Осторожно сажусь – все плывет перед глазами.
Волна тошноты поступает к горлу. Несколько минут сижу обескураженный. Головокружение постепенно уменьшается, в глазах прояснилось, но боль по-прежнему разливается по всему животу. Придерживаясь за спинку кровати медленно встаю, ноги предательски дрожат. Беру стакан, иду искать воду.
Через открытые двери палат вижу ходячих и лежачих больных, но зайти стесняюсь. К счастью с противоположной стороны коридора, заметил узкую дверь с характерным рисунком - мужской туалет. Захожу - прямо за дверью умывальник. С наслаждением припадаю к брызгающему холодной водой крану. Пью взахлеб, обливая лицо и пижаму – не могу остановиться. Вдруг вся выпитая вода, в один миг оказалась в умывальнике – вырвало. Стало лучше. Тошнота почти прошла, боли в животе уменьшились, но замерз. Наполняю водой стакан и довольный плетусь в свой «закуток».
Возле кровати стоит санитарка. Она раздраженно мне бросает:
- Больной ходячий, а я бегаю передачку ему ношу. Следующий раз сам спустишься.
Киваю головой, и санитарка уходит. Знобит. Укутавшись одеялом, разбираю передачку. В «авоське» между бутылкой кефира и литровой стеклянной банкой, завернутой в домашнее полотенце, нахожу сложенный вдвое тетрадный лист. На нем маминой рукой написано: «Саша, к тебе не пустили. Посещение разрешено только для тяжелобольных». Разворачиваю полотенце. В теплой банке плавает в бульоне большой кусок курятины, но вид еды вызывает приступ тошноты.
Наступил второй вечер моего пребывания в больнице. Позывы на рвоту участились. Согнувшись, прижимая руками живот, мелкими шагами «бегаю» в туалет - боюсь «осрамиться». Желудок постоянно «выбрасывает» в умывальник выпитую воду и неприятную горечь. С трудом дохожу до своего места. Силы покидают, живот болит при малейшем прикосновении. Хочется спать, но не могу найти удобное положение в постели. Измучавшись, в конце концов, засыпаю…
«Серая мгла. По бескрайней степи мчится табун лошадей. Пыль закрывает заходящее за горизонт огромное красное солнце. Живая темная масса надвигается все ближе и ближе. Вижу раздувающиеся ноздри разгоряченных коней. Хочу бежать, но «ватные» ноги не слушаются. Лежу съежившись от безумного страха на холодной земле, и каждое мгновенье ожидаю удара копытом».
Проснулся. «Как хорошо, что это сон! Ясно видел, летящие надо мной копыта и слышал тяжелое дыхание лошадей». Хочется спать. Тяжелые веки снова закрываются:
«Вновь мчатся надо мной кони. Понимаю - это сон, но все равно страшно. Неожиданно копыто бьет в живот».
Мгновенно просыпаюсь и трогаю живот руками - очень болит и вздут как «барабан». Лежу с открытыми глазами – на душе тревожно: - «Со мной не все в порядке». Что делать не знаю. Жду наступление утра…
26 ноября 1968 год.
Утро. Подошла сменная дежурная медсестра - ровесница мамы .Улыбнувшись подает градусник.
- Как самочувствие?
- Нормально, правда болит живот и немного подташнивает.
- Не волнуйся, пройдет. После операции, это у многих бывает.
Сказала и ушла. Не много погодя, смотрю на градусник - ртутный столбик показывает на шкале 39.2 градуса. Медсестра взяв его – уже не улыбается.
- Скоро подойдет твой лечащий врач - Саушев Виктор Николаевич. Я ему доложу.
Жду врача.
Мелкая дрожь пронизывает все тело. Боли в животе не утихают. Рвотные массы подступают к горлу, видимо придется «осрамиться». Наконец слышу быстрые шаги. Подходит хирург и дежурная медсестра.
- Что у нас здесь случилось? - голос врача наигранно веселый, а взгляд насторожен и даже испуган.
Смутившись, прошу его:
- Пожалуйста, скажите, пусть принесут ведро. Меня сейчас вырвет.
Он обернулся к медсестре
- Нина Сергеевна! Принесите что-нибудь…
Рвало горькой темно-зеленой массой. Сполоснув водой рот и вытершись поданным медсестрой полотенцем, стараюсь не смотреть на врача:
- Извините.
Он садится на край кровати.
- Не бери в голову. Подними одеяло, нужно тебя осмотреть.
- Мне холодно - зубы отбивают мелкую дробь, расставаться с одеялом не хочется.
- Я не долго - Виктор Николаевич резко откидывает одеяло и распахнув мою пижаму - замер, уставившись растерянным взглядом на мой вздутый живот. Осторожно трогает его: - Очень болит?
- Да. Постоянно тошнит, мерзну и голова кружится.
Доктор прикрыв одеялом живот, мрачнеет.
- «Газы» из кишечника выходят?
- Нет. Из желудка постоянно отрыгиваю.
Виктор Николаевич осунулся. Смотрит на меня как бы желая что-то сказать, но передумав, встает с постели и уходит.
Следом забрав «судно» с моим «безобразием», покидает Нина Сергеевна…
Подошла медсестра, провожавшая меня в операционную. Она, сменив Нину Сергеевну, вновь заступила на дежурство.
- Здравствуй, Саша. - голос ее мягкий и внимательный:
- Виктор Николаевич переводит тебя в палату. Сам дойдешь или на каталке?
- Дойду! – безмятежно встаю. Пол подо мной «поплыл». Ослабевшие ноги дрожат, голова кружится. Не найдя другой опоры, кладу руку на худенькое плечо девушки. Идем медленно. Она поддерживает меня со спины.
- Саша, когда понадобится что-нибудь, обращайся, не стесняйся. Зовут меня – Нина Васильевна. Вас больных много, за всеми трудно уследить – говорит, будто извиняется.
- Хорошо - улыбаюсь: «Совсем девчонка, а уже Васильевна»
Мы входим в светлую с двумя большими окнами палату. Восемь коек в два ряда – все заняты больными, кроме одной. Ложусь на свободную. Осматриваюсь на новом месте.
Дверь широко распахивается и в палату входят два незнакомых врача, за ними Виктор Николаевич. Невысокий худощавый с проседью мужчина лет сорока, уверенно садится рядом. Другой, пожилой и грузный, встает поодаль. Тот, что сидит рядом, бесцеремонно откидывает одеяло и смотрит на живот, затем мне в глаза.
- Я заведующий хирургическим отделением – Пиксин Иван Никифорович. Он - взгляд его падает на пожилого мужчину: -профессор Клюев Иван Ильич, а Виктора Николаевича, ты знаешь - Иван Никифорович, осторожно, мягкими пальцами проводит по лоснящей коже моего вздутого живота: - Как себя чувствуешь?
- Хорошо - голос мой слабый - сухой язык еле шевелится.
- Видимо не совсем хорошо! Живот болит?
- Болит. Но мне же операцию сделали.
- Да уж…Сделали! - вторит он и продолжает: - Немного потерпи, нужно осмотреть тебя. Открой рот! - заведующий трогает пальцем язык: – Сухой.
Затем ворочая с боку на бок, мнет живот. Колотит пальцем по нему – звук как у барабана. Больно, но терплю - обещал же! Иван Никифорович вытаскивает из кармана фонендоскоп – слушает мой живот. Наконец, озабоченно обращается к профессору:
- Перистальтика не прослушивается. Без сомнения, парез кишечника. Иван Ильич, Вы будете осматривать?
- Нет - холодно отвечает профессор: - И так все ясно. Пройдемте в ординаторскую, там все обсудим - резко разворачивается и идет к выходу. Следом выходит Иван Никифорович. Последним, так и не сказав ни слова, Виктор Николаевич.
С удивлением осмысливаю происходящее - неожиданно стал центром внимания. Подходит Нина, держит на крышке от стерилизатора целую россыпь шприцев разного калибра. Интуитивно отстраняюсь от нее.
- Это мне!?
- Тебе, тебе и это еще не все! - нотки участия слышатся в ее голосе. Смущаясь, безропотно оголяю ягодицу, куда она одну за другой вонзает по очереди иглы: – Саша! Необходимо освободить твой кишечник. Будем это делать в палате, или потихоньку дойдешь до клизменной?
Представив унизительную процедуру на глазах у всех, уверенно говорю:
- Дойду...
