- Вы же из-за таких как я сейчас лежите в больнице!

- Вот вылечишься и больше никогда с тобой ссориться не будем. Хорошо? - согласно киваю головой: - А сердце меня давно беспокоит. Может ты и прав - работа в школе требует железного здоровья, да где его взять.

Мои глаза закрываются, кровать плавно «взлетает» к потолку. Мысленно обещаю Фаине Васильевне: «В доску расшибусь, но немецкий выучу обязательно!».

Мамин голос:

- Саша открой глаза, ты же не спишь.

- Не сплю – соглашаюсь я.

Веки как «гири», нет сил поднять. Фаина Васильевна машет газетой. Воздух приятно обдувает лицо. Понимаю, она устала, но сказать: «хватит» не могу – мне очень хорошо. Учительница все машет и машет…

В палате горит свет – наступил вечер. Рядом с мамой сидит папка. За ним стоит брат Колька – он старше меня на два года. Голова его опущенная, взгляд покорный как в церкви. В глубине палаты младшие братья, Вовка с Сергеем - боятся подойти. Отец приподнимает мое одеяло, затем пеленку - громко говорит:

- Да! Разделали тебя «хорошо» - от него пахнуло перегаром.

Мама шепчет:

- Тише ты! В больнице находишься. Придешь домой, ори сколько хочешь.

- Без тебя знаю. Ты мне не указ! «Прокурор» выискался.

Мне приятна их перебранка. Все как обычно - домашняя обстановка. Палата «плавает» вместе с моей семьей. Сквозь шум в ушах слышу голос отца - он стал гораздо тише.

- Обойдется сынок. В сорок втором, под Ржевом, меня ранили одновременно в обе ноги. Похуже было - грязь, палатка, одни фельдшера а здесь больница. Врачи обязательно вылечат.

«Отец обычно молчит, но когда, как мама говорит: «нажрется» - становится разговорчивым. Рассказывал, что на войне из винтовки сбил немецкий самолет, но ему командование не поверило – не было свидетелей. Да и я не верю, слишком неправдоподобно. Ранения действительно были – на его обеих бедрах глубокие шрамы. Может и правда самолет сбил? Иногда пьяным на улице декламировал стихи, примерно такого содержания:

Мы ребята «октябрята»

Мы коммуны «кирпичи»

Взвейся Ленинское знамя

Барабан - стучи! Стучи!

Просил его:

- Пап! Не надо! Люди кругом! А его,  еще больше раззадоривало»

Мы снова вместе. Родители спорить перестали, тихо о чем-то шепчутся. Хорошо!

Девятилетний Сережка крепко держит маму за руку и заглядывая ей в глаза, гнусавит:

- Мам, ну когда ты домой придешь? Я соскучился!

Мама прижимает его к себе.

- Потерпи сыночек. Вот Саше будет получше, я и приду.

Братишка из подлобья ревниво смотрит на меня.

Вспомнился случай:

«Мама спросила его:

- Сереженька, чья мама самая красивая?

Он не задумываясь «выпалил»:

- У моего одноклассника, Литюшкина Сергея. Она красиво одевается и губы красит.

Мама пораженная ответом, обиженно оттолкнула его.

- Вот и иди жить к Литюшкиным.

Сережа не понял, почему она обиделась. Когда же дошел до него смысл сказанного, то заплакал и уткнувшись в подол, долго сквозь слезы, повторял:

- Ты у меня самая красивая. Самая при-самая! Я жить без тебя не могу!»

Мне жалко Сережку, но сегодня - Я, ЖИТЬ БЕЗ МАМЫ НЕ МОГУ!...

В коридоре звуки шлепанцев. В палату, в белой как у всех накидке, врывается взъерошенный Сашка Зорин - мой одноклассник и друг:

«Его мама работает на мясокомбинате и их частный дом «завален» колбасой и мясом. Мы с ним разные по темпераменту. Он домосед и много читает, но меня с ним сближают рисовые с мясом «ежики», которые замечательно готовит тетя Вера. Они очень вкусные!»

Санек замедлил шаг и остановился как «вкопанный». Смотрю сквозь приоткрытые веки на его испуганное лицо, а он на флакон из которого в мою руку капает темная густая кровь, затем на торчащую из моего носа трубку. Стоит молчит, а в руке «авоська» с алюминиевой кастрюлькой. Лицо его бледнеет, и развернувшись он идет к выходу. Затем вернувшись, отдает маме «авоську» и быстро выходит из палаты.

Удивленный, спрашиваю:

- Мам, неужели я такой страшный?

- Сынок! С чего ты это решил?

- Братья приходили, на меня старались не смотреть и Сашка убежал.

-Не обращай на это внимание. Братья в больнице никогда не были – им все в диковинку, а Саша, видимо крови боится. А ты у меня совсем не страшный, а очень даже красивый – помолчав тихо добавляет: - Тетя Вера передала тебе «ежиков». Они еще теплые, может поешь?

Отрицательно машу головой…

Ночью просыпаюсь – мама разнимает сложенные на груди мои руки и укладывает их вдоль туловища

- Мам, зачем? Мне так удобней спать.

- Нет! – твердо говорит она и я не смею противиться…

28 ноября 1968год.

Пришел брат Колька, как всегда, с прилизанной прической на голове, в идеально выглаженных брюках и начищенных до блеска остроносых с набойками ботинках.

«Школу он бросил после восьмого класса. Год назад устроился на мотовозоремонтный завод, учеником слесаря. Через три месяца сдал экзамен на второй разряд и в свои шестнадцать лет работает самостоятельно. Вечерами брат с дружками мотается по улицам поселка - вместе с ними орет блатные песни».

Мама встречает его недовольным ворчанием.

- Опять в своих ботинках! Другой обуви не нашел? Посмотри – она указала на соседа с культями кистей: - У него мороз отнял пальцы рук, а будешь так обуваться, останешься без пальцев ног.

- Мам, не кричи – сам разберусь. Может мне еще в валенках прийти в больницу?

- И пришел бы! Здесь можно переобуться в шлепанцы. Телеграммы Ване с Петей отправили?

- Да! Я отправил еще вчера вечером. Не знал как телеграмму оформлять, но хорошо дядю Толю Евсевьева возле дома встретил. Он помог. Стал про Сашку расспрашивать, а когда я сказал, что иду на почту, сам предложил пойти со мной.

Мама удивилась:

- Надо же! Никогда бы не подумала на него – обернулась ко мне: - Сынок, Анатолий Макарович интересуется твоим здоровьем и помогает нам.

Не понимаю, почему мама удивляется этому?

«Семья Евсевьевых живет в соседнем подъезде нашего дома. Его сын Вовка – мой друг, старший сын Колька - дружит с моим братом Иваном, а младший Юрка – одноклассник и товарищ Сережки. Да и сама мама с тетей Раей Евсевьевой – подруги. Правда до этого, дядя Толя к нам относился «прохладно», не вникая в наши меж-семейные отношения.

Анатолий Макарович является единственным сыном Макара Евсевьевича Евсевьева - просветителя мордовских народов, написавшего еще вначале двадцатого века первые школьные учебники на эрзя и мокша языках».

Под тихий мамин разговор с братом дремлю, затем засыпаю…

29 ноября 1968год.

Возле моей кровати – профессор, заведующий отделением, лечащий врач. Профессор ведет осмотр. Живот мой огромный, любое прикосновение к нему, вызывает боль. Иван Ильич ловит на себе вопросительный взгляд мамы и решительно заявляет:

- Уланова! Сашу необходимо повторно оперировать!

Мама вздрагивает. Пауза затягивается. В разговор вступает заведующий – Иван Никифорович:

- Видите, мамаша, сегодня пятый день, а кишечник у Саши к сожалению не функционирует. Ждать больше нечего. Соглашайтесь!

Мама в замешательстве смотрит на меня.

- Сыночек, ты согласен?

Киваю головой. Профессор одобряюще похлопывает меня по руке.

- Ладненько, постараемся тебе помочь. Не боишься?

Слабость и слипшие губы не дают открыть рот – отрицательно машу головой.

Врачи ушли:

- Сыночек, потерпи еще раз. Все будет хорошо, ты все выдержишь.

Нащупываю ее руку и улыбаюсь. Мама нежно сжимает мою кисть…