнет, вернуться в управление, или что там от него останется. Расскажешь, что психанул, свалил из города, кантовался на вписках у знакомых, потом одумался и все такое. Ты — стажер, притом весьма ценный кадр, тебе можно.

— А потом ты придешь просить об услуге?

— Может, и не приду, — сказал Стилет. — Пойми, я разумный человек. Может быть, жестокий и циничный, но разумный. Вряд ли я буду просить тебя о чем-то немыслимом, разрушить Кремль, убить президента, поддержать переворот, который я, к слову, не собираюсь устраивать. Просто я не знаю, чего ждать от будущего, и пытаюсь заручиться как можно большим числом союзников.

Кстати о союзниках и о будущем, которого никто не знает, но все страшатся.

Вот вы, люди, притащившие меня сюда, наблюдающие за мной через фальшивое зеркало, записывающие каждый мой жест, каждое мое слова на камеры, целящиеся в меня из автоматического пулемета, скажите, а у вас есть план?

Ну, вот на тот момент, когда я завершу свой, вне всякого сомнения, захватывающий рассказ и вам придется решать, что со мной делать дальше? Или планирование не ваш конек?

Кстати, спрятанные в вентиляции баллоны я тоже вижу. Что у вас там, что-нибудь нервнопаралитическое? Правильно концентрацию подобрали, с запасом? Уверены, что хватит? Уверены, что успеете?

Я бы на это не поставил. У меня ж регенерация, как вы знаете, бешеная. Я как Росомаха, только без лезвий и адамантия в скелете. Хотя… Насколько вы уверены насчет лезвий?

Вот взрывчатка под полом — это сильно. Это может сработать, вполне может. Стопроцентную гарантию, конечно, не дам, но какие в наше время гарантии?

Но в целом, ребята, мне вас даже жалко.

Потому что по приготовлениям вашим, и по тому, как вы не идете на прямой контакт, видно же, что вы боитесь меня куда больше, чем я вас. И это вовсе не потому, что я асоциален, эмоционально заторможен, вообще тот еще отморозок и уже мало чего на этом свете боюсь. Вы меня схватили, когда я был особенно уязвим, и тогда у вас была возможность меня убить, по крайней мере, вы могли хотя бы попытаться, но не сделали этого, и притащили меня в свой бункер, где-то глубоко под землей, и я даже не знаю, в какой части света нахожусь. Я еще какое-то время был уязвим, но вы опять же ничего не сделали, а теперь я восстановился и вошел в форму, и вы понятия не имеете, чего вам ждать.